Алексей Нагорный - Рожденная революцией
– Понял.
– Давайте еще раз изучим материалы дела, – продолжал Коля. – Я прошу каждую свободную минуту вчитываться и вдумываться. Может быть, что-нибудь и углядим. Братцы, я совсем выдохся, пойду минут сорок пройдусь. Маруся, ты останешься за меня!
На набережной Фонтанки ветер накрутил десятки снежных сугробов. Прохожие опасливо обходили их, а мальчишки с разбегу налетали и барахтались в снегу – с визгом и криками. Коля остановился на своем любимом месте – у чугунного парапета напротив Сергиевской. Теперь она называлась улицей Чайковского. Летний сад, Фонтанка и Нева… Лед был в торосах, местами выступала вода. Она тут же замерзала, превращаясь в стекловидные зеленоватые оконца.
Семнадцать лет назад «псковской» Колька Кондратьев приехал в неведомый, шумный Петроград, наполненный черными бушлатами революционных матросов. Приехал искать счастья и доли, едва не попал под расстрел, но по вечному закону жизни плохое сменилось хорошим, и встретился Коле рабочий человек, большевик Бушмакин, и все сразу стало на свои места. Ясный путь впереди и главный закон революции – «кто был ничем, тот станет всем» – в действии. Сколько же воды в самом прямом смысле унесли с тех пор Фонтанка и Нева. Скольких друзей скрыла земля петроградских кладбищ. «Говорят, человек должен быть счастлив, – думал Коля. – А я? Счастлив ли я? Несмотря на все ошибки, утраты, недостатки и нехватки нашей трудной жизни, да, я счастлив! Потому что у меня есть дело, за которое я готов отдать жизнь, у меня единомышленники-товарищи, которые в трудную минуту станут моим самым твердым плечом, у меня есть любовь – навсегда, до березки… Я – счастлив!»
…Дома был только Генка. Он поступил в авиамодельный кружок и старательно мастерил первый в своей жизни планер.
– Слушай, сын, – Коля с нескрываемым восхищением осмотрел ладно сделанный фюзеляж. – Ты молодец!
– Меня уже хвалили, – без излишней скромности заявил Генка.
– А меня в твоем возрасте били, – грустно сказал Коля. – И нещадно. Придет пьяный отец – и по шеям. Да ладно об этом. Тебе, брат, тринадцать уже. Кем станешь? Конструктором самолетов?
– Авиация нынче – первое дело, – сказал Генка и сел рядом с Колей. – Нет, батя, я по другой линии пойду.
– По какой же, интересно? – оживился Коля.
Генка помолчал немного:
– Окончу школу, в армии отслужу и потом пойду учиться на оперативного работника. Ты этому делу жизнь посвятил.
– Ну уж и посвятил, – растроганно сказал Коля.
– Так мама говорит. – Генка прижался к отцу. – А она всегда говорит правду. Ты посвятил, и я посвящу. Ты не удивляйся, батя. Ты мне отец, а Мария Ивановна – мать, но моих первых кто порешил? Я не забыл, батя. – Генка заплакал.
Коля прижал его к себе, гладил по голове, по щекам.
– Ты что, брат, да что же ты. Перестань, мы с тобой земляки. Псковские мы, не положено нам такое.
– Хуже нет, кто других убивает, – сквозь слезы сказал Генка. – Я должен их всех поймать! Я их поймаю, увидишь.
Пришла Маша, крикнула с порога:
– Мужчины! Рыцари! Где вы? Женщина сгибается под тяжестью двух сумок!
– Что купила? – Коля отнес сумки на кухню.
– Да так, всяко-разно, – улыбнулась Маша. – Мы с Таей в очереди за картошкой стояли, вот купили по десять кило. Она еще в кооператив пошла, за подсолнечным маслом. А что у тебя, муженек?
– Худо, – вздохнул Коля. – Нашли ниточку, а она возьми и порвись. Убили дочь бухгалтера. Помнишь, я тебе рассказывал?
– Мне теперь только и остается, что твои рассказы слушать. Николай, у тебя нет ощущения, что мы начинаем жить как-то не так?
– Нет, – удивленно сказал Коля. – А почему ты об этом говоришь?
– Было когда-то хорошее время. Была я тебе боевой подругой. И делили мы все пополам, дорогой муженек: и хлеб, и сахар, и пули. Слава богу, хоть Генка у нас есть.
– Сотрудником УГРО хочет стать, – с гордостью сообщил Коля.
Маша кивнула и улыбнулась:
– Я знаю, Коля. Никогда бы не подумала, что мой сын захочет стать милиционером, а я буду этому радоваться. Он приходит из школы, рассказывает, как ребята дразнят его за то, что отец – милиционер. А он дает отпор, веришь – агитирует их за милицию! У них в классе уже человек десять хотят у вас работать. Надо их к вам на экскурсию сводить.
