Анна Данилова - Когда меня не стало
– Герман, вы опоздали, – произнес громким и сильным голосом Володарский, – я оценил эту женщину много раньше вас…
«Зу-Зу… Ты мой зверек, ты моя девочка, моя женщина… и я обожаю тебя… твои коротко остриженные волосы, все сто восемьдесят сантиметров твоего гибкого и стройного тела, твои длинные руки и ноги, длинную шею, длинные глаза…» – «Длинные глаза, это как?» – «У тебя действительно длинные глаза, похожие на туловища длинных и изящных рыбок…»
Белла слизнула выкатившуюся на губу слезу и всхлипнула: «Макс, как ты мог так поступить со мной?»
Она сидела, не слыша, о чем говорили в ее присутствии мужчины, смотрела на огонь в камине, а видела Макса, обнимающего Веру Фишер.
– …Надень, я посмотрю…
Она вздрогнула, понимая, что на этот раз обращаются уже к ней. Володарский жестом господина спустил с ее плеч скользящий шелк халата, обнажив Беллу чуть ли не до пояса, и сам собственноручно застегнул на ее шее замочек бесценного колье. На груди оно смотрелось как живое. Петр Филиппович продел ей в уши тяжелые серьги, надел на пальцы кольца с божьими коровками и светлячками, щелкнул замочком на браслете и, не удержавшись, поцеловал Беллу в обнаженное плечо.
– Сюда подойдет золотистая органза в сочетании с бледно-изумрудным атласом и розовым бархатом, – прошептал ювелир, глядя как завороженный на раскрасневшуюся, с блестящими от слез глазами Изабеллу. – Если бы мы были сейчас в Москве, я бы рекомендовал вас одной замечательной портнихе… Я не люблю слово «модельер», оно у меня почему-то ассоциируется с Мольером и эшафотом. Но у Эммы действительно золотые ручки… Я обязательно вас с ней познакомлю…
4 сентябряУтром Белла отдалась ему как хозяину. И он понял это.
Она лежала, уткнувшись в подушку, и думала о Максе. О Вере Фишер.
Володарский поднял ее, унес в ванную и поставил под душ.
– Все, я снимаю с тебя все обязательства… Живи как хочешь… Ты – свободна. Тот дом, в котором ты жила на Лосином острове, – твой. Купи себе квартиру в Москве, Париже, где хочешь…
На него было больно смотреть.
– Мне нужно время, чтобы привыкнуть к тебе, – сказала Белла и закашлялась от попавшей в рот воды. – Я не могу вот так быстро научиться улыбаться, а тем более смеяться… Может, я впала в анабиоз? Какое странное слово…
Петр Филиппович смотрел, как ее тонкое тело переливается под прозрачными струями воды, и его глаза потемнели при мысли, что он видит Беллу в последний раз.
– Ты уйдешь от меня?
– Да нет же… Никуда я не собираюсь уходить… Успокойся…
Она уже и сама пожалела о том, что заставила его так страдать.
– Кроме того, у меня тоже есть для тебя подарок… Ты мне подарил вчера «Осу», а я подарю тебе кое-что другое… Отнеси меня, пожалуйста, в спальню.
Он принес ее на кровать. Белла закуталась в простынку, открыла прикроватную тумбочку и достала оттуда зеленую папку.
– Представляешь, Макс оставил твою дурацкую генеральную доверенность в машине Губина… Того самого Губина, чей красный «Фольксваген» я угнала от магазина «Паритет»… В этом магазине он покупал щучью икру… Вернее, он покупал ее вместе со своей любовницей… И его даже не остановил тот факт, что он остался без машины… Удивительно, как вы, мужчины, нетерпеливы… Если бы я не угнала машину, то Губин со своей девушкой поехал бы куда-нибудь, где его не смогла бы достать жена, сделал бы бутерброды с щучьей икрой, а потом бы занялся любовью… А так он вынужден был привести девушку к себе домой… И они сделали себе бутерброды из щучьей икры (мне сказал об этом знакомый патологоанатом, который, кстати, и вскрывал впоследствии Губина), полакомились и легли в постель… Вот тут-то их и застала его жена… И убила его. Получается, что я косвенно причастна к его смерти… Это ужасно… Да ты, я гляжу, и не слушаешь меня… Чем ты лучше Макса?
Володарский мгновенно оторвал взгляд от разложенных на постели документов, которые он вынул из зеленой папки… Глаза его блестели.
– Я вижу, как в твоих глазах отражаются все банки Цюриха… – хмыкнула Белла. – Ты счастлив?
– Белла…
– Да, дорогой? Так мы едем покупать мне платье или нет? Я хочу сегодня выглядеть в тысячу раз лучше, чем выглядела 15 июля. И пусть у всех моих знакомых глаза ослепнут от моего нового колье…
– Для начала мы позвоним в загс… – тоном, не терпящим возражения, заявил Володарский. – Ты расторгнешь свой брак с Максом и зарегистрируешь брак со мной. Только после этого мы с тобой, так уж и быть, купим тебе платье… Если хочешь, я могу даже купить для тебя мороженое…
* * *– Если честно, то я уже и не знаю, зачем еду на эту вечеринку, – говорила Белла Володарскому, когда они ехали на банкет в «Европу». – Как будто бы я со всеми разобралась: Борисов – подлец, я ему прострелила ногу, Макс – мерзавец – он меня предал и изменял мне со всеми подряд, но, правда, хоть пришел ко мне на похороны, Вера – как-никак соперница, но клянется, что машину не взрывала, Лора – пьет, и этим все сказано, Давид… Кстати, мне нужно вернуть ему деньги… Давай заедем к Пасечнику, я оставила у него кое-что… Он приглашен?
