Леонид Словин - Жалость унижает ментов и бандитов
В Ленинской комнате стояла полная тишина.
— Они потрудились и выработали ис-то-ри-че-ские, — он произнес это слово по слогам, чтобы все оценили значение проделанной делегатами работы, — решения, которые нам с вами претворять в жизнь… Но сейчас трудная работа их уже позади — у них праздник. И теперь — наш с вами черед — праздник делегатов ничем не должен быть омрачен!
Игумнов снова поймал на себе взгляд начальника КГБ, ему показалось Козлов следит за ним, присматривается внимательнее обычного.
«Что-то готовит. Или приготовил…»
«Чао, бамбино! Мы еще встретимся!..» — пообещал ему комитетчик во время их последней встречи.
«Да хрен с ним, с Козловым!» — Он отвел взгляд от своего недруга.
— Кто-то из делегатов съезда сегодня может и оказаться выпивши… Да!
Начальник отдела, наконец, выбрел на прямую дорогу.
— Надо его понять. И может закрыть на это глаза. А то ведь у нас как? Увидят — порядочный человек выпил и сразу рычат! Словно никогда и не нюхали! А сами — в праздник и не в праздник — нальют бельма!..
Личный состав развеселился.
Картузов почувствовал настроение.
— Еще одна тонкость. Делегаты везут сувениры. Для них в Кремлевском дворце работали магазины. Киоски. Некоторые непременно что-то приобрели на память о съезде, о Москве. Их можно понять. Так что вещей окажется побольше, чем когда они ехали сюда. Надо это тоже учесть!
— Кубинцы справятся! — выкрикнул кто-то.
— Кубинские слушатели, которые повезут вещи из гостиниц, уже получили подкрепление…
— А много у них вещей? — интересовался все тот же голос.
— Поставь себя на их место и сам ответь!
— Я на их месте никогда не буду!
Картузов не ответил. Начальник Управления генерал Скубилин был краток. Взглянул на часы, предоставил слово министерскому генералу в штатском. Тот был тоже немногословен. Обращался он к Скубилину, но текст предназначен был всем.
— Начинайте готовить приказ о поощрении личного состава, Василий Логвинович.
Обязательно дойдите до каждого милиционера, сидящего здесь. Он тоже внес свою скромную лепту… Никого не забыть!
В зале задвигались.
— Все по полной программе. Денежные премии, ценные подарки, грамоты. Особенно отличившихся представьте в приказ для поощрения министром. Все…
Он уже шел к дверям…
— Товарищи офицеры!..
После инструктажа с хода двинулись к местам дислокации.
Автобусы с делегатами были уже на подходе.
«Рафики» кубинцев, доставлявших вещи, еще задерживались.
Вокзальные носильщики, начищенные, причепуренные, держали наготове вместительные тележки Отделения перевозки почты, запряженные электрокарами.
Неожиданно Игумнов увидел Качана, тот стоял в стороне — притихший, неулыбчивый. Что-то изменилось в нем — Игумнов не мог понять.
— Как ты? — Спрашивать, где тот был, не стал.
«Может с Веркой что…»
— Не болеешь?
— Настроения нет.
Так и было.
Без Верки родной вокзал сразу стал скучен, пуст. Веркина мать сообщила последние новости. Они оказались неутешительными.
Вернувшись в камеру хранения, Динка все рассказала в служебке. Кто-то тут же стукнул начальнику станции. Еще кто-то, а может и сама Динка, тут же позвонил Верке домой, рассказал супругу о скандальном поведении жены.
Зареванную Верку после бессонной ночи в Барыбине на станции встречал разъяренный муж. Он не пошел на работу, ждал жену. Верка не была готова к разговору, во всем призналась.
— На вокзале она теперь не появится, — заключила мать. — Уволится. Но, кажется, и муж ее бросит. Сегодня поехал к своей матери. Что та посоветует…
Игумнов, разумеется, ничего об этом не знал.
Спросил еще:
— Насчет Николы — в курсе?
— Да. Я думаю, это кто-то из черных.
Игумнов был в этом уверен:
— Я видел Эдика с кодлой. Там был один. С металлической трубкой. Маленький, метр с кепкой.
— Он из охраны «Аленького цветочка».
— Таймасхан. Когда отправим поезд, я дам ориентировку.
Качан сам спросил:
— К Николе в больницу поехали?
— Тебя не нашли — Картузов обещал послать Карпеца.
— Да? — Качан удивился. — Я видел Карпеца у депутатской. Он там за адьютанта. С рацией. Может уже вернулся?
