Эдриан Маккинти - Невидимая река
Итак, все действительно кончено. Никто не вынудит меня давать показания. О чем свидетельствовать?
Я остался тем, кем меня и считали. Погрязшим в наркоте, никудышным, конченым полицейским. Но я был в безопасности.
— Скажи мне только одно, — попросил Дуглас.
— Что?
— Это не для протокола, Лоусон, скажи, почему все-таки ты подал в отставку?
Я поверил ему. Я был не против рассказать.
— Очень просто. Бак Макконнел, мой наставник, продвигал меня, использовал. Назначил меня в отдел наркотиков, решив, что я там наведу порядок. И я навел. Я раскопал, что некоторые старшие офицерские чины из КОПУ позволяют ИРА и АОО торговать героином и экстези, покрывая их и контролируя рынок. Я мог запороть с дюжину неслабых карьер, но меня, в свою очередь, тоже раскусили. Они не были уверены, что я буду молчать, не могли поручиться, что я не стану обращаться в Специальную службу. Насчет последнего я сам сомневался. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня прикончили, перспектива жить в страхе в рамках программы по защите свидетелей тоже не вызывала радости, поэтому я выбрал третий путь. Я колол себе героин, пока не стал законченным наркоманом. Потом, для верности, стащил героин из комнаты, где хранились улики, меня застукали и сказали, что не станут преследовать по суду, если я сам подам в отставку. Так я ушел с позором.
Дуглас скорчил гримасу, загасил окурок:
— Ну что ж, прозорливо, Лоусон, ты сам провозгласил себя парией. Ничтожество. Все вы на одно лицо. Понять не могу, что мы делаем в этой поганой стране. Она — как властитель, раджа, а вы — просто рабы.
Я молчал. Дуглас потер руками лицо, прикрыл глаза. Комично, хотя его облик совершенно не вяжется с комедией. Он вздохнул, кивнул своим мыслям.
— Ну что ж, так просто ты от меня не отделаешься, ублюдок! — Он выхватил пистолет и нацелил его на меня.
— Ты наврал! — крикнул я, не ожидав такого поворота.
— Нет, все, что я сказал, — правда, на тебя никто не наедет — ни Сэмсон, ни британцы, ни твои соотечественники. Никто. Кроме меня.
— Но ты ничего не можешь, ведь следствие закончено.
Он согласно кивнул. Прицелился:
— Вы, гребаные ублюдки, такого человека растоптали, а сами сидите тут и ждете, пока ваши дружки вывезут все дерьмо. Жалкие трусы! Ты, срань господня, только штаны просиживаешь. Ладно, Пэдди, я расскажу тебе об этой пушке. Это не оружие полицейского. Ствол нигде не числится. Если я тебя шлепну, никто и не узнает, кто это сделал.
Я посмотрел на него, потом на пистолет, и понял, что он не шутит. Хотел ли я умереть сию секунду? Теперь, когда за мной никто не охотился? Я не был в этом уверен. Дуглас поднялся и подошел ко мне. Приставил дуло к моему виску. Он что, и впрямь спятил?
Прикосновение холодной стали. Нет, так умирать я не хотел. Каждую секунду каждого дня кто-то умирает. Каждую минуту кого-то убивают, кто-то совершает убийства. Но не сейчас, не меня. Не в этом месте.
— Я же могу пристрелить тебя, Пэдди! — орал он в ярости. — Могу снести тебе башку к растакой матери! Всего-то нажать на спуск, вот здесь. Хорошая машинка. Браунинг. Да. Вот уж повеселюсь!
Но глаза были спокойными, исполненными решимости. Собрался убить — значит, точно убьет. Решение, которое он принял заранее. Отступил на шаг, чтобы кровь не забрызгала его одежду.
Я был уверен, что он выстрелит. Ибо я был воплощением всего, что он ненавидел в этой стране. Квинтэссенцией того, что вызывало в нем гнев. Разносчик заразы и сама болезнь в одном лице.
— Чего ты хочешь? — спросил я.
— Чего я хочу? Того же, чего и всегда. Толику содействия, мать твою! Единственный долбаный Пэдди, который понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Я хочу знать имя копа, сплавляющего героин, скажи мне его имя. Говори. Говори же, чтоб тебя! Мне насрать, если они тебя укокошат. Мне по барабану, что следствие остановлено. Мне нужно знать имя. Считаю до трех.
Для убедительности он взвел курок. Одно движение его руки, и я труп.
— Раз.
Ствол пистолета. Капли пота. Тесная комнатушка. Снаружи море. Лицо у Дугласа отрешенное, неподвижное. Если я не назову имени, он меня точно грохнет.
— Два.
Лицо и рука с пистолетом в шрамах, на запястье крылья — татуировка десантника. Станет ли это последним изображением на моей сетчатке, последним, что запомнит мой мозг?
Я стал задыхаться. Мне было страшно.
— Тр… — начал он.
