Валерий Барабашов - Изувер
— Светает уже. — Койот встал, потушил ночник, постоял у окна. Глядел на просыпающийся двор, на дворничиху, скребущую метлой захламленный асфальт, на торопливо пробежавшую куда-то по делам мужскую фигуру…
«Может, и правда она ничего не слышала? — думал Койот. — Или не поняла? А если поняла?
Одно дело, Кашалот вычислил, догадался, а другое — Марина…»
Пригрозить ей?
Но пригрозить — значит подтвердить спрыгнувшее во сне с языка Тогда она наверняка будет знать, с кем имеет дело.
Откуда этот кошмар?
Правда, пить надо меньше.
Но как не пить, когда эти покойнички в форме стали являться к нему все чаще. Он и пьет-то потому, что надеется на хороший крепкий сон.
Да, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Пить в любом случае надо меньше.
И говорить с Мариной на эту тему — о покойниках — опасно.
Но как все-таки убедиться в том, что она ничего не поняла? Слышала же, это точно!
И можно ли быть теперь уверенным в том, что она не скажет кому-нибудь о странных снах своего любовника?
Ч-черт!
— Марин! — беспечно сказал он, возвращаясь в постель, чувствуя, что она не спит. — А что я все-таки болтал?
— Да Господи, ну я же сказала! — Она стала заворачиваться в одеяло поплотнее. — Ну чего ты ко мне с этими глупостями пристаешь? Пей поменьше, и спать хорошо будешь. А то вообще допьешься до белой горячки, воевать с кем-нибудь тут станешь…
— Да, пить, конечно, надо бросать… Печенка стала пошаливать, и вообще.
Он обнял ее — теплую, мягкую, податливую.
Марина подыграла ему.
— Паш, — сказала она затаенно. — Мать у меня вечером спрашивала: как, мол, женихи-то?
Встречаешься с кем? Я про тебя намекнула. Хороший, говорю, парень, только вот робкий, никак не насмелится предложение сделать. Чего еще ей говорить? Она же утром увидит тебя, надо, чтобы в одну дуду.
— Ну, скажи как есть. Мол, не разведенный еще, сынок там, в той семье. Денег на развод нету.
— Может, не надо ей, матери, про Людку твою говорить?
— Как хочешь. Мне чего прятать? Все равно узнает. В общем, смотри сама.
— Да я смотрю… Зиму мы с тобой прожили, ты о женитьбе ни слова. Пора уже и решать чего-то.
— Чего спешить? Ты обожглась с первым мужем, и у меня семейная жизнь не получилась. Не спеши. Погуляем. Пуд соли съедим вместе, тогда и будем решать. Ты записывай на бумажку, сколько соли кладешь… Чего ты дрожишь-то? И руки какие-то холодные. Положи-ка их вот сюда, согреются… ну вот, другое дело.
Она молча выполнила его прихоть. Потом вяло, без интереса, отдалась его ласкам.
«Пашка — убийца. Убийца! — думала Марина. — Троих убил, сам сказал… ранил столько же… Значит, это он был тогда у Дома офицеров, он нападал на инкассаторов… Господи! Страшното как! А вдруг догадается, что я все слышала, поняла… И Ксюшка как раз дома, мать… Что мы, бабы, можем сделать? И не отпускает из комнаты, как почувствовал что-то… Спать теперь нельзя, ни в коем случае! Сонных передушит всех, уйдет. И знать никто ничего не будет. Никто же не видел, как он ночью явился ко мне… Господи, зачем открыла, зачем пустила его?!»
Потом она притворилась, что засыпает, а Койот окончательно успокоился, отвернулся к стене…
* * *…Он почувствовал на себе чей-то внимательный, пристальный взгляд, невольно вздрогнул и открыл глаза.
У постели стояла маленькая сероглазая девочка, одетая в заячью шубку и красную вязаную шапочку.
— Ты кто? — спросила она.
— А ты кто?
— Я — Красная Шапочка. Видишь, во что я одета. Я гулять с бабушкой иду.
— А… Ну, в таком случае, я — Серый Волк.
Она радостно улыбнулась, коснулась мягкими теплыми пальчиками небритой щеки Койота.
— А ты не страшный. И на Волка не похож.
У него морда длинная и зубы острые.
— А в жизни волки нестрашные. Это про них только страшные сказки пишут и на картинках рисуют. Волки добрые.
— Ага, добрые! А зачем Волк все время за Зайчиком гоняется и съесть его хочет?
— Ну… он просто играет с ним.
— Нет. Он его съесть хочет. Я знаю.
— Ну, если бы он хотел Зайца съесть, он давно бы его съел. Вспомни, сколько раз Волк его догонял и даже за уши брал, а не ел.
Против этого довода девочка возразить ничего не смогла. Сморщила лоб:
— Ну, все равно. Волки плохие. Они на овечек нападают, мне бабушка книжку в деревне читала.
— Про овечек — это правда. Но волкам тоже кушать хочется. Если бы их, волков, кормили, они бы на овечек не нападали.
