Андрей Троицкий - Смерть по вызову
На кафельном полу посередине кухни лишь размазанная лужица розовой мокроты. Он ошалело поводил по сторонам широко раскрытыми глазами и бросился в прихожую. Маргарита Павловна, поджав колени к животу, лежала возле самой двери, продолжая дышать, кашлять и сплевывать на пол пену изо рта.
– Вот тебе и пироги с мясом.
Наклонившись вперед, Вербицкий ухватил Риту за щиколотки ног и, пятясь задом, поволок её обратно на кухню.
– Ты что же придумала, Рита? Ты сюрприз мне захотела сделать? Пошалить немного, поползать?
Задравшийся халат обнажил белые бедра, расшитый цветами фартук съехал на сторону. Дотащив тело до порога кухни, Вербицкий отпустил щиколотки ног, сходил в комнату и вернулся с двумя подушками, подложил их под голову Маргариты Павловны. Так, а теперь инструмент какой-нибудь подходящий.
Да вот хотя бы нож, которым торт резали…
* * *Егоров опустил боковое стекло и плюнул в серый осевший сугроб. Сидевший рядом Воронин часто моргал веками, уставясь в темное пространство двора.
– Пятнадцать минут первого, – сказал он, приближая к глазам часы со светящимися стрелками. – Жена меня прибьет. Только вроде помирились после того раза. Даст она мне когда-нибудь по голове сковородкой. А все хлопоты вам достанутся, – он злорадно посмотрел на Егорова, – похороны станете в складчину устраивать. А это дело дорогое. Вместо ответа Егоров снова сплюнул за окно.
– А потом супруга к тебе придет, сковородкой добавить, – продолжил мысль Воронин.
– Перестань мне надоедать со своей старухой, – Егоров поднял боковое стекло. – Она мне уже ночами снится. А в руках у неё острая коса.
– Плохой сон, – сказал Воронин.
– Мне тут прислали приглашение в школу, которую я закончил много-много лет назад. Нашли кое-какие адреса старых выпускников и решили устроить что-то вроде бала или встречи. Я сперва обрадовался, решил, обязательно схожу. А сын увидел у меня это приглашение и говорит: там соберутся совсем не те люди, которых ты помнишь по школе. Ну, придут какие-то плешивые мужички, раздобревшие бабы, а ты станешь гадать, кто есть кто, но так и не догадаешься. И станет тебе так грустно, что молодость кончилась и никогда не вернется, что людей, которых ты знал, больше нет на свете… Тяпнешь ты свои двести пятьдесят и убежишь с этого бала опрометью. Я подумал-подумал. А ведь он прав, сын-то. Нет на свете больше тех людей. И нас прежних больше нет. Тяпнул я на кухне двести грамм в одиночестве, разорвал это приглашение, и так мне тошно стало, словно я все-таки сходил на этот бал.
– Зря ты сына послушал, – не согласился Воронин. – Я бы пошел, только мне никто приглашения не пришлет. Школа у нас была сельская, совсем маленькая. А в моем году выпускников всего было девять человек. Знаю, что трое уже померло. Какой уж тут бал. Можно просто в деревню съездить, от жены отдохнуть.
– Опять ты со своей женой, – чуть не застонал Егоров. – Она приличная женщина, – Егоров осекся. – Вот он, выходит из подъезда.
Груженый двумя мягкими сумками Вербицкий, ногой закрыл за собой дверь подъезда и, не спеша, переваливаясь, как пингвин, зашагал по тротуару к углу дома. Опустив сумки, он открыл багажник стареньких «Жигулей», сдвинул в самый угол запаску. Он не торопясь, осмотрелся по сторонам, снял кожаную перчатку, стер с лица дождевые брызги, взялся за первую сумку и отправил её в багажник, рядом с ней аккуратно поставил вторую сумку.
– Интересно, что это у него за поклажа? – Воронин почесал подбородок. – Он что, на рынок собрался, на толкучку? Тряпками он, что ли проторговывает? Но для рынка время позднее.
– Ты удивительно догадлив, – кивнул Егоров. – И едет он не на рынок. Ты следишь за этим малым уже два дня, даже третий, а я только первый. И на спор могу сказать тебе, куда он сейчас направится. Одно из двух. Если голоден и очень устал, скорее всего, поедет домой. Но если дело неотложное, повезет эти сумки на ту квартиру, что снимает в Черемушках.
– Одно из двух, – усмехнулся Воронин. – Я бы и сам догадался без всякого спора. Кстати, мы и не спорили. Мы за ним поедем?
– Улицы сейчас почти пустые, – Егоров не отрываясь, наблюдал за Вербицким. – Ну, в центре он нас, может, и не заметит. Но в этих Черемушках однозначно засечет. Мы его спугнем, он оборвет все концы.
Вербицких хотел надеть перчатку на правую руку, но передумал, сунул её в карман куртки, тихо захлопнул крышку багажника. Он постоял ещё минуту, словно дышал и не мог надышаться свежим воздухом. Наконец, он открыл дверцу, сел на водительское место и стал прогревать двигатель.
