Валерия Вербинина - В поисках Леонардо
– Я так и не понял, – добавил он, оборачиваясь к Амалии, – какое отношение имеет вся эта белиберда о каком-то кузене, о каких-то убитых и каких-то украденных драгоценностях к картине Леонардо.
Волынский и Амалия переглянулись. На губах сановника заиграла легкая улыбка.
– Ах, Аркаша, Аркаша… – сказал Волынский, качая головой. – Разумеется, никакого отношения к нашему делу они не имеют. Но, вероятно, кое-кому будет любопытно все это выслушать.
– Не сомневаюсь, – сухо сказал Пирогов. – Но что за подарок вы собрались преподнести, который вознаградит императора за потерю Леонардо, хотел бы я знать?
– Так, приятный пустячок, – отозвалась Амалия беспечно.
– Пустячок… – процедил Пирогов сквозь зубы. – Вы не выполнили задания, которое вам дали, и еще имеете наглость…
Амалии надоело стоять со свертком в руках, и она села.
– Кого мы, собственно, ждем, ваше высокопревосходительство? – спросила она.
– Вряд ли его императорское величество снизойдет до встречи с вами, – отозвался Волынский, тщательно выбирая слова. – Я полагаю, он пришлет генерал-адъютанта Корсакова ознакомиться с вашим докладом, и то хорошо. Возможно, вместо Корсакова явится камергер Толстой. Этому, пожалуйста, никаких подробностей, он их терпеть не может.
– А я вам говорю: нечего тут докладывать, – вполголоса пробурчал Пирогов. – Ничего она не нашла.
– В отличие от вас, сударь, – съязвила Амалия, чье терпение тоже имело пределы, – я работала, а не валялась на постели в смирительной рубашке.
– Я не виноват! – взвился Пирогов. – Этот чертов немец…
– Мало того, что вы дали ему себя обмануть, – не унималась Амалия, – так еще и спустили ему в карты все деньги, выданные вам на казенные расходы. Как вам не стыдно, сударь!
– Кстати, насчет денег, – весьма вовремя вмешался Волынский. – Они будут удержаны из вашего жалованья, Аркадий Сергеевич.
Пирогов промычал что-то сквозь зубы.
– И по-венгерски при мне тоже ругаться не надо, – сказал Волынский ласково, – я хоть и забыл этот язык, но некоторые слова все еще помню, да-с.
Пирогова аж затрясло, и, чтобы успокоиться, ему пришлось несколько раз пройтись по комнате.
– Из-за вас и вашего нестерпимого самодовольства, – заявил он Амалии, – я стану женоненавистником.
– В добрый час, – отозвалась барышня Тамарина безмятежно. – Давно пора.
Пирогов хотел сказать еще что-то колкое, но тут без всякого предупреждения распахнулись двери, и в комнату вошла целая толпа народу. Впереди шел господин в летах, седоватый, с выпуклыми глазами и ухоженными бакенбардами. Его изображение Амалия видела тысячу раз, если не больше. Сбоку от него топтался другой, помоложе, с умными глазами и с бородой лопатой, обликом несколько смахивающий на медведя. Замыкали шествие три разномастных генерала и сановник в чинах, с лентой Белого Орла, которого Амалия не знала.
При появлении всех этих людей Волынский оживился чрезвычайно, вытянулся в струнку и пригладил жидкий венчик волос. Пирогов, захваченный врасплох, переводил глаза с одного на другого. Он поклонился, но, видимо, решив, что этого недостаточно, поклонился еще раз и гораздо ниже. Впрочем, на него никто не смотрел. Глаза вошедших были устремлены на хрупкую барышню, которая грациозно поднялась с места и без всякого смущения протянула императору Александру лилейную ручку, которую тот, опять-таки без всякого смущения, галантно поцеловал.
Вслед за тем император обратился к действительному тайному советнику.
– Ну, здравствуй, здравствуй, Петр Еремеевич… Рад тебя видеть. – И Амалии: – Вы, если я не ошибаюсь…
– Амалия Константиновна Тамарина, ваше императорское величество, – сказала барышня, розовея и приседая.
Можете счесть это банальным совпадением, но два генерала из свиты разом подкрутили усы и выпрямили спины. Коренастый «медведь» с любопытством уставился на барышню, часто моргая.
– Амалия, – задумчиво повторил император. – Редкое имя! Очень красивое имя!
Сановник из свиты улыбнулся, но Волынский поглядел на него так, что сановнику враз расхотелось улыбаться.
– Мы о вас наслышаны, – продолжал император более чем любезно. – Прошу вас, присаживайтесь. И вы, господа, тоже…
«Медведь» фыркнул и сел первым. Амалия опустилась на ближайший стул, и император устроился рядом с ней. Все остальные, несмотря на приглашение, остались стоять.
