Джейн Кейси - Пропавшие
Слишком много всего. Эта фраза без конца повторялась у меня в голове. Слишком много. Слишком много страдания. Слишком много тайн. Я так и не поняла, что же я чувствую в связи с известием о смерти Джеффа. Джефф оказался на пути смерча только потому, что его не удовлетворил отказ. Самомнение Джеффа привело его к столкновению с действительно одержимым человеком, который ничему не позволял встать между ним и его целью. А целью Дэнни Кина, и это было очевидно, оказалась я.
Я подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Во всем этом я не находила никакой своей вины. Я не провоцировала этого своим поведением. Я не считала себя особенной или выдающейся. Дэнни представлял меня такой, какой я на самом деле не была, приписывал мне исключительность, на которую я и в мыслях не претендовала. Я была самая обыкновенная. Единственное, что отличало меня, это чувство вины, которое завлекло в ловушку моей скучной жизни, как мошку на булавку к коллекционеру. Но из-за меня Дэнни Кин оставил кровавые отпечатки на жизнях многих людей — Шефердов, семьи Джеффа, бедного толстого Пола. Я впилась ногтями в предплечья. Я была жертвой, как и все остальные, чьи вещи становились маленькими трофеями на полках Дэнни Кина. Не этого я хотела.
— Надеюсь, тебя изобьют до полусмерти, — произнесла я вслух, представляя себе лицо Дэнни: блестящие глаза, высокие скулы, — перед которым устоит редкая девочка-подросток. Но в этот момент я отвлеклась. Что-то в глубине сознания зацепило меня. Я сосредоточилась, нащупывая это, возвращаясь к мыслям, которые наперебой привлекали мое внимание. Что это было? Что-то важное… то, что я видела, но не поняла.
Трофеи.
Прозрение обрушилось лавиной, и я схватилась за край скамейки с раскрытым ртом, с бухающим в груди сердцем. Трясущимися руками я стала рыться в сумке, пытаясь отыскать телефон, вороша клочки бумаги в поисках проклятой визитки Викерса… Где ж она? Нет, не то… и зачем я таскаю с собой столько мусора? Квитанции… список покупок… Может, я оставила ее наверху, в детском отделении? Да нет.
Держа визитку, словно это была драгоценная хрупкая вещь, я набрала номер мобильного телефона, дважды проверив цифры, заставив себя не торопиться. Меня неизбежно переключили на голосовую почту. Не потрудившись оставить сообщение, я набрала номер полицейского участка.
По голосу дежурной можно было подумать, будто она заканчивает очень долгую смену.
— В настоящий момент его нет. Могу я переключить вас на его голосовую почту?
— Для меня он будет, — сказала я, пытаясь придать голосу командный тон. — И, наверное, это получилось бы гораздо убедительнее, если бы удалось сдержать дрожь в нем. — Скажите, что есть информация, которую ему нужно узнать перед разговором с Дэнни Кином. Скажите ему, это крайне важно.
Негромко и раздраженно заворчав, она поставила меня на ожидание, и я ждала, нетерпеливо притопывая ногой, а в трубке совершенно не к месту завывала инструментальная версия «Островов в океане». Я сомневалась, что меня соединят, невзирая на истерику в духе вопроса жизни и смерти, и вздрогнула, когда услышала на другом конце Викерса:
— Алло, да?
— Вам нужно спросить его об ожерелье, — сказала я, опуская преамбулу, — которое лежит на полках. Кожаное, с тремя бусинами. Кожаный ремешок.
— Минуту, — отрывисто бросил Викерс. Послышался шорох, и я представила, как он листает папку. — У меня есть его фото, да. На верхней полке. В чем его важность? Оно принадлежало Дженни?
— Нет, не Дженни, — мрачно произнесла я. — Оно принадлежало моему брату. И оно никак не могло быть у Дэнни Кина. В лето своего исчезновения Чарли носил его не снимая. Даже в ванне. Оно было на нем и в последний раз, когда я его видела, а я оказалась последней, кто видел его, когда он ушел и пропал.
— Вы уверены? — спросил Викерс.
— Не сомневайтесь. Вы перезвоните мне и скажете, что он говорит?
— Не сомневайтесь, — эхом отозвался Викерс и положил трубку.
Я сидела и слушала тишину, вертя в руках телефон. Все и всегда происходило не так, как я себе представляла. Годами я думала, что мама ошибается, считая, будто я могу разгадать тайну исчезновения Чарли. Я негодовала на ее неблагоразумие, оно выжгло наши отношения и просолило почву, на которой они росли, поэтому ничего больше возродиться не могло. И теперь получалось, что она оказалась права, хотя мне нестерпимо было это признавать.
Я почувствовала себя абсолютно опустошенной, но мне нужно было собраться с силами и встать с места, чтобы ехать домой.
