Александр Холин - Лик Архистратига
С очень большим опозданием, временем в жизнь, Ефрем Милетин вспомнил, что надо было сразу, там же, в хранилище применить к общению с маской обыкновенную энергетическую рамку, с помощью которой можно было оградить мистические возможности ритуального предмета управлять петлями времени и человеческими судьбами. Уж точно инфернальная рожа не успела бы наделать столько глупостей и не пришлось бы сейчас глотать раскалённый песок, разбавленный несколькими глотками мутной воды.
В оживающем сознании возник импульс: нет! не удалось маске полностью овладеть ситуацией! Кажется, Милетин ещё успел походить вокруг проклятой разрисованной деревяшки водружённой на бюст Алексея Николаевича Толстого с энергетической рамкой. Успел? А не всё ли равно. На Руси издревле говорили: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Только как узнать, за тот ли гуж взялся и то ли они с Окурком вытворяют? Не придётся ли жалеть об этом приключении всю оставшуюся жизнь, если она ещё осталась? Теперь Ефрем полностью понимал откровения старцев, отговаривающих от сраженья с лукавым в одиночку. В одиночку? Так их же двое было. Или второй всё-таки приснился?
Но тут, в караване, живые, настоящие живые люди, которые не дадут умереть от жажды, не позволят пустыне слизать навсегда живого человека. Снова вцепившись обеими руками за вместительный бурдюк, он глотал, глотал, глотал драгоценную влагу. Обеими руками до посинения в жилах, вцепившись в сшитое из верблюжьей кожи хранилище для воды, которое, к счастью, уже никто не старался отнимать, Ефрем всё же сумел утолить жажду. Вернее, убедить себя, что это так. Но отпустить бурдюк в этот раз так и не смог — руки отказывались слушаться и выпускать самое богатое богатство человека.
Только после очередного промачивания завялившихся на солнце собственных внутренностей, Милетин начал понемногу оживать. Оглядев обступивших его погонщиков, почему-то похожих друг на друга как две капли воды, он посмотрел, наконец, на караван. А точнее на одного из верблюдов, стоящего неподалёку, убранного богатой сбруей в самоцветах, с укреплённым на спине меж горбами паланкином тончайшего красного шёлка, расшитого золотой канителью. Это был даже не паланкин, а миниатюрный шатёр, какие раскидывают на спине верблюда или слона для великих раджей, шахов, султанов.
Полог шатра откинулся, и Ефрем с содроганием увидел свою старую знакомую. До печёнок его доставшая ритуальная маска издевательски улыбалась раскрашенными ярким кармином губами с лица, нацепившего её человека.
Человека? Или архистратига демонических сил? Вот в этом Ефрем очень сомневался, потому как человек никогда не пойдёт на поклон к Бафомету. [57] Одевший маску, сидел в индусской позе лотоса, скрестив ноги. С плеч у него ниспадали складки черной атласной одежды с золотыми застёжками в виде шестиконечных звёзд на плечах. Он пальцем поманил Ефрема к себе. Караванщики тоже заметили, что чёрный господин подзывает найдёныша пустыни и помогли тому подняться.
— Входи, — человек подал знак и один из погонщиков развернул перед Ефремом складную лестницу.
Милетин всё также, не выпуская из рук верблюжий бурдюк с водой, попытался подняться в шатёр подзывавшего его господина, но несколько раз срывался и падал лицом в отвратный горячий песок, пребольно ударяясь при этом о металлическую лестницу, будто кто-то невидимый преграждал ему путь. Только экстрасенс плохо ещё соображал после перенесённого приступа жажды. Лишь мысль, что подняться в шатёр надо, надо обязательно, не оставляла его, свербела в голове запечным сверчком. Поэтому Милетин упрямо повторял попытку снова и снова, пока не добился своего. Ведь каждый человек сам принимает выбор, на то он и человек.
Внутри шатра поражала прохладная атмосфера, будто где-то был спрятан кондишен или озонатор и поддерживать прохладу в шатре не мешал даже открытый полог. Ефрему сразу стало легче. Он внимательно старался разглядеть хозяина маски. Тот ничуть не смущался. Можно сказать, разглядывание в упор ему приходилось по вкусу, хотя лицо своё всё равно не показывал. Во всяком случае, от индусской богини смерти Кали, разгуливавшей в храме в такой же маске, он отличался самым главным — был настоящим, ощутимым и живым, а не деревянной скрипучей статуей.
— Ты хотел знать Истину? — глаза человека сверкнули из-под деревянной маски холодным знакомым блеском.
