Данил Корецкий - Шпионы и все остальные
В обойме осталось всего два патрона из двадцати. «Хорошо погулял», — подумал Леший. Возможно, подземные обитатели в последние дни пережили небольшой армагеддон…
Он выстрелил, не целясь, в косматую голову. Вой прекратился.
— Б…дь!!! Да что это такое?! — раздался рядом голос Рудина.
— Старые добрые знакомые, — Леший перевел фонарь на бетонный стакан колодца. — Ринго где? Жив? На месте?
— Я здесь…
Тамбовцев, похоже, и в самом деле лежал лицом в пол — от лба до подбородка он был весь в саже, даже ошметки какие-то прилипли к щеке.
— Надеваем «самоспасы» — и вниз, — сказал Леший. — Все разговоры после возвращения. Живо!
Рудин побежал первый, на ходу натягивая маску. Он косолапил и, как показалось Лешему, не совсем твердо держался на ногах.
И тут он третий раз почувствовал, как что-то коротко шевельнулось глубоко под землей, будто дернулось во сне.
— А ты чего встал? Пошел, кому говорю!! — рявкнул он на Тамбовцева. И сам не зная зачем добавил: — Добро пожаловать в «Бухенвальд», б…дь! Это тебе не модель! И не компьютерная игра! И не рок-концерт! Теперь запомнишь надолго!
Маленькие люди под надежной защитой
Бушуют волны телеэфира, ходят высокими валами — вечер новостей в разгаре. Пикируют на ошалевшего зрителя бомбардировщики с полными бомболюками дурных новостей. Сгорел детдом: ба-бах — в цель! Смену горняков завалило в шахте: ба-бах — попали! Разбился самолет: ба-бах — в цель! Модифицированные продукты смертельно опасны: трах-тара-рах — накрыли! Ба-бах! Трах-тарара-рах! Ба-бах! Ба-бах!
Гремят дальнобойные орудия, заряженные снарядами грядущих бед и несчастий. Очередной срок конца света: ба-бах-бах-бах — массовое поражение! Трехкилометровый астероид летит к Земле: ба-бах-бах-бах — квадрат накрыт! Изменение погоды грозит вселенской катастрофой: бах-бум-трах — полное уничтожение! Девальвация рубля неизбежна: ба-ба-бах-бах — всеобщее поражение!
Поставленные на прямую наводку пушки бьют по площадям шрапнелью дурных пророчеств: «Мощнейшая вспышка на солнце может вызвать массовые инфаркты и инсульты»! «Ученые: люди вскоре начнут умирать от жары»! Каждый медиазалп выкашивает население сотнями и тысячами…
Ангажированные псевдознатоки с деланным сочувствием вампиров и прицельностью снайперов валят на выбор — по одному и целыми категориями: бах — готов! Каждый мужчина старше тридцати страдает простатитом: бах — вот сколько их озабоченно чешут затылок! Размеры пенсий придется сократить: бах — старичье хватается за сердце! К двадцатому году самым распространенным недугом станут неврозы: бах! Мимо, пропустили мимо ушей — не понимают, а ведь это чистая правда, для того и пикируют черные гарпии, для того и изрыгают смрадный огонь широкие пушечные жерла, для того и напускают умный вид продажные пустобрехи… Идет война на уничтожение, неужели никто не вступится за несчастных, привыкших верить бездушному ящику людей?
Нет, вступится! Вот он — могучий корабль, боевой эсминец, на борту свежей белой краской не очень ровно намалевано: «Хорошая Новость». Пушки расчехлены, вращаются утыканные ракетами платформы, ищут цель, звучит ясный голос капитана: «Полный вперед!» Режет волны корабль, спешит в означенный на карте квадрат, спешит на помощь! Где-то там терпят бедствие маленькие люди! Тонут! Погибают в пучине, в беспросветной тьме! Один секунд, потерпите, сейчас!
— …В общественную приемную Министерства юстиции поступило письмо от группы граждан, членов Партии маленьких людей, — рокочет диктор капитанским баритоном. — В нем идет речь о том, что партия, которая первоначально объединяла людей с нарушением гормона роста, стала прибежищем для разного рода аферистов.
— Что за хня? Какое письмо? — сказал Бруно, показывая пальцем на телеэкран. — Я ничего такого не подписывал. Ты что-то понимаешь, Пуш?
— Я думаю, это какая-то провокация!
Пушистик сидит рядом в кресле, тянет через трубочку адскую смесь мандаринового сиропа и водки. Но при этом не пьянеет. Пушистик, несмотря на свой плюшевый вид, очень стоек к алкоголю. Поэтому ему можно верить.
— Точно, провокация! — соглашается Бруно.
