Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола
Курасов остановился перед «Кубанью». Автобус перегораживал почти всю дорогу. Внутри копалось несколько экспертов, следователей.
– Не мешают друг другу? – спросил он капитана.
– Басканов приказал всех поднять. Вреда не будет.
– Не скажите, – Курасов поморщился. – Вот что, капитан. Я вас попрошу. Поговорите со своими и с народом. Если очевидцев установили и в них надобности нет, предложите зевакам расходиться. Рабочий день, знаете ли… Мешают. Организуйте нормальное движение транспорта на дороге, только «Кубань» не беспокоить. Ну и…
Он огляделся.
– Поспешайте, Сергей Иванович, – Курасов кивнул капитану. – Генерал обещал подъехать.
– Евгений Александрович? – вздрогнул тот.
– Он, сами знаете, не любит это… – Курасов поднял глаза на зевак. – Галдеж. Пользы никакой. Только работать мешают.
– Да, да. Я мигом!
– А Демичева в больнице?
– Нет. На заводе. У директора в кабинете ее видел. Там заводской врач с ней…
– Мне бы протокол ее допроса или объяснения?..
– Я сейчас! Сечкин! – бросился капитан к автобусу.
– Не надо, – остановил его Курасов. – Я сам, а вы займитесь тем, что я просил.
– Да, да, – и капитан умчался.
– Николай Егорович! Николай Егорович! – загалдел кто-то сзади. – Там вас. Там вас спрашивают.
Это махал рукой Понаровский, указывая куда-то за автобус.
– Не до этого. Я хотел сам «Кубань» осмотреть. Стрельба. Гранаты. Где следы?
– Никаких гранат, – успокоил его Понаровский. – Я уже зафиксировал. Крышу у автобуса продырявили. Это точно. Но из пистолета такого не совершить. Так что отпадает наша пушка, слава Богу. Тут обрез был с картечью. Пробоина такая, что я извиняюсь!
– Точно обрез, Эмиль Евгеньевич? Мне докладывать.
– Точно, точно, – улыбнулся эксперт, – ссылайтесь на меня. Успокойте Евгения Александровича.
– Хоть здесь повезло, – покачал головой Курасов. – Доконают меня эти «санитары».
– Николай Егорович?
Перед Курасовым стоял Пыркин.
– Отстань, Пыркин! Опять ты со своими версиями!
– Участковый вас ищет, товарищ майор.
– Чего меня искать? Следы надо фиксировать. Главное сейчас в нашем деле, Пыркин, – следы. Сейчас важнее задачи нет.
Курасов все-таки добрался до автобуса, взобрался внутрь, походил осторожненько, согнув голову, приглядывая, присматривая. Как больного на операционном столе оценивая, долго стоял у пробоины в крыше, у драного сиденья, где деньги везли, распорядился, чтобы еще раз сфотографировали, теперь уже как ему захотелось, вышел, закурил.
– Товарищ майор! Я кино вспомнил. Там генерал какому-то недотепе из молодых твердил. Под Сталинградом. Или под Москвой. Ожесточенные бои, – Пыркин все еще держался возле него. – Опытных бойцов поубивали, а этих, птенцов сопливых из училища, только прислали и сразу в бой.
– Что это тебя, Пыркин, понесло не в ту сторону?
– В ту, в ту. Там генерал тоже им твердил. Лейтенантам сопливым. Артиллеристам. Главное, говорит, это выбивать немецкие танки! Главное – танки! Вот и вы сейчас.
– Ты прав, Никон Петрович, – Курасов хмурился, – но у нас главное – следы! А здесь перевернули все. Кто был? Кто лазил?
– Никого чужих, товарищ майор. Только наши: Зуравлев и его ребята.
– Лошади, а не сыщики!
– Николай Егорович!
– Ты про участкового? Не завидую я ему. Сейчас генерал приедет. Обещался. Так что давай сюда участкового, пока он еще живой.
Участковый Хабибуллин уже дежурил поблизости, рука у козырька фуражки.
– Разрешите доложить, товарищ майор?
– Слушаю вас, капитан.
– Я тут с одной деталькой, товарищ майор…
– С деталькой? Может, подождешь, пока осмотр не закончим?
– Да как вам сказать, – мялся участковый. – Я вот примчался. Сказали, Зуравлев здесь.
– Сдуло Зуравлева. Он уже за семью морями. Угро ноги кормят. Слышал, капитан?
– Сказали – здесь.
– Какая у вас деталька, капитан?
– Мотоцикл нашли. Там, в речке. Один.
– А их два было? – Курасов и курить бросил.
– Похоже, два. Второй на подстраховке или для маскировки гоняли. Оба одного цвета. Черные. Оба одной марки.
– Какой?
– «Ковровцы» или «восходы».
– Вытащили мотоцикл? Владельца установили?
– Вытаскивают. А я сюда.
– Я вам дам экспертов. Понаровский! – замахал рукой Курасов. – Эмиль Евгеньевич! Давай своего! Вот, участковому!
– У меня еще одна деталька, товарищ майор, – канючил Хабибуллин.
