Владимир Киселев - Воры в доме
— Какой Сашка? — не понял Шарипов.
— Был такой человек, — ответила Зина.
— Хорошо, — сказал Шарипов.
Молча он наблюдал за тем, как Зина взяла носовой платок, сложила его в несколько раз и стала ножницами вырезать на нем узоры, как это иные делают на бумажных салфетках.
— Этот человек целился ему в голову или случайно попал?
— Целился, — ответил Шарипов. — Их там обучают стрелять по звуку.
— А ты бы стал стрелять в людей, если бы было так безвыходно, что решил покончить с собой?
— Не знаю, — ответил Шарипов. — Могло случиться и так, что стрелял бы.
— Лучше все-таки не стрелять.
Она разложила на столе платок так, что сквозь прорезанные ею отверстия проглядывала темно-синяя скатерть.
— Больше никого не нашли? — спросила Зина.
— Нет. Пока не нашли.
Эта смерть сделала его таким подозрительным, каким он еще никогда не был. Он становился подозрительным, как Степан Кириллович. И боялся этого в самом себе.
Когда он проходил по вестибюлю гостиницы после обыска номера, он услышал, как человек, сидевший за столиком в ожидании, пока ему оформят документы, сказал своей собеседнице, молодой, нарядной женщине: «Ну и денек же сегодня. Кто умер, пожалеет».
Он резко повернулся и потребовал у этих людей документы. С каким негодованием предъявили они ему свои паспорта. Нет, они ничего не знали о событиях, которые здесь произошли. Это было случайное совпадение. Как говорили в таких случаях юристы: «Ошибочное умозаключение о причинной связи явлений на основании их совпадения во времени».
— Остались какие-нибудь чертежи или записи? — спросил Шарипов. — Новой конструкции пистолета? Которой Вася занимался?.. Перед этим?
— Нет, — сказала Зина. — Ничего не осталось. А если бы осталось, я бы не дала. Хватит пистолетов. Старых конструкций.
— Это не так, — строго сказал Шарипов. — Оружие нужно. Нам. Самое лучшее.
— А они сделают еще лучше, — глухо ответила Зина. — То они, то вы. А пока убивают.
— Пистолет не игрушка, — сказал Шарипов. — Пистолет — это средство в борьбе. Вася понимал, что это средство в борьбе. Хоть относился к нему, как к игрушке.
— Игрушка, — повторила Зина. — Но почему ему так разнесло голову?..
— Так всегда бывает, — сказал Шарипов.
Медицинский эксперт Суматров долго распространялся о том, что в соответствии с законом Паскаля, который говорит, что в жидкости давление расходится с одинаковой силой во все стороны и пропорционально площади, удар пули в жидкость равносилен взрыву внутри нее. Поэтому если выстрелить в наполненный жидкостью сосуд, или в арбуз, или яблоко, они разлетятся на куски. А при попадании в мозг разрывается черепная коробка. Раньше это явление объясняли гидравлическим давлением, возникающим при ударе пули в жидкость, но известный немецкий баллистик Кранц доказал экспериментально, что пуля придает частицам тела, в которое попала, значительную кинетическую энергию. Эти частицы становятся сами как бы маленькими пулями и, в свою очередь, передают энергию соседним частицам…
— Так всегда бывает, если пуля попадает в мозг, — повторил Шарипов.
Зина молчала. По лицу ее прошла странная судорога — такая, словно щеки сдавили ладонями и оттянули книзу, к подбородку.
— Врач приходил? — спросил Шарипов.
— Приходил. Другого не надо присылать, потому что и другой, так же как этот, признает меня нормальной. Только напишет в справке, что я пережила тяжелое потрясение. Так ты это и без него знаешь. Послушай, Шарипов, — сказала она с неожиданной силой, — почему так получается? Почему, как только убили вашего товарища, вы все стараетесь посадить в сумасшедший дом его жену? Чтоб не возиться с ней? Так со мной не нужно возиться. Дайте мне только немного прийти в себя.
— Зачем ты выдумываешь такую чепуху? — сурово сказал Шарипов. Прежде он обычно избегал говорить ей «ты». — Никто не собирается от тебя избавляться. И если тебе в голову приходят такие мысли, то это в самом деле мысли нездоровые и страшные. Тебе нельзя быть одной. Если хочешь, давай я пока здесь поселюсь. А потом, когда женюсь, будем жить вместе. — И, предупреждая ее возражения, продолжал: — А если это не годится, давай придумаем что-нибудь другое. Может быть, пойдешь работать в больницу, чтобы быть как-то с людьми.
— Ты никогда не замечал, что у меня дрожат руки? — спросила Зина.
— Нет, не замечал, — ответил Шарипов резко.
— А они дрожат. Ты бы хотел, чтобы тебе сделала укол медсестра с дрожащими руками?
