Джон Мэтьюз - Смертельные послания
– И вы говорите, по словам девушек, Майкл Тирни и его прихвостень заходили к ней в клуб за пару дней до вас?
– Да, – подтвердил Биделл. – Мы беседовали с Вики и еще одной девушкой, Джойс.
Джеймсон снова погрузился в размышления, и некоторое время тишину нарушали лишь голоса посетителей и звон столовых приборов.
– Любопытно, – произнес наконец Финли. – Она отправилась в отпуск сразу после визита Тирни. Может быть, это всего лишь совпадение, но я хотел бы посетить данное место – вместе с девушкой из «Флэмбойан Клаб», которую вы упоминали.
– Ребекка Брайдон, – подсказал Лоуренс.
– Да.
Когда Джозеф расплатился, а Биделл пошел к кебу, чтобы подогнать его прямо к дверям, Финли обратился к напарнику:
– Большое спасибо вам за Лоуренса. Я перед вами в неоплатном долгу. Надеюсь, он не доставляет вам слишком много хлопот и не очень утомляет вас цитированием Мильтона и других авторов?
Детектив улыбнулся:
– Вовсе нет. Дети с удовольствием общались с ним. Я никогда прежде не видел, чтобы они слушали кого-нибудь с таким интересом.
Принимая из рук гардеробщика пальто и шляпу, Ардженти добавил:
– Судя по содержанию письма, кое-кто тоже считает, что вы перед ним в неоплатном долгу.
– Да. Придется поразмыслить, как отплатить ему.
Губы Джеймсона искривились в усмешке.
38
– Свет…
– Щетку…
– Лупу…
С интервалом в двадцать-тридцать секунд ассистент Томаса Колби Кристофер Аткинсон выполнял команды своего шефа, странным образом отличавшиеся от традиционных – скальпель… зонд… зажим. Если приходится осматривать скелет, лишенный плоти, эти инструменты не требуются.
Когда тело Энни Чэпмен было извлечено из могилы, единственной плотью в ее гробу оставались личинки червей. Тем не менее, кости скелета, казалось, пропитались смрадом разложения уже не существующих тканей.
Колби велел Аткинсону протереть ее скелет щеткой, смоченной в растворе отбеливателя. Затем, узнав о снятии обвинения с Джеймсона, он распорядился произвести также эксгумацию тел Мэри Энн Николс и Мэри Келли. Их скелеты ожидали его и Кристофера на соседних столах.
Днем раньше он послал Финли телеграмму следующего содержания:
«С радостью узнал о вашем освобождении. Ни секунды не сомневался в вашей невиновности. Правда, кое-кто здесь считает, что контакты с вами нецелесообразны, пока дело не закончено. Все это внутренняя политика, которой, как вам известно, я никогда не увлекался. Результаты эксгумации тел Энни Чэпмен, Мэри Келли и Мэри Энн Николс сообщу в ближайшее время».
Несмотря на протирку костей раствором отбеливателя, в некоторых зонах все еще сохранялись остатки пыли, и он удалил их, прежде чем приступить к более тщательному осмотру скелетов с помощью лупы.
Томасу потребовалось всего семь минут для того, чтобы найти метку на внешнем левом ободе таза, хотя на поиск других знаков ушло уже двадцать минут. Поиск метки на внутренней стороне правой грудины Мэри Энн Николс занял у него вдвое больше времени, а со скелетом Мэри Келли ему пришлось возиться еще дольше. Он осматривал его больше часа, но так ничего и не нашел.
– Ладно, на этом закончим.
Тяжело вздохнув, он провел рукой по волосам. Итак, еще две метки в поддержку гипотезы Джеймсона. Похоже, лучшие из них им еще только предстоит найти.
– Распорядитесь, чтобы эти метки сфотографировали. Потом я подготовлю отчет и отошлю его, – велел он ассистенту.
– Тела можно снова захоронить? – спросил тот.
– Пока нет. Может возникнуть необходимость в дальнейшем исследовании. Давайте дождемся ответа из Нью-Йорка.
Когда публика разразилась аплодисментами, он окинул взглядом верхние ярусы концертного зала. Многие поднялись с кресел. Среди них было множество красивых женщин, увешанных драгоценностями, – хотя сейчас все взоры были устремлены только на одну женщину, Лилиан Рассел, которая не переставала кланяться под аккомпанемент восторженных возгласов и криков «бис!».
Собрав едва ли не рекордное число зрителей в истории Бродвея, она уже спела на бис две песни. На сцену дождем падали букеты цветов. Окинув публику взглядом и благодарно улыбнувшись, певица повернулась, чтобы уйти, и, похоже, на этот раз окончательно.
