Софи Ханна - Полужизни
Йен наморщила лоб.
– По-моему, он заявил, что умывает руки, пусть девушка сама решает, все равно его доводы не слушает. Это прозвучало чуть ли не издевательски! Я сказала что-то вроде: «Тяжело бремя популярности», а Эйден захохотал. Еще о судьбе говорил, дескать, сама судьба вновь и вновь их сталкивает.
«Назойливая поклонница ниспослана судьбой? Ничего себе!» – с удивлением подумала Чарли.
– Имя той поклонницы Эйден не назвал?
– К сожалению. Да я бы и не вспомнила, восемь лет прошло.
– А фотографии не сохранились? Ну, с закрытого показа? Вы же сказали, что собираете информацию о выставках...
– Вот это мысль! Я всегда фотографирую выставки. Найти ту папку?
– Да, пожалуйста! – попросила Чарли.
Разве так уж невероятно, что на фотографиях окажется Мэри Трелиз, или Марта Вайерс, или сразу обе? Тогда фотографии станут очередным доказательством связи между ключевыми игроками, но не прольют свет ни на характер связи, ни на саму игру. Марта с Мэри вместе учились в Виллерсе. Может, они дружили?
Чарли вспомнилось лицо Мэри, когда та сказала: «Не меня». Неужели Эйден Сид убил Марту Вайерс? Он помог Марте повеситься, а теперь, годы спустя, врет, что задушил ее лучшую подругу? Нет, это чересчур! Да и зачем убивать «через повешенье»? «Чтобы инсценировать самоубийство», – услужливо подсказало сознание.
– А Марта Вайерс могла быть той назойливой поклонницей? – не рассчитывая на ответ, спросила Чарли.
– Понятия не имею. Наверное, да, а что? – Йен вытащила из стола папку.
– Незадолго до гибели у Марты вышел роман «Лед на солнце». О молодой девушке, которая встречает на собеседовании мужчину, влюбляется в него, начинает преследовать...
– Боже милостивый! – ахнула Йен. – Эйден говорил, что с той девушкой впервые столкнулся на собеседовании. Сейчас вы сказали, и я сразу вспомнила. Да, так и было! Я еще поинтересовалась, не запала ли она на него из-за вожделенной должности.
«Спокойно, не радуйся раньше времени! – осадила себя Чарли. – Это лишь новая зацепка, новая порция вопросов».
– В романе Марты главного героя зовут Эдем Сэндс – инициалы те же, что у Эйдена Сида.
Йен бегло просмотрела содержимое папки и вручила Чарли несколько снимков:
– Боюсь, здесь ничего интересного.
Почему-то вид Эйдена потряс Чарли до глубины души. На фотографиях он был в костюме и куда худее, чем во время их последней встречи. Он улыбался в объектив, но очень натужно, словно не знал, надолго ли этой улыбки хватит.
– Эйден казался вам счастливым?
– Трудно сказать, – развела руками Йен. – Порой он излучал задор и позитив – эдакий миляга, душа компании, а порой замыкался – не достучишься, не дозовешься. По-моему, в жизни Эйдену не очень везло.
– Почему вы так считаете?
– Заранее опасалась этого вопроса! – невесело улыбнулась Йен. – Даже не знаю, дайте подумать. – Пауза растянулась настолько, что у Чарли мелькнуло дурацкое предположение: «Вдруг Йен ждет разрешения подумать?» – Наверное, из-за его поведения. Эйден и разговаривал, и цели свои преследовал так настойчиво, даже напористо, словно иначе бы его не услышали и не поняли. Я частенько думала о его семье. Если память мне не изменяет, у Эйдена есть брат и сестра, но намного старше. Так или иначе, никто из родственников не пришел не только на закрытый показ, что само по себе странно, но и на выставку, которая продолжалась целый месяц.
Фотографии закрытого показа особого интереса действительно не представляли. Насколько разобрала Чарли, Эйден чаще всего писал людей, эдакие портреты в интерьере. Почему-то внимание привлекла одна работа: женщина среднего возраста стояла на лестнице и смотрела вниз на молодого человека, почти мальчишку, который демонстративно от нее отвернулся.
– Видите, как он создает ультрасовременные образы, используя подчеркнуто традиционную технику? – спросила Йен.
Картина поражала реалистичностью – ни дать ни взять фотография. Чарли прониклась ее настроением, но понимала, что на стену нечто подобное в жизни не повесит. Дома хочется отдохнуть, а полотно буквально источало напряжение. Написанные Эйденом люди – неужели любовники? – явно ссорились.
– Как называется эта картина? – полюбопытствовала Чарли, словно название могло расставить все точки над i. Будь она на месте художника, назвала бы ее «Ссора из-за...» и дальше указала причину. Зачем писать картину, если никто не поймет замысел?
Йен достала из папки глянцевый буклет.
– Это каталог выставки, – пояснила она.
