Юрий Гаврюченков - Пожиратели гашиша
- Ну, чего встал? - Без понуканий Слава обойтись не мог. Марина тоже испытующе поглядывала на меня, и отступать было стыдно. Я взял золотой браслет и надел на запястье.
И ничего не случилось.
А что, в самом деле, со мной должно было произойти? Бред все это, дурь мистическая. Я приободрился и уверенно сунул палец в...
...Перстень. Этих собак - новых тамлиеров - следовало бы всех уничтожить! Развели меня как щенка, заставили выкупать священные Предметы, да еще и бесплатно работать на них. Ну ничего, моя месть еще впереди. Я зло прищурился и высоко поднял голову, прислушиваясь к ощущению внутренней силы. Могущество властелина душ! Я взял со стола Кинжал и посмотрел на Славу.
- Пойдем.
- Никак вспомнил? - догадался тот.
Мои губы зазмеились в холодной улыбке.
- А как же, - вкрадчиво сказал я.
Дураком надо было быть, чтобы не надеть их сразу. Сколько времени потерял! Впрочем, еще не поздно навестить наших героических друзей. Вытрясти из них рыцарский дух я поиграть, как кошка с мышкой.
Марина сжалась под моим взглядом. Ничего, с тобой вечером поговорим. Она все поняла по моей улыбке, без слов.
- Едем, - распорядился я.
- Вспомнил! - восторженно воскликнул Слава.
Мы направились в прихожую, я оделся и достал из угла меч.
- Зачем он тебе? - спросил компаньон. - Возьми лучше лопату.
Но там, куда мы направлялись, лопата была ни к чему. С тамплиерами я намеревался разделаться их же собственным оружием. "Поднявший меч от меча и погибнет!" Я вспомнил Истребителя. Где он теперь? - гниет под грудой валежника...
- Я сам разберусь, что лучше.
- Чего ты опять задумал? - заинтересовался Слава, но я не стал терять времени, мы спустились вниз и сели в "Волгу".
- Куда едем?
- К тамплиерам.
- Мы ведь рыжье хотели копать, - не понял Слава, но, увидев мою ухмылку, смолк.
Пока мы добирались до квартиры Готтенскнехта, я пристально всматривался в изумруд. Бесконечной глубины зеленая поверхность позволила мне прийти в нормальное состояние, и я понял, что прерывание Слияния только пошло на пользу. Для лучшего постижения свойств Предметов надо было заново ощутить прежнюю ничтожность. Только в контрасте с чувством слабости достигалось упоение своей силой, появляющейся при поддержке Предметов Влияния. Лишь бывший узник способен в полной мере насладиться свободой.
Чем ближе мы подъезжали к штаб-квартире Ордена, тем яснее я понимал, что появляться там нет смысла. Тамплиеров в квартире уже нет, и, кроме грандиозных неприятностей, ничего бояее меня не ждет. Догадка переросла в уверенность, когда мы оказались перед самым домом и надо было заворачивать во двор.
- Двигай дальше, - потребовал я.
Слава послушно нажал на газ и с удивлением повернулся ко мне: - Чего опять случилось?
- Палево там, - поделился я опасениями. - Засада. Я чувствую.
Слава шумно вздохнул, но ничего не сказал. По мере удаления чувство тревоги стало ослабевать.
- Куда теперь?
- А вот теперь, - обрадовал его я, - за рыжьем.
Тайники находились на окраине города, в местах диких и обделенных людским вниманием. К счастью, в багажнике у запасливого друга нашлась складная лопатка, что позволило без труда извлечь все заклады.
- Силен ты ныкать, - одобрил мое искусство кореш, когда мы достали последний закладной контейнер.
- Работа такая, - хмыкнул я и опустился на кучку отваленной земли.
Слава закурил. Мы сидели на берегу ручья, текущего по дну оврага, захламленного всяким строительным мусором. Было поразительно тихо, лишь легкий ветер шелестел по верхушкам хилых деревьев да журчала на бетонных обломках вода. Здесь было так укромно, что даже не виднелись и верхушки далеких новостроек, разглядеть которые удавалось только с края обрыва. Хорошее место для самосозерцания, и я призадумался. Слава не мешал, понимая, что мне есть о чем поразмыслить.