– Еще одна? Давай еще одну.
– Бабка Трепетова. Мария Ильинична. Я сюда, она наперерез.
– Бабка?
– Удивляется. Молодые бабы. Красивые. И на помойке копались.
– Чему же удивлялась?
– Не то чтобы совсем молодые. В соку. Наши, наримановские.
– А у бабки подозрения?
– Ага. Они одежду в выгребную яму бросали. Бабка стыдить стала. Хорошая одежда, а они ее в дерьмо, простите. А те ее погнали.
– Откачивайте, Хабибуллин. И на экспертизу. Пыркин, выпишите постановление. Одежду добудешь, капитан, акт не забудь составить.
– Это мы знаем, – понурился участковый. – А одежду тогда кому?
– В пакет. Аккуратненько. И посмотрите там внимательней. Может, еще что есть.
– Да что ж там, золото искать?
– На том дне все можно искать, – Курасова от предчувствия успеха, который так и веял от этого чудного участкового, повело на философию. – Алексей Максимович, великий писатель был, однако не брезговал туда опускать своих героев. Характеры творил. На дне.
– Товарищ майор, – Хабибуллин не уходил.
– Еще деталька? – Курасова пробрало.
– Тут еще наклевывается кое-что…
– Ну! Рожайте, рожайте!
– Мне бы к Зуравлеву. Это больше по его части.
– Сочтемся славою, Хабибуллин.
– Житель у меня один есть. Не мешало бы его пошукать…
– Пыркин! – позвал Курасов и огляделся в поисках старшего следователя.
Тот подбежал от «Кубани», потный, возбужденный, озабоченный.
– Заканчиваем осмотр, Николай Егорович.
– Хорошо. Вот что, Никон Петрович, – Курасов задумался на мгновение, – Зуравлева искать не станем, он уже копает где-нибудь глубже, бери двух оперов и, вот, с товарищем Хабибуллиным проведайте одного его знакомого. Только скоренько. Капитану еще яму чистить. Найдешь меня, если я к тому времени отсюда съеду.
– Будет исполнено, товарищ майор, – подхватил под локти участкового Пыркин. – Обожаю новые знакомства.
К вечеру, когда, оказавшись, наконец, в своем кабинете, Курасов торопился, подбирая бумаги для доклада Максинову, постучали в дверь.
– Открыто! – буркнул он, не поднимая головы.
– Разрешите, Николай Егорович! – на пороге сиял Пыркин. – Не подвел меня нюх-то, товарищ майор.
– Показывай, – недоверчиво заглянул за его спину Курасов.
Пыркин посторонился, и Хабибуллин втолкнул в кабинет взлохмаченного рыжего здоровяка в распахнутой на груди рубахе.
– Кто такой? – спросил Курасов.
– Серебряный Игорь Юрьевич, – ответил за здоровяка Хабибуллин. – Я вам говорил.
«Золотой мужик»
– За тобой еще что есть? – Курасов поднял глаза на подозреваемого. – А то откатаем пальчики, а там посыпется…
– Что посыпется?
– Сам понимаешь.
– Я несудимый, товарищ майор. Я этим штучкам не обучен.
– Отпечатки пальцев не оставил нигде? Ты же с явкой пришел? С повинной. А раз так, то уж рассказывать должен все. Чистосердечной она называется, понимаешь?
– Я чистый. Клянусь! А этих жлобов, которые банк грабанули, сдам.
– Все про банк-то рассказал?
– Не пришел бы. Жлобы! И бабу отняли, и бабки одни заграбастать надеялись! Не выгорит!
– А ты откуда знаешь?
– Да уж знаю. И не только это. Раз пришел, все расскажу. Только участковый мне тоже обещал…
– Раз обещал…
…Курасов закончил писать далеко за полночь. Набрал дежурного по внутреннему телефону.
– Зуравлев всех привез?
– Только этого… больного, с шеей. И женщин.
– Порохова?
– Его.
– Пусть забежит ко мне.
– Сейчас. Поищу. Он где-то здесь. Вроде у экспертов.
– Найди его. Нужен очень.
Зуравлев вбежал живой, свеженький, в гражданке и при галстуке, как с приема английской королевы.
– Не побеспокою, Николай Егорович, – улыбнулся от двери.
– Ты все шутишь, Алексей Александрович. Гляжу я на тебя и вспоминаю одного товарища.
– Старого или молодого?
– Скорее, мудрого.
– Тогда домового, – еще нежнее расцвел начальник «уголовки».
– Почти угадал. Домовой и леший у него в подчиненных бегали. Помогали.
– Тогда знаю. Хорошее настроение, Николай Егорович? Все с нашим гостем беседуешь? Кладезь, похоже?
– Не без этого. Вот. Наш гость тебе еще работки нашел.
– Мы всегда готовы, – Зуравлев внимательно оглядел Серебряного. – Вы его прямо бережете, Николай Егорович. Мечта генерала!
– Вполне может быть.
– А сам?
– Я бы вздремнул, вас дожидаясь. А вы бы и возвратились как раз. Сколько? Третий час уже?
– Угу.