– Не детское это зрелище, – вздохнул Коля. – А вообще-то, веди! Я, знаешь, о чем подумал? При государе-императоре такое было невозможно. Дети тогда о чем угодно могли мечтать, только не о службе в полиции! Значит, мы резко отличаемся от них, и это хорошо. Это очень приближает последний день…
– Какой еще последний день?
– А тот самый, – улыбнулся Коля, – в который мы выпустим из домзака последнего жулика.
В кабинете было душно – комендант расщедрился и натопил печку докрасна. Коля открыл окно, в комнату ворвался свежий, морозный воздух. Вечерняя Дворцовая площадь переливалась огнями фонарей, гуляли парочки.
– А что, братцы, – задумчиво сказал Коля, – гуляют люди. Вечер – а они гуляют и ничего не боятся. Гордитесь! Это ваша заслуга. – Коля повесил пальто на вешалку и пригладил волосы. – Изучаете?
– Есть одно несоответствие. – Маруська подняла голову от бумаг. – Мы с Витей все проверили и сопоставили.
– Что именно? – Коля начал перелистывать дело.
– Проверяй, – сказала Маруська. – За убитым вахтером Ивановым числится наган номер сто восемьдесят три двести пятнадцать. А фактически при нем обнаружен сто тринадцать пятьсот шестнадцать. Нашел?
– Нашел, – кивнул Коля. – Это кто же усмотрел? Ты, Витя?
– Я. – Витька не скрывал гордости. – В постовой ведомости значится один номер, а фактически – другой! А этого другого у них на заводе никогда и не было! Вот поглядите, я привез ведомости со времен Ивана Пермитина, хозяина.
– А может, твой Куликов и в самом деле хороший человек, – проговорил Коля. – Интерес к первому изданию Лермонтова и убийство двух человек плохо вяжутся.
– Бывают и исключения, – заметила Маруська. – Помнишь, в прошлом году на Владимирском взяли карманника? Студент третьего курса технологического!
– Ну и что? – Коля пожал плечами. – Это исключение, редкость. Вы же знаете: мир преступника не выходит за пределы бутылки. У всех у них узкие, тупые лбы. Но вот я думаю: если не Куликов, то кто? Свой? Он в полном смысле этого слова должен быть своим, товарищи! Его все знают, никто не опасается. Он заходит в кассу, когда там никого еще нет. У него два нагана. Один – куликовский, номер четыреста двадцать один восемьсот, второй – посторонний, номер сто тринадцать пятьсот шестнадцать. Из куликовского он убивает Анисимова, Евстигнеева и Иванова, а из постороннего – Куликова! Затем сует этот посторонний в руку мертвого Иванова, а куликовский – Куликову. А настоящий наган Иванова и тот, что заранее подсунул Куликову, уносит и уничтожает, и тогда получается, что всех убил Куликов, а Куликова подстрелил Иванов! Если я прав, Куликов сном-духом ни в чем не виноват. Кстати, эта версия объясняет, почему в руках Иванова оказался наган сто тринадцать пятьсот шестнадцать.
– Имею вопрос, – сказал Витька. – А как, по-вашему, удалось Своему заполучить наган Куликова? Выходит, он его заменил другим наганом, чтобы Куликов не обнаружил пропажи? По-вашему, тот, кто это сделал, – не вызывал у Куликова ни малейших подозрений? Он что, вместе с ним жил? А куда он дел деньги? Как их вынес? Слабо, товарищ начальник!
– Тут вот ведь какое дело, – вступила в разговор Маруська. – Ты, Коля, забываешь, что зайти в кассу никто не мог. Свидетель Анохин как говорит? Стучал в кассу без пяти два, – кроме Тихоныча никого не было. А без одной минуты два уже стояла очередь и преступнику, если по-твоему считать, деться было некуда!
– Четыре минуты… – вдруг сказал Витька.
– Ты про что? – Коля с интересом посмотрел на разгорячившегося парня.
– Про то, что от без пяти два до без одной минуты два – ровно четыре минуты прошло. В этот промежуток у кассы никого не было, а если преступник – мастер, то… – Витька развел руками: сами, мол, понимаете.
– Верно, – оживился Коля. – У него были в запасе четыре минуты. Это не так уж и мало! А потом вы учтите, что Анохин с Тихонычем через окошечко разговаривал. А может, в эту минуту убийца уже в кассе сидел, только Тихонычу он опять-таки своим человеком казался?
– А может, Тихоныч тоже был с ними в сговоре? – вскочил Витька и покраснел. – Не-е… Чепуха. Сморозил я.
– Нужно все проверить в натуре, – сказала Маруська. – Я предлагаю провести эксперимент. Сыграем спектакль. Все сделаем, как тогда.
* * *На следующий день всех участников недавних заводских событий собрали в кабинете заместителя директора. Коля объяснил, что будет проведен следственный эксперимент, поэтому, находясь на месте происшествия, все должны делать по возможности то же самое, что делали в день ограбления кассы.
![Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]](/uploads/posts/books/153335/153335.jpg)