Все дело было в том, что мне не хотелось отдавать кому бы то ни было Предметы, а их следовало вернуть испанцам. Сейчас казалось совершенно невозможным по своей воле перестать быть Вождем. Однако и фанатичного желания любой ценой сохранить за собой силу власти не ощущалось. Во мне словно что-то сломалось, когда тамплиеры сорвали с меня Перстень и Браслет. Они выбрали удачный момент - когда я не мог им противостоять. Так совпало, что я был обессилен предыдущей стычкой с федаи. Энергетическая атака измотала меня, к тому же требовалось произвести подпитку Кинжала человеческой кровью. Однажды мне это удалось, когда я ткнул в живот негра, и клинок напился, но действия магической субстанции хватило только на один раз. Теперь я осознал, почему Хасан ас-Сабах убил своих детей: борьба за власть шла даже в крепости Аламут. Отождествление себя с "горным старцем" стало возможным только под действием исмаилитских святынь, и я вдруг стал понимать проповедника и пророка, с Кинжалом в руках отстаивающего право называться Вождем.
Обладать властью над сильнейшей из сект того времени хотели многие, но лишь избранные добивались столь высокой чести. Никто не знал, чего стоило ас-Сабаху удерживать власть более тридцати лет, а кто знал, уже ничего не скажет. Абсолютный лидер, тиран, уничтожающий всякого, кого только мог заподозрить в посягательстве на свое первенство, он был вынужден наблюдать и сражаться, используя для победы любые средства, вплоть до приношения в жертву своего младшего сына, когда в замке не нашлось ближайшего источника для срочного удовлетворения жажды магического оружия. Причина смерти старшего отпрыска никогда не скрывалась - чадо пожелало занять место родителя. Таким был Хасан ас-Сабах, и таким же предстояло стать мне, но я теперь этого не хотел.
В поисках ответа на главный вопрос, я достал почерневшие ножны и обнажил гладкое блестящее лезвие. Изготовленное неведомым мастером девять веков назад, оно являло собой образец совершенного оружия, чьи идеальные формы не могли не направлять действия его обладателя на воплощение заложенного создателем замысла - нести смерть. Именно это наслаждение неодушевленной материи и роднило клинок с бритвенным лезвием внутри пирамидки - специфическое, недоступное человеку удовольствие. И еще я понял: Кинжалу все равно, что станет с его владельцем, ибо он уверен, что для него всегда найдется новый носитель, которого он сможет подчинить себе и будет успешно им управлять. Заставлять убивать. Единственное, что было ему небезразлично, - разъединение с другими Предметами Влияния. Лишь вместе они образуют могущественный механизм управления человеком: Перстень дарит иллюзию повышения умственных способностей, Браслет усиливает гордыню, а Кинжал дает возможность расправляться сразу с несколькими противниками. Сами они ничего не могут добавить в характер человека, но гипертрофируют его природные качества. Я постиг, что, только став выше своего честолюбия, злобы и самодовольства, избавившись от них., можно выйти из-под влияния Предметов. Я ощутил себя хозяином положения, потому что лишь осознав свои недостатки, можно было побороть их.
Так мне открылась подлинная сущность Предметов Влияния - они были пробным камнем, на котором проверяются души. Возможно, эту цель и преследовал мастер, но не все проходили проверку.
Можно было жить в симбиозе с Предметами многие десятки лет, поддерживая порядок в своем тоталитарном государстве и мучаясь от неосознанных страстей, но эта перспектива перестала быть для меня заманчивой.
- Пошли вы все! - громко сказал я и снял с руки Браслет и Перстень.
Уже ничему не удивляющийся Слава взглянул на меня.
- Поехали в "Аламос", - предложил я, и мой друг улыбнулся.
Франсиско Мигель де Мегиддельяр поджидал нас на своем месте. Я принес ему раритеты и положил их на стол. Я сделал это без сожаления, просто понял, что пришло время отдать их испанцам, я был готов на это. В жизни все делается так, как надо, а идти наперекор предначертанному свыше - большая глупость.
- Que seza, seza, - повторил де Мегиддельяр, словно отвечая на мои мысли. Те же слова, помнится, он произнес, когда я отбирал Предметы. Мудрый старик! - Что будет, то будет.
- Ну что, поедем домой? - спросил Слава, когда мы вышли из офиса.
- Давай водки купим, - предложил я. - Ящик. Гулять так гулять!
- А че, давай, - с восторгом согласился Слава.
Фридрих Готтенскнехт гулял по Петербургу, прощаясь с этим городом навсегда. В кармане его лежал билет на берлинский поезд, до отправления которого было пять часов. Ночь Фридрих провел в гостинице, а утром покинул номер из соображений конспирации. Он был убежден, что на улице его труднее задержать.
Он продолжал так считать, когда перед ним неожиданно возник рослый мужчина в сером, туго подпоясанном плаще, сзади откуда ни возьмись появился другой, в точности такой же, а у тротуара остановилась черная "Волга" с тонированными стеклами.
