Нина Васина - Падчерица Синей Бороды
— Сергей Владимирович.
— Алиса, — кивнула я.
Он донес мой рюкзак до калитки, дождался, когда та откроется с легким щелчком, проводил до дверей дома и удалился с таким же бесстрастным лицом, с каким встретил меня у прачечной.
Дверь открылась. Маленькая рыжая старушка в строгом костюме — юбка, вы только посмотрите — выше колен! — с пышным жабо под вздернутым подбородком и в войлочных то ли ботинках, то ли высоких тапочках на молнии спереди проблеяла надменным голосом:
— Аделаида!
Я молча продолжала ее разглядывать.
ПАДЧЕРИЦА СИНЕЙ БОРОДЫ — Аделаида, — объявила старушка еще раз.
— Новалис, Фридрих фон Гарденберг! — громко доложила я первое пришедшее в голову имя философа-натуралиста.
— А мне сказали, что тебя зовут Алиса, — растерялась старушка.
— Новалис — это псевдоним.
— Твой?
— Нет. Фридриха фон Гарденберга, — я потеснила ее от двери и затащила в прихожую рюкзак.
— А кто это — Новалис? — в глазах старушки появился испуг, она выглянула за дверь и быстро закрыла ее.
— Мистик, — вздохнула я, оглядываясь. — Можно сказать, вырожденный в мистика натурфилософ герменевтик.
— Браво, — похвалил меня кто-то с верхнего пролета лестницы — были видны только ноги в брюках и в шлепанцах. — Как доехали, фрау? — мужчина спустился. Это был Коржак.
— Нормально. Ваш шофер берет почасовую оплату?
— У меня нет шофера. Когда необходимо, я заказываю этого в фирме по перевозкам. По крайней мере, от него никогда не пахнет перегаром. Аделаида, сердце мое, покажи Алисе ее комнату.
— Лена просила сразу же показать Алису Милорду. Вы забыли?
— Ах да, Милорд… Ладно, пусть отнесет свои вещи и спустится в гостиную. Я привезу Милорда.
— Привезу? — пробормотала я про себя, поднимаясь за Аделаидой вверх по лестнице.
— Он повредил ногу. Слишком самоуверен, а к старости следует быть более осторожным.
Значит, это не собака, как я подумала сначала. Где же у них содержится главный охранник? Почему он не выбегает напасть на меня? Я вспомнила о догах корейца и даже услышала рядом с собой их тяжелое дыхание. Так, спокойно! От таких воспоминаний запросто случаются мурашки по всему телу.
— Это твоя комната.
Да уж… Хорошо хоть кровать поместилась. Маленькая комната и такая узкая, что мимо кровати можно пройти только боком. Столом служит широкий подоконник. На окне — решетка. На стене — крючки с плечиками для одежды. А это что?!
Выдвигаю ногой из-под кровати эмалированный горшок.
— Днем можешь пользоваться туалетом наверху и внизу, а ночью тебе нельзя выходить. А что такого? — злорадно интересуется Аделаида, увидев выражение моего лица. — Я тоже хожу ночью в горшок, мне даже так удобно, не нужно одеваться, чтобы выходить из комнаты. В ночной рубашке здесь по коридорам не ходят! Не знаю, зачем они тебя притащили в дом, что там такое затевается на Рождество, но ты мне не нравишься! — заявляет Аделаида и отворачивается, чтобы уйти.
— Вы еще не видели, как я не умею убирать и стелить постели! — подбадриваю я ее на прощание.
Переодевшись, осматриваю второй этаж. В доме тишина. Я попробовала открыть одну дверь — заперто. Повертела ручку другой комнаты — то же самое.
Повернулась к третьей и дернулась от неожиданности — в приоткрытую щель на меня смотрит растрепанная женщина в ночной рубашке и делает знаки рукой. Она зовет меня и прикладывает палец к губам, чтобы молчала.
— Лаптев здесь? — шепчет она, утаскивая меня за руку от двери. — Он здесь? — разогнавшись, она доволокла меня до большой кровати с балдахином и упала на нее. — Мерзкий такой, пузатый, похож на таракана?!
Лихорадочно вспоминаю, должна ли я уже знать командировочного в лицо?
Нет, меня с ним не знакомили…
— Налей на три пальца! — приказывает женщина, увидев мою растерянность.
Я осматриваюсь. Замечаю в углу у окна на столике бутылки.
Есть виски в хрустальном графине (определила по запаху), ром в высокой темной бутылке (по этикетке на бутылке), минеральная вода (по этикетке), в маленьком графинчике тонкого стекла остатки коньяка (определила по запаху), два бокала, и обоими пользовались (по запаху).
— Да ладно, налей! — машет рукой женщина, укладываясь на подушки и закрывая лоб полотенцем.
Нет, так не пойдет. Чучуня меня предупредила, что иногда прислугу проверяют — подкидывают деньги или даже устанавливают камеры слежения, чтобы посмотреть, насколько она чистоплотна, когда одна. Я пошла искать, где можно вымыть стаканы не столько из-за боязни, что меня выгонят, сколько из-за наказа отчима:
“Цени себя, выбирай людей сердцем и никогда не пей из грязного стакана”.
Две двери, одна из них ведет… так, посмотрим, ведет в еще одну спальню, очень интересно. А другая — в большую ванную комнату. Понятно теперь, почему здесь никто не ходит в ночных рубашках по коридору — туалет, можно сказать, находится у хозяев в спальне.
Мою стаканы и смотрю на окровавленную женскую сорочку. Она валяется комом в ванной.
— Налей и себе, — предлагает женщина, когда услышала мои шаги.