– Думаю, что да…
Скандинав, сообразив, свернул на улицу, где жил Пасечник.
Григорий Александрович, увидев на пороге Беллу, закутанную в розовый бархатный плащ, от восхищения и удивления потерял дар речи. Он стоял в смокинге и, судя по всему, тоже собирался на банкет.
– Кто это там, Гриша? – услышала Белла знакомый голос и увидела приближающуюся к ним Руфину в развевающемся черном пеньюаре. – Ба, кто к нам пришел?! Племянница?
– Здравствуйте… Вы извините, но мне необходимо поговорить с Григорием Александровичем, – улыбнулась Белла, прекрасно осознавая, какой удар она только что нанесла Руфине, показавшись перед ней в таком шикарном виде.
Рыжеволосая Руфина скрылась в спальне и затихла.
– Белла, проходи… Как я рад тебя видеть…
– Гриша, – прошептала Белла, обнимая его и целуя в крепко надушенную одеколоном щеку, – я пришла сказать, что очень благодарна тебе за все… Я никогда не забуду тебя… Больше того, мне бы хотелось, чтобы ты оставался моим самым лучшим другом…
– Савельев мне сказал, что теперь у тебя в друзьях ходят губернаторы… – Григорий Александрович взял ее руку в свою и потрогал новое обручальное колечко с бриллиантом, которое Белле надели на палец пару часов назад.
– Они не ходят, а все больше сидят в машинах, – она кивнула в сторону улицы, – или лежат… Как там Николай Васильевич? Скандинав должен был привезти ему какое-то лекарство…
– Кто-кто?
– Неважно…
– У него все в порядке… Просто переутомился мужик, вот сердчишко и схватило… Да еще и давление…
– Я заеду к нему в ближайшее время. Что касается моих вещей…
– Белла, я все приготовил, как ты меня и просила… – Пасечник принес откуда-то из глубины квартиры большие сумки и пакеты. – Вот здесь твоя одежда, косметика, все то, что было в сейфе, и вот эта спортивная сумка…
– Я должна тебе, Гриша… – Белла достала из одного из металлических ящичков, которые они с Савельевым добыли из сейфа ее сгоревшей квартиры, пачку долларов и протянула их Пасечнику.
– Белла, ты была со мной, а для меня это… высшее блаженство… Я никогда не забуду тебя, твои губы, твои волосы… Я люблю тебя… но… я должен подумать о своей старости…
– Надеюсь, что Руфина все-таки разведется со своим мужем и будет тебе по утрам варить какао и жарить гренки… – Белла, пожав плечами, спрятала деньги на место, открыла спортивную сумку и заглянула туда: там лежали деньги, которые, по ее расчетам, Парсамяны заплатили Ирине Цветковой за то, чтобы она забрала свое заявление назад. «Это для Гарика или Давида, они сами разберутся…»
– Тогда до встречи…
– Ты сейчас куда?
– Скоро узнаешь… Ты не поможешь мне донести все это до машины?
Григорий Александрович, подойдя к машине и увидев Володарского, покраснел, поздоровался и, поцеловав Белле на прощанье руку, поспешил уйти.
– Он влюблен в тебя, этот чертов Пасечник! – воскликнул Володарский, обнимая садящуюся в машину Беллу. – Иди ко мне, я никому тебя не отдам, так и знай…
* * *Вечер выдался сухой и теплый. Легкий пряный ветерок кружил на площади перед рестораном крупные желтые и зеленые кленовые листья… Из приоткрытых окон лилась музыка, иронично-грустная, пронзительная… Множество припаркованных вдоль улицы роскошных, сверкающих хромом и лаком автомобилей, группа нарядных дам, весело и нервно щебечущих у крыльца ресторана, лоснящиеся смокинги мужчин и аромат их дорогих сигарет в сочетании с духами – во всем чувствовался праздник. Казалось, все богатые люди города съехались сюда отдохнуть и расслабиться, чтобы позже, на свежую голову, придумать что-нибудь небывалое, оригинальное, обещающее невиданные прибыли…
Ровно в шесть часов вечера двери ресторана закрылись. На улице не осталось ни одного человека, только случайный прохожий мог промелькнуть между рядами дорогих автомобилей. В банкетном зале, где каждому из приглашенных заранее было определено его место и столы, расставленные буквой Т, ломились от закусок и бутылок, теснившихся рядом с букетами свежих цветов и вазами, полными фруктов, вдруг наступила тишина. Все пятьдесят человек – члены местной администрации, крупные бизнесмены, банкиры, словом, представители элиты города с женами или любовницами – устремили взгляды на стоящего во главе этого огромного стола маленького темноволосого человечка, фамилия которого практически у всех ассоциировалась либо с композитором Вагнером и его знаменитым «Полетом Валькирий», либо со всей Германией сразу.