— Джон, — выдавил я.
— Что?
— Джон Кэмпбел. Такой здоровый, светлые волосы, всего-навсего констебль, работает в КОПУ, неполная занятость. Вот за кем тебе следует охотиться. Полицейский участок Каррикфергуса. Хотя там ты его не найдешь. Он уже смылся. Отсиживается в Америке. Но он один заправлял всем наркобизнесом, был ключевой фигурой. Точно, он-то тебе и нужен. Констебль Джон Кэмпбел умный малый, о продвижении совсем не заботился. Предпочитал находиться в тени. С ним все о'кей, это твой кадр.
Я сглотнул, почувствовав дурноту.
Дуглас мгновение смотрел на меня. В его лице что-то изменилось. До него дошло, что упоминание этого имени многого мне стоило. Он поверил. Что ж я за трус! Дуглас сплюнул. Я проклял себя. Так подставить Джона, только бы спасти свою шкуру!
Еще одно предательство.
Дуглас кивнул, снял палец со спускового крючка.
— Кусок дерьма! — бросил Дуглас, сунул пистолет в карман, взял кепку и ушел прочь из моей жизни навсегда.
Река берет свое начало на крыше мира. Все великие реки Азии рождаются там. Индусы верят, что их боги родились в Гималаях и там же умерли. Тибетцы чувствовали, что воздух в этих местах настолько полон духами умерших, что даже чистый взор Будды не мог пробиться сквозь него.
Самолет пролетал над Гиндукушем. Над маковыми полями Афганистана. Я посмотрел в окошко. Цветок радости. Помню-помню. Я отпил апельсинового сока.
Билет в оба конца — до Дели и обратно в Лондон — стоит пятьсот фунтов. У меня таких денег не было. Но у папы были. Он, как это ни удивительно, набрал пятьдесят восемь голосов на выборах в местный совет. Смог вернуть вложенные в кампанию деньги, впервые за все время. А он обещал, что даст мне денег, коли все так обернется. Я напомнил ему об этом. Индия? Почему бы нет? Что там еще? Самолет пролетит через весь туманный, бурый Индийский субконтинент.
Приземлились. Моррис Амбассадор встретил меня в аэропорту. Жара, небо апельсинового цвета, пыль осязаема, она забивает горло. Дети, грязные, в лохмотьях, попрошайничают на улицах, пока движение стоит.
— Чао, — отвечает мне таксист, что значит — отвали.
Лабиринты улиц вокруг дворца Коннот. Коннот — самая дикая из четырех провинции Ирландии, подходящее имя для центральной части Нью-Дели.
Отель. Лепешки, острые приправы южноиндийской кухни. Бесподобно. Собственно, вся еда необыкновенно вкусная. И даже если злоупотреблять специями и не запивать водой, все равно плохо не станет.
Два дня в Дели, изумительная дичь, виды. В отеле в новостях Си-эн-эн я наткнулся на Чарльза Малхолланда, тот давал интервью. В заключение сказал, что один из его друзей приглашает их с женой в путешествие на яхте на Виргинские острова. Без сомнений, очень хороший друг. Дым сигар, коньяк, «Что ж, Чарли, поведай мне о своих политических планах на будущее…»
Вокзал. Черный и ужасающий в утренней дымке. Толпы нищих, бездомных, калек, хромых.
Ненужный поезд, разные направления, наконец, нужный поезд. Вагон второго класса. Завтрак. Хлебец, чай, мармелад. Горячая салфетка. «Таймс оф Индия», «Индостан таймс». Индийские женщины, сикхи в синих тюрбанах, бизнесмены-мусульмане, жрецы-джайнисты, буддисты, студенты, хиппи. Похоже на сцену из киплинговского «Кима».
Задержка. Наконец едем. Нищета окраин, еще больше нищих, лачуги, хижины, поля в грязи, слон, грифы, плоская земля бурого цвета, долина Ганга до самого горизонта.
Ганг — не самая длинная река в Индии и уж точно не самая красивая. Континент получил свое название от реки Инд, так почему же святой рекой Индии считается Ганг?
Потому что так было угодно богам.
Ганг начинается с ручейка на вершине горы. Ледниковые шапки, вечные снега, весенние первоцветы — желтые, красные, синие. В этом месте речка примерно с фут шириной. Если лечь поперек, то можно запрудить течение, остановить Матерь Гангу. С высоких вершин река течет вниз по равнине цвета охры, где все постепенно приобретает грязноватый оттенок. И дальше, к святым городам Варанаси и Аллахабад. Последний получил свое название благодаря исламским завоевателям.
Варанаси — город бога Шивы. Умереть в Варанаси дорогого стоит. Шива благосклонно примет тебя, и в следующей жизни ты будешь святым.
Но Аллахабад, что выше по течению, еще более священный город. Самое священное место во всей Индии. Даже если весь мир постигнет катастрофа, уцелеет только один Аллахабад, или Прайаг, если на хинди.