– С нервами у него все в порядке, – сказал Воронин. – Двигатель прогревает. Феноменально. Игорь Евгеньевич, если мы за ним не поедем, объясни мне, дураку, какого черта мы тут торчали до ночи? – Надо было – и торчали, – Егоров положил бинокль на колени. – Вот, например, выяснили, что ходит он в двадцать восьмую квартиру.
– Я бы тебе это за пять минут выяснил.
– Значит, с хозяином квартиры у Вербицкого общие дела, – продолжил Егоров. – Или там живет его любовница. Или то и другое: он имеет общие дела со своей любовницей. Посмотрим.
– А я бы сейчас сон посмотрел какой-нибудь. Самый захудалый сон посмотрел бы. – Уговорил, – вздохнул Егоров. – Считай, завтра у тебя отгул. Отсыпайся. А послезавтра твоя очередь дежурить в охране Романова. Ну, а в воскресенье – сам знаешь, едешь в Питер. Страховать тебя будет Костя Смирнов, он поедет в соседнем купе, через стенку. Вербицкий тронул «Жигули» с мести и скрылся из вида, завернув за угол дома.
* * *– Теперь иди в двадцать восьмую квартиру, позвони в дверь, – скомандовал Егоров. – Притворись пьяным, спроси какую-нибудь Клаву, кого хочешь.
– А если никто не откроет?
– Если да кабы, – передразнил Егоров. – Надо не разговоры разговаривать, а вести объект, – Егоров положил на заднее сидение бинокль, достал оттуда длинный фонарик. – Если никто не откроет, возвращайся. К твоему приходу на этой ладони будут лежать ключи от двадцать восьмой квартиры.
– Это как?
– Я же говорю, Вербицкий сегодня целый день на ногах, устал, как собака. А ведь он человек, не робот. Вышел, погрузил сумки, постоял-постоял, да и бросил ключик к трансформаторной будке, в снег. Усталые люди всегда ошибаются. Все, иди.
Егоров, мигая на ходу фонариком, направился к трансформаторной будке. Согнувшись пополам он медленно, метр за метром осмотрел небольшой газон, вытоптанный людьми и загаженный собаками, где сквозь растаявший снег проступали черные проплешины земли. Разогнувшись, Егоров, помахивая фонариком, побежал к подъезду. Уже в парадном столкнулся с Ворониным, едва не сбив того с ног.
– Что, не открывают?
Замедлив шаг, Егоров поднялся к лифту, впустил Воронова в кабину, надел перчатки и нажал кнопку этажа. Выйдя из лифта на темную лестничную клетку, Егоров протянул фонарь Воронину.
– Которая дверь? – тихо спросил Егоров. – Посвети.
Провозившись с замком несколько секунд, он вытер ноги о коврик, шагнул в прихожую, жестом приглашая Воронина следовать за собой. Егоров зажег свет в прихожей, осмотрелся по сторонам, прошел в комнату, включил свет и там. Не сходя с места, он бегло осмотрел «стенку» с распахнутыми дверцами секций, три выпотрошенных чемодана, грудой наваленные на полу женские тряпки.
– Чего там? – через плечо Егорова в комнату заглянул Воронин.
Егоров, не ответив, развернулся и заспешил дальше по коридору, в кухню. Остановившись на пороге, он пошарил рукой по стене, пока не нашел выключатель. Под потолком загорелась яркая стосвечовая лампочка в цветном колпаке. Егоров инстинктивно отступил назад. Еще минуту он разглядывал скорчившуюся полуголую женщину, черные от крови подушки под её головой. Воронин, подошедший сзади, не сказал ни слова.
– Пошли, нам тут делать нечего, – Егоров выключил свет, повернулся к Воронину, похлопал его по плечу. – Ей уже не поможешь. Теперь её ни один академик не починит.
Заперев квартиру, они по лестнице спустились вниз, вышли к машине. Сев за руль, Егоров проехал два квартала, остановился, увидев телефонные автоматы. Он остановил машину, подбежал к автоматам, снял трубку.
– Але, это дежурная часть? – Егоров говорил нарочито гнусавым голосом. – Хочу сделать заявление. Только что стал свидетелем убийства. Я тут выпил, зашел в подъезд и задремал на лестнице. Просыпаюсь от женских криков. Зовет на помощь, кричит «убиваю». Потом крики стихли, а из квартиры вышел мужчина с сумкой. Примет его не запомнил. Спустя время, я позвонил в квартиру, не открывают. Видно, убил её этот мужик. Адрес? – Егоров назвал улицу, номер дома и квартиру Маргариты Павловны. – Откуда? Из автомата я звоню. А теперь ухожу, извините, мне неприятности не нужны.
Повесив трубку, он повернулся к Воронину, пошарил в карманах куртки в поисках сигарет, но вспомнил, что оставил их в машине. Воронин, догадавшись, что ищет Егоров, протянул ему зажигалку и сигареты.