— А за что их кормить? Бабушка говорила, что волки ничего не умеют и не хотят делать. Людям, как собачки, не помогают. А только овечек воруют. Поэтому их надо убивать.
— Да-а, бабка у тебя серьезная. — Койот потянулся, потрепал девочку по щеке. — А ты-то сама как считаешь?
— Не знаю! — девчушка дернула плечиком. — Но овечек мне жалко. Они такие хорошенькие, мордочка мягкая. Мне сосед бабушкин давал ягненка поиграться, он у нас дома целую неделю жил. Вот. И я его сама кормила. И еще из овечки можно свитер связать и варежки. А из волка что можно связать?
— Волк — это санитар природы, — глубокомысленно изрек Койот, понимая, что логика ребенка загнала его в тупик. — Пусть живет. Другие звери бояться будут.
— А зачем друг дружку бояться? — тут же возразила Красная Шапочка. Надо жить дружно.
Ты мультики про кота Леопольда видел?
— Лох твой Леопольд, — нахмурился Койот. — Вахлак. Такой сейчас не выживет. Его собаки загрызут. В жизни, лапочка, надо вот такие когтищи иметь, — он растопырил пятерную и согнул пальцы, — и вот такие клыки, открыл рот, ощерил зубы.
Девочка попятилась. Но не испугалась, нет: она поняла, что с ней играют, а по телевизору видела и не такие «страшилки». Утех страшилищ — зубы длиной с палец, а у этого дяди нормальные, только нечищеные, желтые.
— А у тебя хвост есть? — спросила Красная Шапочка.
— Не вгоняй меня в краску, неразумное дитя! — захохотал Койот. — Есть, конечно. К следующей зиме должен вырасти, а сейчас еще маленький. Я его теплой водичкой по утрам поливаю. Помогает, я тебе скажу.
— А потом будешь им рыбу в проруби ловить, да? — Девчушка тоже засмеялась. — А он у тебя примерзнет, и тебя поймают, да?
— Ну, я бы не хотел этого, если честно, — пробормотал Койот. — Поймают, бить начнут… На свободе оно как-то лучше, даже волкам. Зимой в лесу хоть и холодно, и голодно, а все равно…
— Ксюша, ты где? — послышался за дверью голос Марины.
— Я тут, мама! — отозвалась девочка. — Я с Волком разговариваю.
— С каким еще волком? — Марина — в длинном домашнем халате, с косынкой на голове (принимала душ), вошла в комнату, с тревогой глянула на дочку. Ты зачем сюда вошла? Видишь, дядя Паша еще отдыхает.
— Это мой новый папа, да?
Марина стала выпроваживать не в меру любознательную дочь.
— Иди, иди! Потом поговорим. Тебя бабушка ждет, она уже оделась. Идите, погуляйте. Потом завтракать будем.
Красная Шапочка помахала Волку варежкой и пропала за дверью. С минуту слышались женские голоса, потом все стихло.
В спальню снова вошла Марина.
— Встаешь? — спросила она.
— Встаю. И ухожу. Не буду матери твоей на глаза попадаться.
— Как хочешь. Ты мужчина, тебе решать.
* * *В этот же день из телефона-автомата Марина позвонила Мельникову.
— Александр Николаевич?.. Это я, здравствуйте. Узнали?.. Александр Николаевич, я сейчас коротко, ладно? Потом, при встрече, все расскажу. Паша, о котором вы говорили, — это он… Да, тат самый. Которого вы ищете. Все, до свидания! Пока!
И трясущимися руками Безуглова повесила холодную, как лед, трубку.
Глава 27
НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ВЫШИНСКОГО!
Чиновники от юриспруденции спешки не любят. Наспех сколоченное уголовное дело, торопливое расследование, поверхностный судебный процесс, кассационные жалобы в вышестоящую инстанцию, отмена решения, пересмотр дела, новые дознания-расследования… Господи, это такая бодяга! Такая нервотрепка!
Нужно все делать один раз.
Вещественные доказательства, орудия убийства — вот они, перед глазами судей и прокурора.
Признания обвиняемых — без запинки.
Показания свидетелей — слаженный народвый хор: никто не фальшивит, партию свою ведет по нотам, знает назубок.
Адвокаты лишь горестно разводят руками и прячут глаза от родственников обвиняемого, у которых запросили слишком большие гонорары и гарантировали освобождение прямо в зале суда.
Сам преступник сидит подавленный, аки зверь (зверь он и есть!) в клетке из толстых прутьев, повесив голову: конец. Финита ля комсдиа.
А конвой по окончании чтения приговора алчно позванивает уже готовыми наручниками…
Подобным образом, будто девчонке-студентке, Василий Васильевич Заиграев, заместитель областного прокурора по следствию, втолковывал прописные истины следователю по особо важным делам Эмме Александровне Крайко. И с ним трудно — невозможно! — было спорить, потому что формально он был прав. Сигналы и донесения агентов ФСБ — не основание для задержания подозреваемого. Нужны улики, весомые доказательства его вины.
