Татьяна Рябинина - Приют одинокого слона, или Чешские каникулы
- Какие там магазины, - горестно вздохнула Лида. - Все деньги улетели. Можно сказать, на ветер.
- Да заткнись ты! - дернул ее за кофту Миша, пока та не вздумала просить Хлапика о материальной помощи. А что, с нее станется! Хлапик ведь хотел оплатить расходы? Хотел. Но не успел. Так вот пусть и компенсирует им хотя бы часть. С Лидиной точки зрения, это было бы вполне справедливо.
Сватава, несмотря на свои немалые габариты, так и летала по кухне: от плиты к микроволновке, от холодильника к кофеварке. За ней носились вкусные запахи: жареной ветчины, горячего крепкого кофе, подогретых булочек с тмином.
- У меня завалялась пара-тройка беспризорных баксов, - бросил небрежно Макс, допивая кофе со сливками. - Минь, пойдем пивка дернем на дорожку?
- Пойдем, - равнодушно отозвался Миша.
- А ты? - Макс повернулся к Вадиму.
- Нет, - отказался тот. - Хочу еще раз по городу пройтись. В последний раз. Вряд ли снова сюда приеду.
- Проч? Почему? - вскинула брови Сватава, но Вадим только головой покачал - что тут объяснишь?
- Мне можно с тобой? - неожиданно робко, вполголоса спросила его Оксана.
Вадим задумался. Честно говоря, не хотелось. Но отказать - значит, усложнить все еще больше. Пауза затянулась, и он был неприятно удивлен, когда сообразил, что все смотрят на него. Оксана опустила голову так низко, что прядь ее распущенных волос оказалась в тарелке.
- Пойдем, конечно, - поспешно сказал Вадим, но поспешность эта произвела едва ли не худшее впечатление.
Никому не нужная Лида, надувшись, разглядывала остатки яичницы в своей тарелке. Никто не звал ее с собой, а напроситься она не решалась.
- Извините, - набравшись смелости, она обратилась к Сватаве, - а вы бы не могли мне что-нибудь показать в городе интересное?
- Проминьте... Простите, - с безупречной вежливостью отказалась Сватава, на которую, похоже, вчерашняя просьба Миши произвела самое мрачное впечатление, - я мусим... должна идти с детеми до танцевальни школы.
- Что ж, - шумно выдохнула Лида, - придется гулять одной. Миша, дай мне денег.
Но Миша сделал вид, что не слышит. Посмотрев на него с самой едучей ненавистью, Лида вскочила из-за стола и пошла к выходу.
- Если вы в центр, могу подвезти, - предложил Хлапик. - Мне надо на Народни, к Национальному театру.
Макс с Мишей отказались.
- Мы здесь, поблизости, - объяснил Макс. - Очень уж тут одна пивнушка замечательная есть.
- Мы, наверно, тоже... - неуверенно поддержала Оксана, но Вадим жестом остановил ее:
- Если я не ошибаюсь, гора Петршин напротив театра? Через мост? Тогда будем вам очень признательны.
Оксана ойкнула и прикрыла рукой рот.
Мост показался просто бесконечным. Вадим шел быстрым шагом и тащил Оксану за руку.
- Куда ты так несешься? - она не поспевала за ним.
- Извини, - буркнул он, но шаг не замедлил.
Гора приближалась, надвигалась - неумолимо, как судьба. Тянулись к низкому небу голые деревья. Между деревьями, стряхнув с себя бурые листья, обнаженными нервами змеились корни. Черные зубцы каменной стены жадно грызли черные стволы.
Я должен сделать это, сказал себе Вадим.
Они свернули влево и через несколько минут оказались у остановки фуникулера. Небольшой вагончик стоял внизу, готовый, словно майский жук, поползти по рельсам к вершине.
- Čekame pro vás35, - помахал им рукой контролер - молодой парень в теплой зеленой куртке. С десяток пассажиров уже сидели в вагончике, похожем на лесенку, накрытую футляром.
- Пойдем!
Вадим быстро купил в кассе билеты. Не успели они сесть на деревянную скамеечку, вагончик дернулся и медленно поплыл вверх.
- Это та стена, про которую писал Генка? - шепотом спросила Оксана.
- Да.
- А ты знаешь, почему она называется Голодная?
- Толком никто не знает. Одни говорят, что из-за зубцов. Но вообще-то такие укрытия для стрелков делали в то время на всех стенах. Другие считают, что камни скрепляли раствором, в который добавляли сотни сырых яиц. Для прочности. А еще есть такое объяснение: стену строили всякие голодные нищие, которым не платили за это, только кормили. Думай как хочешь.
- А-а... - протянула Оксана и отвернулась.
