Фридрих Незнанский - Звонок другу
— На Ефимовой трупы висят, как игрушки на елке, — вставил Грязнов. — Собственный муж и охранник, омоновец из Питера. Ее отпечатки совпали с пальчиками на стволе ОЦ-22. Я уже звонил Гоголеву, порадовал.
— А Ефимова от убийств-то и не отказывается. Она у нас теперь сумасшедшую симулирует. Хохочет, платье на себе рвет. Вы бы ее видели!
— Это все хорошо, но все же операция осложнилась. Кто мог знать, что там появится Нережко? — Грязнов перевел взгляд на Лаврову и вздохнул. — О господи…
Выглядела Аня устрашающе. Удары, силу которых она не чувствовала в «гестаповских застенках», на следующий день напомнили о себе в полной мере. Болело все тело, каждая клеточка, словно ее пропустили через мясорубку. А уж что касается лица… Лицом это назвать было сложно. Оплывшее, расцвеченное разных оттенков синяками, пробивавшимися сквозь толстый слой пудры.
— И Голованов у нас — раненый боец. «Голова обвязана, кровь на рукаве…»
— Ерунда. Это меня осколки стекол посекли…
— Хорошо, что хоть как-то хату их вычислили. Как ты нашел?
— Любовница Коробова пригласила Аню на встречу, а я дал ей диктофон… — Голованов рассказывал, Аня кивала. — И надо же, этот Коробов привез ее именно на эту квартиру! Видимо, в панике. Тем более что она рядом с центром. А я, дурак, номер дома помнил, а квартиры — забыл!
— Я сама виновата, — произнесла разбитыми губами Лаврова.
— Ну, это-то ясно как божий день! — усмехнулся генерал. — А в чем виновата?
— Наследила в квартире. Он понял, что там кто-то был. А поскольку последней с Медведевой виделась я, он меня и вычислил. Так я думаю.
— Понятно… А что же ты, голубушка, мне этого раньше не сказала, до начала операции?
— Вы бы не разрешили мне участвовать.
— Не разрешил бы! — рассердился вдруг Грязнов. — Тебя убить могли еще там, в бизнес-центре! И ты, Голованов, хорош! Ты же знал об этом? Почему молчал?
— Потому что ей нужно было в этом участвовать! Как ей иначе жить-то дальше?
— Ладно, Слава, что ты кипятишься? — заговорил Турецкий. — Победителей не судят. Где тот Коробов?
Нет его. И где наша Аня? Среди нас. Честно говоря, я, Аня, не симпатизировал вам поначалу. Каюсь.
— Я себе сама не симпатизировала, — откликнулась Аня. — Да и сейчас…
— Что — сейчас? — спросил Турецкий.
— Все, что было, то и осталось. И смерть Зои, и еще Медведева — она ведь, по сути, из-за меня погибла. Да и сама Третьякова… Я когда пленку увидела… Была же она когда-то хорошей девочкой…
— Была. Но, знаете ли, каждый маньяк тоже был когда-то хорошим мальчиком. И некоторые даже посещали музыкальную школу. К сожалению, хорошая девочка умерла на той даче, в руках подонков. А возродилась из пепла очень опасная и хищная птица. И сколько жизней она могла бы еще погубить — никому не известно… Что до остального — на войне как на войне. Жертвы бывают с обеих сторон.
— Мне одноклассники звонят, расспрашивают. И про Скотникова… Ведь он был другим! Как, почему, когда и он превратился в такое чудовище? Как все это объяснить?
— Нужно объяснять! — Турецкий заговорил резко и непривычно для него. — Потому что этот дракон, которого мы сегодня обезглавили, он обрастет новыми головами, вот увидите! Сегодня они эксплуатируют нашу веру в друзей, а завтра придумают новую приманку, насаженную на смертоносный крючок. И всегда — наивную надежду на бесплатный сыр. Хитроумные пиарщики напишут им новые сценарии. И новые идолы придут управлять паствой. Так что приходится постоянно напоминать людям, что они должны оставаться людьми. Такая вот тавтология. И вы более других имеете на это право. Вы свой позор смыли собственной кровью.