Судя по ее виду, поможет только виски. Складываю три пальца, приставляю их к бокалу, наливаю из хрустального графина.
— Если придет Лаптев, скажи, чтобы поднялся ко мне. Я его сразу пристрелю.
— Хорошо.
— Ты уже видела Милорда?
— Нет.
— Он тебе понравится, — женщина привстает и пьет, стукнув зубами о край бокала.
— Если у вас болит голова, я могу сделать кофе с лимоном и с коньяком.
Он поможет лучше, чем виски натощак.
— Так делай! Делай, что ты тут стоишь?! Стой! Как тебя зовут?
— Алиса.
— Хорошо… Иди. Нет, постой! Зови меня Лена. Я жена этого бегемота, который пригласил целую шайку гостей и нанял тебя облизывать их жирные задницы.
Спускаюсь вниз. Как бы с одного раза определить, где кухня? Никого.
Пробегаю на цыпочках сначала в левое крыло дома — кабинет, гостиная, спальня, еще спальня… заблудилась. Сюда. Еще спальня! Столовая — судя по большому столу и камину, а где столовая, там неподалеку должна быть и кухня! Бегу мимо огромного овального стола, под засушенными мордами рогатых оленей, под дикими картинами в желто-зеленых тонах к арочному проему, есть! Кухня.
Через три минуты ужасно гордая собой — я нашла все: кофе, лимон, коньяк! — осторожно иду с подносом, на котором парит синяя чашечка, стараясь ее содержимое не расплескать и не споткнуться. У лестницы наверх застываю от странного звука, как будто совсем рядом заводится испорченный мотор, но иногда захлебывается, а потом снова начинает набирать обороты. Застываю и вижу инвалидную коляску — боком, вижу спустившийся с нее плед, вижу странную волосатую конечность черного цвета, потом обхожу кресло и вижу огромную собачью морду. Я завизжала и бросила на пол поднос с чашкой, конечно, не оттого, что увидела собаку, укрытую пледом в инвалидном кресле, а потому что на голове ее был надет чепец, именно он меня и испугал, вернее, ужасный оскал зубов под кружевами этого чепца.
Я успокоилась почти сразу же, потому что собака, Дождавшись моего визга, удовлетворенно закрыла глаза и с чувством выполненного долга откинула морду на подушку.
На лестнице появился Коржак и сразу же стал выяснять:
— Что здесь происходит, какого черта мне не дают работать, почему опять шум, где Лаптев, кто привез собаку, немедленно убрать осколки и вымыть кофе с пола, сколько раз я просил не трогать чашки из китайского сервиза!
Сзади незаметно подкралась Аделаида и с надеждой поинтересовалась, не укусил ли меня Милорд?
Тут же раздался звонок, Аделаида кинулась к лестнице, и они с Коржаком помчались наверх друг за другом, выясняя по дороге, кто пустил меня в кухню.
Звонок прекратился, и в оглушительной тишине вдруг стали бить часы, и я пошла на звук искать их.
Они стояли на полу в гостиной и честно пробили десять раз, размеренно проговаривая — бель! — звонким чистым звуком, потом — линда! — на тон ниже и более торжественно, бель-линда… бель-линда…
Мне стало вдруг очень странно — показалось, что в этом доме есть что-то мое, что уже было, только нужно хорошенько вспомнить, где именно и когда… И я пошла на кухню, налила себе кофе, отпилила кусочек твердой колбасы. Посасывая во рту колбасу, подмоченную кофе, я вернулась к инвалидной коляске. Приподняла одной рукой плед. Просто удивительно, как такой большой собаке удалось развалиться на боку, свесив вниз задние лапы — одна забинтована. Ладно, нечего зубы скалить. Что? Кофе хочешь? Подношу к черному блестящему носу чашку. Пес перестал обнажать десны в тихом рыке и посмотрел на меня из-под кружевного чепца как на сумасшедшую. Колбасы? Ну уж нет! А вдруг у тебя гастрит и воспаление поджелудочной железы? А-а-а! Зачем тогда чепец нацепил?
— Это ты обещала Лене кофе с лимоном? — спрашивает сбежавшая вниз Аделаида.
В обед я потренировалась подавать на стол. Хозяин, Коржак, его измученная пьянством жена Лена и два гостя — коллеги по работе Коржака — почти полтора часа затаив дыхание наблюдали, как я приношу-уношу супницу, роняю стул (не заметила под пузатой супницей, когда ее несла), разливаю суп половником (ручка ужасно неудобная попалась у этого половника, надеюсь, скатерть постирает прачка), потом меняю тарелки, разношу салат и разливаю вино в бокалы (ничего страшного, надеюсь, у этого “коллеги” есть еще один костюм). Когда дело дошло до десерта, меня охватило отчаяние. Я не верила, что донесу из кухни к столу блюдо с высокой пирамидой желе. Я сразу же представила, как оно поскачет, дрожа, по полу, придется его ловить, а ловить застывшие до состояния мягкой скользкой резины три литра фруктового сиропа!.. Чтобы не рисковать, я прижала блюдо к груди одной рукой, а другой проткнула колышущуюся махину вилкой, удерживая ее таким образом на блюде. Желе все равно сползло на тарелке и уперлось своей верхушкой мне в подбородок, но я его донесла! Мне было ужасно интересно, как хозяин его будет разрезать, я затаила дыхание и приготовилась к потрясающему зрелищу!.. Но оказалось, что для желе есть специальная двойная ложка, как для развесного мороженого, и этой ложкой совершенно безопасно для окружающих откусываются ровные шарики.