Наполняющий комнату холодноватый синий свет телевизора напоминает о морских пучинах. Диктор с экрана смотрит прямо на Бруно, словно догадываясь, для кого предназначены эти слова.
— Изучение вопроса показало, что действительно права маленького народа бессовестно ущемляются и узурпируются. Речь идет уже о нарушениях совсем другого рода и другого, если так можно выразиться, гормона — «гормона совести». Именно так выразились авторы письма…
— Гормон совести! Во, дают! — негромко проговорил Бруно. — Так вроде нет такого гормона…
— …Письмо вызвало большой резонанс в обществе. Мы пригласили прокомментировать ситуацию председателя Высшего совета ПМЛ Григория Муромова и старшего научного сотрудника Института экспериментальной антропологии РАН кандидата биологических наук Зиновия Очерепко.
Камера нацелилась на гномью физиономию Муромова. В прищуренных глазках председателя тлели нехорошие огоньки.
— Как представитель маленького народа, я возмущен до глубины души! — заявил он. — Я давно предупреждал, что в партию надо принимать по медицинской справке! Если в справке сказано, что ты маленький человек, — добро пожаловать! Если нет, то иди мимо, записывайся в какую-нибудь другую партию! Меня не послушали, и вот что теперь получилось? Девяносто два процента членов ПМЛ — обычные люди, среднего и высокого роста, а в руководстве партии так встречаются и самые настоящие великаны! Что они знают о нуждах маленьких людей? Известно ли им, с какими трудностями сталкиваемся мы при приобретении одежды и обуви? При посадке в общественный транспорт? Конечно, не знают! Они не думают о маленьких людях, им наплевать на маленьких людей! Но что они тогда делают в нашей партии? И с этим пора кончать!..
— Ой, а кто это такой страшный? — спросила вошедшая в комнату Инга.
— Это дядька Мухомор! — ухмыльнулся Пушистик. — Молнии мечет, справку требует. Прикольный такой!
— Ха-ха-ха! — сказала Инга.
Ее носик перепачкан в белом порошке. В одной руке — высоченный бокал, похожий на вазу для цветов, в другой — какие-то бумаги. Из коридора доносился чей-то пьяный смех.
— Вы что, опять бардак устроили?! — рявкнул Бруно. — Что у тебя на носу?!
— Пудра…
— Знаю я твою пудру! А это что?
— Какие-то счета, — пожала плечиками Инга. — За аренду помещения, за свет… Еще налоги…
— С чего вдруг они это нам шлют? — угрюмо спросил Бруно. — Никогда не присылали, а вдруг — на тебе… Пуш, ты позвони куда надо, пусть разберутся…
— Почему опять я? — заныл Пушистик. — Пусть девки этим занимаются…
— Ах, девки?! — разозлилась Инга. — Как готовить — девки, как посуду мыть — девки, как трахать — девки, так еще и счета проверять! Что я вам — бухгалтер?
— А я бухгалтер? — возмутился Пушистик.
— Живо прекратите балаган! — Бруно взял пульт, захлопнул дверь и прибавил громкости.
— Вопрос поставлен очень своевременно, и ответить на него сложно, но если привлечь на помощь науку, то мы вполне сможем его разрешить, — вещал с экрана худой и высокий, ростом с двух Мухоморов, тип в старомодном пиджаке. Это вроде бы профессор неизвестно каких наук Зиновий Очерепко, который с одинаковой убежденностью то поддерживает, то опровергает существование снежного человека, летающих тарелок и тому подобных важных научных проблем. — Есть специальные исследования Всемирной организации здравоохранения, есть официальный документ, который устанавливает параметры так называемого усредненного хомо сапиенс…
— Он что, матерится? — удивился Пушистик. Но Бруно только отмахнулся — мол, не мешай!
— Наукой доказано, что обычный рост мужчины колеблется в пределах от ста тридцати до ста девяноста сантиметров. Все, что выше этих пределов, называется словом «гигантизм», а все, что ниже, — «карликовость»…
— Нету такого слова! — запальчиво перебил Муромов. — Это называется «компактность»!
— Хорошо, пусть будет «компактность», — быстро согласился Зиновий Очерепко и отодвинулся. — Так вот, нет смысла изобретать велосипед и взывать к «гормонам совести», когда в нашем распоряжении имеется документ, составленный авторитетнейшей международной организацией! Там все просто и понятно объяснено! Маленькими людьми, чье имя носит партия, могут называться только те, чей рост не превышает сто тридцать сантиметров. И всё! И никто больше!
— Ха-ха! — сказала Инга. — Я стопудово маленький человек! У меня сто девятнадцать сантиметров, еще со школы, с восьмого класса!
— А у меня сто двадцать шесть! — похвалился Пушистик. — Я круче!