Вадиму показалось, что между ними растет вот такая же черная, зубчатая стена, и с каждым часом, с каждой минутой она становится выше и толще. Хотя, наверно, расти она начала уже давно. В тот день, когда Вадим впервые подумал, что Генку убила Оксана. И что бы он там себе ни говорил, что бы ни обещал... Нет, он выполнил бы все свои обещания: и адвоката бы нашел, и ждал бы ее, и на свидания ездил бы. Но... Быть может, попади Оксана в тюрьму, ему даже было бы в чем-то легче. Больно, тяжело - но легче! А так - словно умерло что-то. Она говорила Хлапику о совести. Хотелось бы верить. Но как-то не получалось.
Вагончик дернулся в последний раз и замер, двери открылись.
- Rozhledna je tam36, - махнул рукой контролер.
Красный зернистый песок хрустел под ногами. Дорожки петляли между деревьями, то спускаясь, то снова поднимаясь. Но куда бы они ни пошли, то и дело на глаза попадались темные зубцы.
- Когда-то здесь, на вершине, стояла виселица, - мрачно сказал Вадим, глядя на сторожевую башенку. - А потом, лет через сто, именно здесь произошла битва между двумя враждующими родами. Победившие рубили головы проигравшим.
- Весело! - голос Оксаны дрогнул. - Послушай, Вадим, я так больше не могу! Я все понимаю... Вернее, я пытаюсь понять. Но ты отгородился от меня вот такой вот стеной, - она махнула в сторону каменной кладки. - Что я могу поделать? Нам обоим придется жить с этим дальше - и тебе, и мне. Я понимаю, ужасно говорить об этом вслух, но то, что ты убил Генку...
- Что?! - Вадиму показалось, что он ослышался. - Что ты сказала?
Какой-то противный звон в ушах нарастал, превращаясь в гул реактивного самолета. Рот заполнился кислой ватой. Оксана вдруг стала маленькой-маленькой и, словно вырезанная из бумаги фигурка, подхваченная ветром, улетела на край света. Черная зубчатая стена начала расти и заслонять свет...
Он сидел на мокрой скамейке. Мир медленно наполнялся светом, словно он смотрел на восход солнца, снятый на пленку и прокрученный в ускоренном режиме. Оксана, бледная, растрепанная, стояла рядом с ним.
- Ну как, лучше? - она протянула ему маленькую желатиновую капсулку. - На, валидолину пососи.
Резкий холодный вкус затопил рот. Язык сразу онемел, но хватка тяжелой ватной шапки, сдавившей голову, начала ослабевать
- Ксан, ты серьезно думала, что это я... Генку?.. - с трудом шевеля непослушным языком, спросил Вадим.
- Я не хотела так думать, - Оксана была совершенно сбита с толку. - Но ведь ты сам сказал в баре, что лучше будет признаться.
- О Боже! - застонал Вадим, обхватив голову руками. - Но ведь я был уверен, что это ты... И говорил о тебе. Надеялся еще, что ты скажешь: да ты что, это не я. Но ты подтвердила: да, лучше признаться.
Оксана села рядом, совершенно не заботясь, что ее светлые джинсы промокнут, откинулась на спинку скамейки и захохотала. Вадим испугался, что это истерика, но Оксана прекратила смеяться так же резко, как и начала. Она вытерла навернувшиеся слезы, и Вадим понял, что они - настоящие, а не от смеха.
- Похоже, мы друг друга не поняли, - то ли вздохнула, то ли всхлипнула Оксана. - Но если не ты и не я, то кто?
- Да какая теперь разница? - Вадиму показалось, что его наполняет какой-то невероятно летучий газ, что еще чуть-чуть - и он улетит в это похожее на лоскутное одеяло, серо-голубое небо, выше башни, выше обзорной вышки. - Какая разница? Может, Лидка, может, Макс. А может, и правда Лора. Генка получил то, что хотел. Мне это не нравится, но он, надеюсь, доволен.
- Вряд ли. Я думаю, ему там несладко приходится. Скажи лучше, почему ты подумал, что это я?
- Не знаю даже. Пойдем потихоньку, холодно сидеть.
- У нас хватит на пару чашек кофе? - Оксана встала и отряхнула джинсы.
- Хватит. Может, даже и с пирожным. Когда мы поднимались, я видел где-то тут рядом кафешку.
Кафе нашлось минут через пять - совершенно пустой стеклянный павильончик. В нем было тепло, пахло свежесмолотым кофе и корицей. Они сели за столик в уголке, заказали по чашке кофе и по фруктовому пирожному: на мягком бисквите в толстом слое ярко-красногого желе покоились кусочки ананаса и клубника.
- Почему подумал, что это ты? - Вадим словно продолжил прерванный диалог. - Ты вела себя странно. Постоянно лезла на рожон. Будто говорила: по-настоящему виноватый человек так выставляться не будет, поэтому я не я и лошадь не моя. Потом дневник этот, страницы вырванные. Слон под окном. Да много чего по мелочам. Но я еще сомневался. Поэтому и решил тебя спровоцировать: мол, лучше признаться. Надеялся, что ты будешь возмущаться, оправдываться. Наверно, я бы поверил. Легко верить тому, чему хочешь верить. Получилось, перехитрил сам себя.