Где же он видел эти глаза? Если Ефрему что-то запоминалось, то память никогда не могла потерять записанный образ, а тут какая-то туманная дымка мешала вспомнить прошлое. И голос. Боже, какой же знакомый голос! Нет, не грубый мужской, а грудной женский, хотя довольно низкий. Почему женский? Ерунда какая-то в голову лезет.
— Тебе известно кто я? — снова послышался вопрос из-под маски.
— Догадываюсь, — Ефрем опять осмелился взглянуть подмасочному существу прямо в глаза. — Ритуальная маска спокойно уживается только с лицом хозяина или же хозяйки. Я прав?
Меняющееся выражение глаз не завораживало бы настолько, если б они не меняли цвет. Глаз то и дело меняющих цвет нет ни у одного человека на земле. Стоп! Где-то Ефрему всё-таки приходилось видеть эти глаза. И голос! Но, то ли память решила хот раз в жизни подвести его в самый нужный момент, то ли инфернальные приключения сказывались, то ли скрывающийся под маской архистратиг старался подделаться под другого, кто знает. Ничего в жизни просто так не случается и не проходит к тому же. Огромное нервное напряжение испило энергетический источник организма до дна. Может быть, память вернётся, но не здесь, не сейчас. Что же остаётся? Остаётся довести дело до конца, ведь у всего бывает конец. Главное, чтобы суметь не подчиниться просьбам или же приказаниям владельца ритуальной маски, иначе всё может плохо кончиться.
— Тебе известно кто я, — утвердительно повторила маска. — Только сеять зло в этом мире — вовсе не моё занятие, как думают толпы убогих. Не старайся причислить себя к безоговорочному стаду баранов. Человек создан свободным. Он волен выбирать между светом и тьмой, между добром и злом, хотя и того и другого полно в каждом человеке. Всё просто, если человек приходит ко мне, значит, совсем не готов идти к свету. А ты не только готов разделить со мной существование, но и познать Истину. Ведь ты всю жизнь ищешь именно этого?
— Так где же Истина? — растерянно спросил Ефрем. — Неужели каждый человек обязан гоняться за какой-то эфемерной Синей птицей, не зная, есть ли она вообще на этой планете?!
— А это и является Истиной, — снова блеснула маска разными глазами. — Для каждого она своя, только суть — одна. Людям всегда нравится выглядеть лучше, чем они есть, но каждый выбирает свой путь. Согласись, ведь внимания заслуживает совсем не тот человек, что поддался искушению, а кто смог победить его и уцелеть, кто сохранил внутренний огонь. Вот этот огонь позволяет сохранившему его найти на полях Зазеркалья ту самую Синюю птицу.
— А во мне… во мне сохранился внутренний огонь? — Ефрем уже робко снова посмотрел на хозяйку маски, боясь услышать неотвратимый грядущий приговор, когда никакие исправления сделанного уже невозможны.
— Во всех сохраняется огонь, — в грудном голосе маски прозвучало ехидство. — А у испытавших живое воздействие огня, всегда остаётся что-то едкое. Огонь — это великое сияние Рая и желанное пекло Преисподней, то есть ласка и пытка в одном флаконе. Он — твоё самое универсальное начало и твой конец. Тебя, конечно, интересует возможность остаться в живых. Но возможность и умение умереть — это определённая заслуга, без которой всё человечество не смогло бы жить, потому что жертва — подобна Богу во всём, ведь Сын Человеческий пожертвовал жизнью ради человечества. Настала пора с этим конкретно познакомиться. Разве к тебе никогда не приходила в голову сакральная мысль, что ты — сын Бога, что сможешь сделать нечто такое грандиозное, ради чего и послан в мир живых.
Собеседница запустила изящную руку в небольшой кофр, стоящий рядом с ней и вытащила оттуда толстенный фолиант, который по величине был намного больших размеров, чем кофр и раскрыла книгу на выбранной странице перед Ефремом. Незнакомые буквы вдруг ожили, стали меняться на русский читабельный и даже где-то литературный язык.
— Тибетская «Книга мёртвых»? — хмыкнул Ефрем, поскольку сталкивался с этой книгой по роду занятий.
— Книга жизни, — кивнула маска. — Если человек черпает из неё правила существования, то всё у него получается.
— То есть, поклонись мне и станешь повелителем мира? — усмехнулся Ефрем. — В книге такое же предложение, только немного звучит по-другому. В результате, людям — битвы меркантильные, демонам — отвоёванные души человеческие. Истина стара, как мир.
Ефрем сначала хотел было воспротивиться насильственному прочтению, поэтому поначалу пытался фыркать, но человеческое любопытство очень уж сильно развито у каждого сапиенса. А шатровая собеседница не настаивала, чем разожгла ещё большее любопытство. Решив, что ничего такого безысходного не случится от двух-трёх строчек, Милетин уткнулся в текст.