1999 год Через семь лет после исчезновенияВечером парк другой. Под деревьями, куда не добирается свет уличных фонарей, темно, и я вижу только красное мерцание сигареты Марка. Он называет ее вишневой. Когда он затягивается, она вспыхивает и гаснет, и я вижу край его лица, линию щеки, низко опущенные ресницы. Иногда мне кажется, я ему нравлюсь, порой я не так в этом уверена. Он на три года старше меня. Он только что с первого раза сдал на водительские права. И достаточно красив, чтобы на него оборачивались, когда он важно шествует по главной улице. Все девчонки в моей школе от него без ума.
Какой-то шорох: Стью усаживается поудобнее рядом с Марком. Я подвигаюсь, стараясь занимать поменьше места. Начинается небольшой дождь, и наша маленькая компания сбивается в кучку. Локоть Аннетты упирается мне в бок, и когда все смеются шутке, которую отпускает Стью, локоток втыкается в меня сильнее. Это нарочно. Она меня не любит.
— Давайте поиграем в бутылочку, — говорит она, поднимая бутылку водки, и трясет ее, оставшийся глоток жидкости плещется внутри. Я прижимаюсь к Марку, надеясь, что он откажется. Меня тошнит. Мне хочется только одного: чтобы он обнял меня за плечи и заговорил со мной в этой своей забавной, спокойной манере. На самом деле не важно, что он скажет. Главное, какие чувства это во мне вызывает.
— Слишком темно, — говорит другая девочка, и кто-то еще — Дейв — снимает с велосипеда фару и включает ее. Вокруг меня — окосевшие от алкоголя лица, тяжелые веки и влажные рты. Я выпила меньше других и не хочу играть в бутылочку, только не с этими людьми, не сейчас. Поздно, я устала и постоянно проверяю карман — на месте ли ключи, чтобы я могла тихонько вернуться домой, пока мама не заметила моего отсутствия.
Внезапно я принимаю решение. Встаю, и Аннетта громко смеется:
— Не нравится эта игра, Сара?
— Я иду домой.
Я переступаю через их ноги, уклоняюсь от веток, выбираясь на открытое место. Позади меня какое-то шевеление — за мной идет Марк, отмахиваясь от насмешек своих приятелей. Он обнимает меня, и мне тепло, я чувствую, что я ему небезразлична, мне кажется, он собирается проводить меня до дома, но он уводит меня в сторону от дорожки, к будке смотрителя спортивной площадки, ярдах в двухстах от нашей группы.
— Не уходи, — бормочет он мне в волосы, — не оставляй меня.
— Но я хочу. — Я немного отстраняюсь от него, почти со смехом, и его рука крепче сжимает мою. — Ой. Больно же.
— Заткнись. Просто молчи, — говорит он и тащит меня в укрытие, к стене будки.
— Марк, — протестую я, и он сильно толкает меня к стене, так что я ударяюсь об нее головой. Тогда он хватает меня, тискает, щупает, и я вскрикиваю от неожиданности и боли, а он вполголоса смеется. Он продолжает лапать меня, а потом рядом раздается какой-то звук и я вижу Стью, который стоит вместе с Дейвом и Марком. Глаза у них круглые от любопытства. Они подошли, чтобы не дать мне убежать. Чтобы посмотреть.
— Тебе же это нравится, — говорит Марк и, давя мне на плечи, заставляет опуститься перед ним на колени, и тут я понимаю, понимаю, чего он от меня хочет. Он возится с джинсами, его дыхание учащается, а я зажмуриваюсь, под веками глаза обжигают слезы. Я хочу домой. Я боюсь сделать то, что он хочет, и боюсь сказать нет.
— Открой рот, — говорит он и бьет меня по щекам, чтобы я посмотрела на него и увидела, что он держит. — Давай, сучка. Если ты не хочешь, полно девок, которые это сделают.
Не знаю, что происходит, но вдруг вспыхивает яркий свет, который сквозь веки кажется мне красным, и я слышу, как чертыхается Дейв тонким, перепуганным голосом. Двое мальчиков убегают, скользя на траве, и не успевает Марк сообразить, в чем дело, как слышится глухой звук и он, изогнувшись, валится набок, дергая ногами. Я вскакиваю, щурюсь от света и теперь вижу узкий луч карманного фонарика и того, кто его держит. Он отворачивается от меня, водя лучом по Марку, по нижней половине его тела со спущенными до щиколоток джинсами и бельем.
— Сука, — говорит обладатель фонарика, и сначала я думаю, что он обращается ко мне. — Не мог найти кого-нибудь своего возраста? Воспользовался случаем.
Он делает шаг вперед и сильно бьет Марка по бедрам ногой. Марк стонет. Свет описывает круг, и на мгновение я вижу знакомое лицо: Дэнни Кин, друг Чарли. Я не понимаю. Я отступаю, и фонарик вонзается в темноту, находит меня и шарит по моему топу. Он изодран спереди, понимаю я, хватаясь за разорванные края и пытаясь стянуть их на груди.