— Верно, Саня! Ты прав, победителей не судят! — не удержался Грязнов-старший. — Я и сам хотел так сказать… Ты меня опередил. Прошу налить! — Он поднял рюмку и торжественно произнес: — Я, друзья, хочу склонить свою почти седую голову вот перед этой молодой женщиной, которая нашла в себе силы выбраться из черной дыры лжи и предательств и вступить в бой со сворой мошенников и убийц наравне с нами, солидными мужиками-профессионалами.
— Молодец, Аня! — Мужчины потянулись к ней с рюмками. — Молоток, Анька!
— А как она берет заложников!
— Что там заложник! Она целый МУР чуть не взяла!
— А как она поет? Каллас отдыхает!
— И под пулями не испугалась…
— Что вы! Еще как испугалась!..
— Да как же ты с ними почти час наедине?
— Я потом расскажу.
— Как же ты про мышь-то сообразила?!
— Это от ужаса. Надеяться было не на кого. Только на мышь…
Мужчины смеялись. И продолжали выпивать за ее здоровье. Заботливый Голованов припас для Ани соломинку, через которую она потягивала вино.
Затем поднялся Грязнов-младший и серьезно проговорил:
— Прошу тишины! Анна Николаевна приняла участие в боевой операции с риском для жизни, а коллектив «Глории» считает, что рисковать жизнью — это работа, и не самая легкая. И она должна оплачиваться.
Он вынул из стола конверт и протянул Ане.
— Вот, Анна Николаевна, это ваша зарплата. Здесь очень приличная сумма. Хватит долги раздать и еще останется.
Аня отпрянула.
— Зачем? Я же не просила… Мы так не договаривались…
— Помолчи-ка! — сурово оборвал ее генерал Гряз-нов. — При чем здесь просила ты или нет? Ты своих товарищей отказом не оскорбляй. А то и их труд вроде как тоже ничего не стоит? А он стоит! Дороже чести и жизни ничего нет. Бери деньги, Аня! Ты их заработала!
Аня подняла глаза на сидевших за столом мужчин.
— Спасибо, ребята. Я не знаю, что сказать… — Распухшие губы дрогнули. Она поспешно поднялась и вышла из комнаты. Голованов ринулся было за ней.
— Сиди! — остановил его генерал. — Ей сейчас просто нужно побыть одной.
В последнюю неделю лета они приехали в Пушкинские Горы, остановились в гостинице и несколько дней бродили по удивительной красоты местам, где никто из них до сих пор не был.
Городское кладбище раскинулось на горке, напротив Святогорского монастыря. Огромные деревья, клены и дубы шумели листвой над могилами. Они быстро нашли могилу с Зоиной фотографией. Та улыбалась нежно и чуть печально.
Анна вспомнила, что Зоя одно время хотела переехать сюда, в заповедник. Жить среди изысканных, талантливых, благородных призраков прошлого. Что ж, она оказалась среди них.
Аня положила цветы.
— Ну вот, Зоя. Я к тебе приехала, потому что теперь могу… попросить прощения.
Сева притянул ее к себе, другой рукой обнял Светланку.
— Она тебя простила. Видишь, она улыбается? Это нам. Это тебе.
На обратном пути за рулем сидела Светланка.
— Так, хорошо! Переключай на третью, молодец! Не гони лошадей, ишь разогналась! — Как бы сердился сидевший рядом с ней Голованов. — По попе получишь!
Светланка хохотала и ничуть его не боялась.
«А они действительно подружились», — улыбнулась про себя Анна.
В этот момент машина как-то странно вильнула и стремительно въехала в глубокий кювет.
Они выбрались на дорогу. Анна ощупывала, оглядывала Светку и Севу, причитая:
— Ну что же ты наделала? Господи! Ничего не болит? Лоб рассадила! А у тебя, Сева? Боже мой, машина по самые уши в яме! И что теперь делать? Вокруг ни души! И скоро ночь!
— Спокойно, старушка, не пыли, — улыбался Голованов. — Это такая ерунда! Мы с этим справимся!
Солнце опускалось за горизонт. Гладкая лента шоссе разрезала тесные ряды деревьев. Темно-зеленые ели и тронутые первыми осенними красками березы, желтый придорожный песок — все переливалось в багряных солнечных лучах.