Игумнов по-блатному заскрипел зубами. Все шло не по-людски.
«Сейчас у нас главное — избранники! А Никола?!»
Телефоны в дежурке снова накалились от звонков. Трубка жгла ухо.
Сведения о передвижениях депутатов все, даже КГБ, предпочитали узнавать у дежурного — из первых рук…
— Алло! Игумнов там далеко?..
— Да вот только вошел! Игумнов возьми трубку…
— Слушаю!
Он только успел переговорить со справочной больницы, потом с экстренной хирургией. Никола все еще был на операционном столе.
— Ну как там, в Инспекции? — У телефона был начальник розыска с Белорусского. — Отбился от Исчуркова?
— Все нормально, — Игумнов уже успел остыть.
— Я чего звоню? Может встретимся, посидим? — Ему еще казалось, что Игумнов может остановить надвигающуюся беду. Что-то притормозить. У вас когда проводы?
— Уже идут.
— Жаль. А то хотел тебя позвать.
— Ты где?
— Паримся. Место отличное. И машина есть. Может послать за тобой?
Особенно близки они никогда не были. Еще утром он листал уголовно-розыскное дело. Оба знали, что в нем липа. Не только они. И его начальник, и Скубилин. И транспортный прокурор…
«Вот как обернулось…»
— Спасибо. В другой раз.
— Смотри. Мой шеф может отпросить тебя у Картузова.
— Хотел поговорить?
— Да. Есть нюансы…
«Белорусс» был свой брат — розыскник. С ним было хоть на задержание, хоть в парную…
Теперь все менялось.
Дело об убийстве милиционера выглядело первой ласточкой.
До многого можно было дойти, чтобы угодить начальству, чтобы генералу и транспортному прокурору, и заместителю министра было чем отчитаться перед министром, перед ЦК КПСС, перед Съездом.
— Ладно. Бывай. Может еще обойдется…
— Не думаю. Транспортного прокурора всегда вытащат. А крайнего найдут среди нашего брата. Да что я тебе говорю… Сам знаешь…
Пора было возвращаться на платформу.
— Внимание! — раздалось одновременно во всех рациях.
По вокзальному радио грянули «Прощание славянки».
С площади показался въезжающий на перрон «Икарус» с депутатами. Впереди шла патрульная машина ГАИ. Стреляя вращающимся светом над кабиной, описала полукруг.
«Бакланов прибыл…»
За первым показались и другие автобусы. Партийные избранники ехали весело. С песняками.
Цепочка милицейского охранения развернулась, пропуская «икарусы».
Блестящие, только что из мойки, автобусы выстраивались в безупречную линию, бампер к бамперу. От депутатской, от черных «чаек» с цветами и улыбками к «икарусам» потянулись провожающие.
— Делегатам исторического Двадцать седьмого… — заорали в мегафон.
— Га-га-га… — отбило от стен.
— Ура-а-а!
— Ма-лад-цы!.. Ма-лад-цы… — наддала многоголосая группа скандирования.
А в это время от выходного светофора чистенький отдраенный электровоз уже подавал к перрону фирменный состав.
Первым подрагивал на стыках вагон члена Политбюро — Первого республиканского секретаря — проверенный, простуканный, пронюханный специально тренированными собаками.
В пути следования спецвагон автоматически становился последним внешне ничем не отличающийся от других — не знающий толчков, бронированный, с салоном, спальней, автономной системой электропитания и связи.
— Внимание, внимание… — билось в милицейскмих рациях. — внимание…
Делегаты уже покидали автобусы — разгоряченные, довольные, с одинаковыми новыми кейсами-«дипломатами» — подарками участникамсъезда, со свертками из Книжной Экспедиции; с сумочками, баулами, цветами. Направлялись к составу.
Остальные вещи должны были привезти кубинцы. Они все еще не подъехали.
— Товарищи депутаты… — гремел магфон распорядителя. — Не будем спешить в вагоны…
Дальше шло ставшее уже привычным надоевшее словоблудие:
— Давайте еще раз насладимся обликом любимой столицы… Перед нашим мысленным взором снова возникает незабываемая панорама Кремля… — В конце прозвучал неназойливый совет. — Дадим возможность охране и сопровождению принять вещи, которые сейчас доставят из гостиниц и разнесут по купе…
На короткий момент волна сановных провожающих двух ведомств накрыла вместе Картузова с начальником Управления Скубилиным. Встречи и проводы делегатов были их общим ярмом. В отсутствии подчиненных они были избавлены от того, чтобы кривить душой.
— Баба с возу… — Генерал Скубилин покосился на «икарусы».