Он задержался в Новом Орлеане еще на два дня – не только ради осмотра достопримечательностей, но и потому, что после убийства на железнодорожных станциях города могли быть усилены полицейские патрули.
Когда Лилиан покидала сцену, начали гаснуть огни. Зрители потянулись к выходу, и гул их голосов слился с грохотом перемещаемых за кулисами декораций. Около четверти из них отправились в буфет, но он знал, что некоторые после антракта не вернутся, поскольку дальнейшая программа их не интересовала.
Он заглянул в программку: «Великий Беллини – станьте свидетелями того, как оживают мертвые!» Это предложение заинтриговало его не меньше, чем звонкий голос Лилиан Рассел.
Барабанная дробь возвестила о начале второго отделения. Поднялся занавес, и на сцену вышел мужчина в черном пальто и цилиндре. У него были длинные, навощенные усы, которые он поглаживал со зловещей ухмылкой, словно для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в отрицательном характере его персонажа.
Затем из-за кулис появилась женщина в длинном белом платье, падавшем свободными складками. У нее были длинные каштановые волосы, заплетенные в две косы. Ее пушистые ресницы слегка трепетали. Она представляла собой воплощение нежной, легко уязвимой женственности. Неожиданно она прижала ладонь к губам, словно ее оскорбили слова мужчины.
Они принялись ссориться, а пианист и трио скрипачей в оркестровой яме заиграли мелодию с резким ритмом, чтобы подчеркнуть напряженность их отношений.
В конце концов мужчина оттолкнул женщину, сунул руку во внутренний карман пальто и вытащил пистолет. Она в ужасе вскинула руку, спустя секунду он выстрелил, и на ее груди расползлось красное пятно. Фортепьяно и скрипки заиграли крещендо.
Один из зрителей, казалось, был захвачен разыгравшейся на сцене драмой в значительно большей степени, чем остальные. Пульс у него участился, пальцы судорожно вцепились в программку. Актриса играла превосходно. Она чрезвычайно натурально упала на пол и застыла, словно мертвая.
Мужчина в черном кивнул в направлении бокового занавеса, и из-за него на сцену вышел еще один мужчина – в длинном коричневом пальто и шляпе «дерби». Они вступили в оживленную беседу, показывая пальцами на лежавшую женщину и в сторону кулис. Пока они жестикулировали, занавес медленно раздвинулся, и за ним появился большой стеклянный чан – десять футов в высоту и такой же в ширину, с прикрепленной сбоку металлической лестницей. Перед чаном располагался большой ящик.
Придя к согласию по поводу того, что следует делать дальше, мужчины подняли женщину и положили ее в ящик, после чего заперли его крышку с помощью двух больших висячих замков. Под аккомпанемент стаккато фортепьяно и скрипок они взяли ящик, поднялись с ним по лестнице и бросили его в воду.
Музыка внезапно смолкла, и зрители затаили дыхание, наблюдая за тем, как ящик медленно опускается на дно чана.
Когда ящик достиг дна, прозвучала барабанная дробь, но мужчины не обратили на это внимания. Актер в цилиндре начал передавать по одной несколько серебряных монет своему подлому сообщнику, и вдруг тот вздрогнул, бросив взгляд в сторону. На другом конце сцены поднялось облако тумана, из которого возникла фигура в белом.
Мужчина в черном тоже повернул голову в сторону призрака. Это была та самая женщина, которую они несколько секунд назад похоронили в чане с водой, одетая в белую прозрачную ночную рубашку. Сообщники с перекошенными от ужаса лицами бежали со сцены.
Публика разразилась аплодисментами. Никто не мог понять, как им удалось сделать это. Туман быстро рассеялся, и было хорошо видно, что женщина стоит на расстоянии пяти ярдов от чана. Ящик, как и прежде, находился на его дне.
Зритель, завороженный этим спектаклем, не спешил присоединяться к аплодирующей публике. Его пальцы продолжали сжимать программку. Из головы у него не шло кровавое пятно на белом платье.
Актеры вернулись из-за занавеса, встали рядом с «убитой» женщиной и вместе с ней принялись раскланиваться. Он выждал некоторое время и отправился за кулисы.
Там уже стояла очередь желающих взять автограф у Лилиан Рассел. Когда девушка, принимавшая участие в представлении Беллини, увидела, что он направляется к ней, она повернула голову в сторону очереди, словно давая ему понять, что это ошибка с его стороны. К ней никто из зрителей не обращался.
– Нет-нет, именно вас я хотел увидеть, чтобы выразить свое восхищение, – сказал он, приблизившись к молодой актрисе. – Замечательное представление. Поистине завораживающее.
– Благодарю вас, – пожала она плечами и слегка зарделась. – Но может быть, вам следует выразить восхищение мистеру Беллини? В конце концов, это его творение. Я всего лишь ассистентка.