Александр заговорил с Амалией по-французски. Они беседовали о том, как она находит Париж, о петербургском высшем свете, в котором Амалия, как оказалось, почти никого не знала, и о ее семье. Генералы у дверей переминались с ноги на ногу, не решаясь вмешаться в столь важную дискуссию.
Наконец Волынский подался вперед и кашлянул.
– Ах да, Петр Еремеевич… Так что там за дело? Та самая картина, из-за которой у добряка Урусова вышло столько неприятностей?
Волынский утвердительно кивнул и вкратце напомнил, как князь Урусов внес задаток, как Висконти исчез с картиной, как агент Пирогов, здесь присутствующий, выяснил, что их одурачили, как удалось напасть на след Висконти в Париже и так далее. Также он упомянул, что послал Амалию в Париж – страховать Пирогова и следить, как бы он не стал жертвой несчастного случая, подстроенного коварными врагами.
– А теперь, – сладко улыбаясь, изрек советник, – я передаю слово барышне Тамариной. Она лучше меня расскажет о всех перипетиях их нелегкого пути.
Амалия, очень мило краснея, рассказала, как она разоблачила лже-Пирогова, как на борту встретилась со своим родственником (само собой, она не стала упоминать, что им оказался тот самый германский агент, который упек Пирогова в сумасшедший дом) и как они плыли до Нью-Йорка. Император смеялся от души и поглядывал на очаровательную рассказчицу весьма благосклонно, «медведь» все фыркал, генералы переглядывались и иногда тоже позволяли себе конфузливый смешок. Когда Амалия закончила свою историю, император одобрительно кивнул.
– Очень интересно… Но получается, что в багаже Мерсье вы нашли только копию Леонардо, так? Кстати, как вы определили, что это копия?
– Поднеся ее к лицу, я уловила свежий запах краски, – пояснила Амалия. – У меня довольно тонкое обоняние, и я сразу же поняла, что это подделка.
Император Александр вздохнул.
– Бедный Урусов, – сказал он вполголоса. – Сколько хлопот, и все оказалось зря.
– Я бы так не сказала, ваше императорское величество, – отвечала Амалия. – Подлинный, настоящий Леонардо здесь, со мной.
Волынский остолбенел. Император, казалось, пребывал в недоумении.
– Вы хотите сказать, что «Леда» здесь, с вами?
– Да, ваше императорское величество.
– Однако вы не сказали, как… – Император остановился, о чем-то раздумывая. – Хорошо, – решился он, – давайте взглянем на нее.
Он поднялся с места. Амалия взяла сверток, развернула его, достала картину и положила ее на стол.
– Вот она, ваше величество.
Все присутствующие подошли поближе, чтобы хорошенько разглядеть знаменитый шедевр.
– Но, отец, – подал голос «медведь», – это же никакой не Леонардо! Это голая ж. а, и больше ничего!
Надо сказать, что наследник престола Александр Александрович не слишком церемонился в выборе выражений. Впрочем, факт остается фактом: с картины на зрителей бессмысленно таращилась неизвестно кем намалеванная одалиска, в которой не было ни капли сходства с «Ледой» маэстро да Винчи.
Лицо Волынского покрылось пятнами. Пирогов злорадно ухмылялся. Ай да барышня – ну надо же так обмишуриться! Ни черта, бедняжка, не смыслит в живописи.
Амалия достала из сумочки небольшую черную книжечку, похожую на записную.
– В каком-то смысле вы правы, ваше высочество, – отнеслась она к цесаревичу. – Но не совсем. Чтобы превратить эту картину в «Леду», мне потребуется стакан воды, лимон, соль…
– Бога ради, – пролепетал Волынский, – что вы еще задумали?
– А также уксус и кисточки, – закончила Амалия перечислять и улыбнулась так, что двое генералов из трех почувствовали сердцебиение, а третий в затаенных глубинах подсознания тихо возжелал овдоветь как можно скорее. – Если ваше императорское величество соблаговолит доставить сюда все, что я назвала, вы убедитесь, что я не лгу.
– Однако… – сказал император в замешательстве, – вы… э… Корсаков, распорядитесь.
И Корсаков распорядился. Да так умело, что через десять минут император держал стакан, а наследник отсчитывал капли лимонного сока, уксуса и щепотки соли. Волынский же, отойдя в сторону, тайком утирал пот со лба.
Амалия взяла кисточку, обмакнула ее в смесь, приготовленную точно по рецепту из записной книжки Висконти, и провела кисточкой по картине. Краска сползла, и вздох изумления вырвался из грудей присутствующих. Через секунду император вооружился другой кисточкой, а третьей завладел наследник, не подпустивший к ней Корсакова, и все втроем стали смывать верхний слой краски.