— Значит, нужно пойти санитаркой, — сказал Шарипов.
— Я уже была санитаркой, — улыбнулась Зина. — Я уже два раза была санитаркой. Выходит, что придется пойти в третий. И вот потому-то не нравится мне твоя Ольга. А может быть, я ей и завидую… Завидую, что если бы в тебя выстрелил человек, который умеет точно попадать по звуку, то она бы в санитарки не пошла.
Глава сорок пятая,
в которой друзья едят форель и справляют поминки по Ведину
Передавал нам Абу Бекр Мухаммед ибн Исхак, со слов Яхьи ибн Али ибн Рифаа, известного в обоих Ираках своей правдивостью, ссылавшегося на Абу Али аль-Хасана ибн Касима-египтянина, который ссылался на Мухаммеда, сына Закирии аль-Алляни, говорившего со слов своих наставников, а последний из них опирался на Саида ибн аль-Муссаяба и сына его Абдаллаха, да будет доволен аллах ими обоими, что оставил Абу Убейд аль-Касим иба Аббас, да благословит его аллах и приветствует! — для людей восемнадцать мудрых изречений, среди которых есть такое: «Мало, очень мало знаем мы о людях, о причинах их поступков, слов и мыслей, и в этом большое счастье для людей и милость аллаха. Ибо если бы мы знали больше, мы не смогли бы осудить ни одного человека».
Абдаллах ибн Юсуфаль-АздиСтепан Кириллович взял из багажника автомашины саперную лопатку и прокопал перпендикулярно к крутому глинистому берегу речки длинную узкую канавку глубиной в руку до локтя. Он накрыл ее сверху прутьями и дерном, а в конце устроил круглую яму. В канавку сложили сухой хворост вперемежку со свежими ветками, затем из заполненной водой ямы, которую они вырыли на самом берегу, он вынул с десяток отливающих радугой форелей. Он сам выпотрошил их, и, убедившись, что форели хорошо просолились в яме на берегу, куда они высыпали пачку соли, он натыкал рыбу на прутья и развесил ее на стенках круглой ямы.
Лоза загорелась, и по канаве, как по дымоходу, в круглую яму потянулся горячий и густой дым свежей лозы.
Он сделал все, как учил его когда-то этот анархист Лопес, который вначале хотел его расстрелять, а затем стал его другом. Даже лоза была похожей и та же самая чудесная рыба горных ручьев — форель.
Да, это уже было, думал Степан Кириллович. Так же сверкала река и точно так же на дорогу выбежал такой же белый осленок с большими черными глазами, длинными ушами и сморщенным лбом.
Но вино было другое, не «Гурджаани», но очень похожее на «Гурджаани» — «Вельдепеньяс» из Сьюдад-Реале. И еще они пили тогда дешевую водку «Манцанилла» из Хереса. И закусывали они тогда козьим сыром, белым хлебом и еще уксусным соусом, в который был густо, как рис, накрошен лук.
«Да, — думал он, — и такое же палящее солнце, и ослики, которые паслись невдалеке, пощипывая своими мягкими, бархатными губами колючки, вонзающиеся в человеческие руки, как иголки. И не потому ли меня всегда так тянуло в Таджикистан, что это во многом похоже… И так же мы готовили рыбу, когда шальная, а может быть и не шальная пуля — не знаю до сих пор — попала в шею Бернардо. Только рыбу натыкал на прутья Лопес, а я перчил, и он все требовал побольше перца…
И все-таки, — подумал Степан Кириллович, — когда говорят «история рассудит», это не громкие слова, а только подтверждение человеческого опыта, который показывает, что история впоследствии все довольно точно расставляет на свои места…
И только иногда… Не могу понять, до сих пор не могу понять, каким образом этот высокий, смешной человек в пыльном шерстяном костюме цвета пакли, с большой флягой на боку, этот Хемингуэй мог сразу понять… Ведь он знал меньше нас и не сталкивался с Андре Марти, а все-таки написал, что Андре Марти — негодяй и предатель, а мы узнали об этом чуть ли не через двадцать лет после того, как он написал это, прямо и беспощадно написал это в своей книге…
Да, — думал он, поворачивая рыбу, — но история так или иначе все расставила по своим местам. А что же скажет она, эта история, о нашей жизни? Посмеется ли она над тем, что мы сидели на берегу и готовили по-испански форель и справляли поминки по Ведину в то время, как воры разгуливали в нашем доме, или подивится тому, как сложно, как непросто было нам оберегать свой дом и сохранять мир с соседями…»
Он всегда требовал от своих сотрудников, чтобы они, занимаясь самыми запутанными и сложными делами, вовремя завтракали и обедали и, если этого не требовали особые обстоятельства службы, вовремя ложились спать, и читали газеты и книги, и ходили в гости.