На фотографии картина с лестницей шла под номером двенадцать и, согласно каталогу, называлась «Спрос и предложение». «Час от часу не легче», – подумала Чарли. Под номером одиннадцать в каталоге напечатали портрет толстяка в ванне – жирные складки на груди и шее напоминали горные цепи.
– Все названия чересчур... – Чарли потрясенно замолкла. Руки мелко-мелко задрожали. Она хотела сказать, что названия чересчур уклончивые и не соответствуют тому, что изображено...
Однако исключение все же было. Картина под номером восемнадцать называлась «Убийство Мэри Трелиз».
17
5 марта 2008 года, среда
– Ты влюбилась в Эйдена с первого взгляда? – неожиданно спрашивает Мэри.
– Да.
– Вот и Марта тоже. Любовь странная штука: чем больше сумбура и меньше здравого смысла, тем интереснее. Каждая женщина мечтает сказать: «Я влюбилась с первого взгляда», чтобы все поняли, какая она темпераментная. Марта была дурой самого дурного типа – умной дурой. А говорила так гладко – заслушаешься! Чувства к Эйдену за доли секунды превратила в поэму о страсти и разлуке. Дверь в аудиторию оставили открытой; они столкнулись на пороге; их взгляды встретились, а души навсегда простились с одиночеством... Вот идиотка! – Мэри не жалеет эмоций, словно иначе я ее не пойму. – Запала на смазливого юнца, и сразу любовь до гроба!
Еще ни в чьих словах я не слышала столько горечи и боли. Хочется снова спросить про восемнадцать пустых рам, но Мэри уже трижды проигнорировала мой вопрос. Наверное, отвечать она пока не готова, поэтому настаивать бессмысленно.
– Экзальтированная Марта выжала из секундной встречи все возможные и невозможные плюсы. «Обменяйся мы хоть словом, волшебство бы исчезло!» – повторяла она. С такой девушки, как Марта, розовые очки не сорвешь! Когда позвонили из колледжа с известием, что должность досталась не ей, она заявила, что знала об этом заранее и «так даже лучше». Зато с первого октября 1993 года она знает, где искать Эйдена, – в кембриджском Тринити-колледж. Начисто забыв о скромности, Марта написала ему письмо и призналась в любви. Порядочный человек прочел бы письмо и сразу понял, насколько ранима Марта, а Эйден плевать на это хотел. Он написал в ответ: да, он тоже обратил на нее внимание. Обратил внимание! Девушка поклялась ему в вечной любви, а он милостиво зафиксировал факт ее существования. Тогда я и почувствовала, насколько опасен этот Эйден для Марты.
– Опасен?
– Он ведь не написал: «Да, ты мне тоже понравилась» или «Прости, но ты не в моем вкусе». Такие, как Эйден, затягивают женщин в сети, обещая чувства, на которые в принципе не способны. – Рассказ несется потоком: похоже, Мэри забыла о моем существовании. – Эйден пригласил Марту в Тринити. Бедняжка так боялась опоздать, что села на самый ранний поезд и приехала в Кембридж за час до условленного времени. Эйден заранее объяснил, где живет, и Марта его разыскала. «Что-то ты рано!» – заявил он, пожимая ей руку. Даже в щеку не поцеловал! Марта извинилась и спросила, есть ли у него время. «Я работаю», – заявил Эйден. Знаешь, что он сделал потом? Сел у мольберта и взялся за кисти. «Могу писать и одновременно разговаривать», – не глядя на нее, сказал Эйден. Он писал индийскую семью на фоне красной стены. Марта ради него в Кембридж приехала, а Эйден заставил ее ждать, пока не закрасит стену кисточкой! Марта умирала от унижения.
Мэри засовывает в рот непослушную прядь и жует, словно лакричную палочку.
– Эйден прервал работу и повел Марту на ланч. Прямо в колледж, где об уединении и мечтать не приходилось. Сказал, что польщен вниманием такой очаровательной девушки, но серьезные отношения завязывать не желает, от них один стресс. Объяснил бы в письме, тогда бы Марта в Кембридж не поехала, а потом не гадала, что пошло не так и почему. После ланча Эйден отправил Марту домой. Она еще долго писала ему слезные письма, чуть ли не каждый день, ее чувства не изменились. Эйден отвечал изредка и кратко: не унывай, жизнь прекрасна и удивительна. Черкнет пару строк, и хватит... Я тоже раза два ему написала, гневно так, с ненавистью... – Мэри слабо улыбается. – Ну, ты меня в гневе видела! Разве могла я спокойно смотреть на то, что он с ней творил?! В итоге письма Марта писать перестала и засела за роман. Об Эйдене и своей одержимости! Не книга, а сплошные эмоции... К счастью, так показалось лишь мне. Когда книга вышла, Марта послала авторский экземпляр Эйдену и вскоре получила от него письмо. Помню, там было «спасибо» и цитата из Гора Видала, известная, ты ведь ее знаешь?
