Леонид Никитинский - Тайна совещательной комнаты
— Подполковник Тульский, вы уже знакомы с Викторией Эммануиловной?
— Шапочно, — сказал Тульский. — Счастлив, как говорится.
Значение последней реплики дамы с малиновым маникюром он прекрасно понял и автоматически эту информацию учел, хотя ни времени, ни желания наводить справки у сыщика не было. Просто сразу выстроилось в голове: показания Лудова о деньгах партии, которые пересказал ему Зябликов, Тудоев, компакт-диски, подпись под доверенностью представителя потерпевшего, особняк.
— Виктория Эммануиловна в суде представляет семью потерпевшего, — пояснил Кириченко, хотя мог бы уже и ничего не объяснять. — На этом нашем совещании она лицо как бы неофициальное, но мы с ней работаем. Понятно всем?
— Так точно.
— Ну, докладывай, Тульский. Все полностью, тут все свои. Что с коллегией?
— Сегодня вечером они собираются в доме у Огурцовой в поселке Сосенки, — доложил подполковник. — Присяжный Драгунский дает отвальную, он улетает в Токио и уходит в рейс с рыболовами. Их осталось двенадцать, но они намерены в понедельник прийти в суд. Настроения у них, по моим сведениям, разные, все будет решаться на последнем этапе.
— А ваш агент вам все точно рассказывает? — спросила Виктория Эммануиловна.
— Он мне не агент, а сослуживец, но думаю, да, — не совсем уверенно сказал Тульский. Хозяйка ему не нравилась, но и врать среди своих он не привык.
— Черта лысого он тебе рассказывает, — сказал Кириченко, — То-то и сослуживец, что у вас с ним слишком неформальные отношения. Значит, до среды — максимум — заведешь там настоящего агента и поставишь микрофон, чтобы мы все знали и писали. Задание ясно? Кто-нибудь на примете уже есть?
— Сделаем, — мрачно сказал Тульский, соображая, что запись, которую давали слушать судье, стало быть, сделала все-таки председательша.
— Кого же будете вербовать-с? — насмешливо спросила Лисичка. — Алкоголика?
— А это уж мои проблемы, — сказал Тульский. — Тут секретность, извините-с.
Эльвира Витальевна, которую никто ни о чем не спрашивал, а ее подружка Виктория Эммануиловна вообще вела себя так, как будто ее тут и нет, решила, что пора и ей тоже вставить свое слово:
— Мы поработали с дочерью судьи, она из наших, из прокурорских. Судья считает, что эту коллегию лучше распустить, если они все-таки соберутся. Они ненадежны. Если их всего двенадцать, пусть выбудет кто-нибудь из них.
— А как ты предлагаешь это сделать? — неприязненно спросил Тульский, — Машинами их давить?
— Если понадобится, то будете и давить, — сказала Виктория Эммануиловна.
— Вот как. У вас там какие-то свои интересы, а у меня, извини-те-с, Виктория Эммануиловна, законность. У вас там компакт-диски какие-то, которых нет в деле…
Произнеся последнюю фразу, да еще с чашкой в руке, Тульский все же успел быстро слева направо зафиксировать выражения трех лиц. Чуть дернулся от неожиданности профессионал Кириченко, даже глазом не сморгнула прокурорша, которая и на процессе пропустила это слово мимо ушей, но важнее всего для него была реакция хозяйки, которая, видимо, все-таки не проходила длительного и механического специального курса по управлению вазомоторными реакциями, как Кириченко.
— Законно то, что отвечает интересам государства! — быстро отчеканил полковник, который заметил фокус Тульского и давал Лисичке время справиться с реакциями.
Но она и сама уже была в порядке и заговорила так, что у нее тоже, сообразил Тульский, или чин должен был быть не низкий, или уж связи очень высокие:
— Не волнуйтесь, Тульский, машинами вам никого давить не придется. Наоборот, вам надо будет с них пылинки сдувать, что не исключает выполнения указания товарища полковника о вербовке агента и установке микрофона. Мы сейчас заинтересованы всеми способами сохранять эту коллегию, ускорить процесс, а вердикт они вынесут такой, какой нужен, чтобы семья потерпевшего, которую я тут представляю, была удовлетворена так же, как государственные интересы законности и справедливости. Я ясно все объяснила?
— У меня нет сведений, что они вынесут такой вердикт, который понравится вашей там или я не знаю какой еще семье, — сказал Тульский.
— Просто вы работаете на своем уровне, как умеете, а я на своем, — сказала она, — Вы до сих пор, не считая вашего сомнительного сослуживца, сумели завербовать еще одного только Кузякина, да и то за наши деньги, да и то в качестве агента он непригоден, скажем ему спасибо, если сам правильно проголосует. Я думала, вы профессионалы, а надо было, оказывается, с самого начала брать все в свои руки. Единственный эффективный человек во всей этой истории — председатель суда, она хотя бы догадалась устроить перерыв и всех этих присяжных растащить в разные стороны. Они же только друг перед другом кобенятся, а по одному сразу поплыли. Следовательно, сейчас наша задача сделать так, чтобы они все время конфликтовали между собой. Позаботьтесь уж об этом, подполковник.
— Задача понятна? — спросил Кириченко, — Тогда допиваем чай.
— Эльвира! — защебетала тут же Лисичка совершенно другим голосом, каким в сказке она говорит: «Колобок, Колобок, спой мне еще раз твою песенку!» — Я там, в Лондоне, пока моталась, свитерок один ухватила, как раз твой размер, на твой бюст же хрен что найдешь в нормальном магазине. Пойдем-ка померяем…
Они убежали в боковую дверь, а Тульский ждал, что сейчас скажет шеф.
— Какое это ты слово тут сказал? — спросил Кириченко. — Я что-то не расслышал.
— Тудоев, — сказал Тульский, — Радиозавод. Цех. Только не телевизоров, а другой, он там до сих пор работает. Ты почему мне об этом ничего не сказал?
— А это меняет что-нибудь в убийстве? — безмятежно спросил Кириченко, который сегодня, в неофициальной обстановке, был без своего розового галстука.
— Нет, в самой картине убийства это ровным счетом ничего не меняет.
— Ну вот и занимайся своим делом, — подвел черту полковник ФСБ. — И не лезь, куда тебя не просят. И, раз уж ты теперь тоже что-то знаешь, скажи своему дружку Майору, что если его присяжные такие умные, то кто-нибудь из них и в самом деле может под машину попасть. И Лудову скажи, вот сейчас прямо поезжай в изолятор и скажи, что если он еще раз в суде выступит на эту тему, то окажется не просто в общей камере, а на нарах у параши будет им петь петухом. И ты, Тульский, сам это сделаешь, понял?
— Нет, не понял, начальник. Вы меня уж совсем за лоха-то не держите, чекисты хреновы. Раз вы так, то и я тоже: по закону — пожалуйста, а остальное уж сами. А за брата майора Зябликова убью, если с ним что случится в колонии. Ты это семье потерпевшего, пожалуйста, разъясни.
Он повернулся и решительно вышел в анфиладу. На выходе охранник попытался было преградить ему дорогу, но Тульский, даже не замедляя ход, двинул его кулаком куда-то в живот, и тот рухнул, корчась, у порога, а Тульский вышел на улицу.
Суббота, 29 июля, 21.00
Двенадцать остающихся присяжных прощались с улетающим послезавтра в экспедицию Океанологом на даче у Ри. Но на этот раз чувствовалась между ними какая-то фальшь. Кто-то уже и прямо подозревал друг друга в измене, а те, кого еще не вербовали и не провоцировали, может быть, думали, что дело в дожде, который то утихал, то снова принимался барабанить по крыше террасы холодными каплями, или дело было в муже Ри, который на этот раз выпивал вместе со всеми и был между ними совершенно лишний. В общем, все было не так.
— А зачем вам на Камчатку? Может, вам лучше так и остаться в Японии? — в третий раз приставал к Океанологу одноглазый Сашок. — Там охота на медведя? Долина гейзеров? А в Японии зато, я слышал, гейши.
— Нет, в Японии я задержусь только на два дня, а потом на корабль и на путину, — в третий раз объяснял Драгунский.
— На путину? Это от слова «Путин»? — пытался пьяно острить Сашок.
— Путина — это когда рыбу ловят, — терпеливо объяснял Океанолог, вовсе не лишенный чувства юмора, но неспособный подделаться под юмор Сашка.
— А, ну давайте еще выпьем. А потом поплывем на яхтах. Ну ее, эту путину.
— К сожалению, я не могу так много, — Драгунский пытался опять улыбнуться своей самой миролюбивой улыбкой, но она сегодня получалась у него вымученной.
Они сидели за столиком в середине застекленной террасы впятером: Океанолог, Старшина, Журналист, Сашок и Роза. В одном углу, на диване, Фотолюбитель что-то горячо говорил Алле, но та отвеча-I ла, видимо, прохладно; в другом, где кресла, Ри утешала приемщицу из химчистки, которой она уже передала деньги, и та теперь боялась выпустить из рук свою совсем неуместную здесь хозяйственную сумку. Петрищев скрылся от соблазнов на крыльце, но туда следом за ним вышли Слесарь и «Гурченко», которая громко рассказывала о новых проделках своего бывшего мужа. Ивакин играл в детскую стрелялку за компьютером, который стоял в нише на столе и в котором, кроме такого рода глупых, с его точки зрения, игр, ничего больше не было. Хинди поставила перед ним стакан с «Чинзано» — она пыталась, разнося стаканы, как прежде, в суде, чашки, восстановить бывшее когда-то между ними единство, но тщетно.
