Ирина Боур - Слёзы Рублёвки
Начал подниматься и… замер.
'Этот… психоаналитик' улыбался.
Улыбался облегчённо, искренне.
Виктор так и застыл в нелепой позе полуприподнявшегося со стула человека.
Потом громко выдохнул. Снова опустился на сиденье.
Нда-а…
Тест.
Ах, паршивец какой! Врачишка хренов! Разыграл!
И то — какая, к чёрту, 'чужая женщина'! Да кто у него дом отберёт? Он же в собственности! В его собственности!
Но разыграл, разыграл!
Виктор ухмыльнулся.
Врач, все так же ясно улыбаясь, открыл ящик стола, порылся там, и протянул пациенту ключ.
— Можете прикрепить его обратно к связке, Виктор, — мягко сказал он. — Вы, я вижу, сами всё поняли. Реакция ваша, хотя вы и знали, что это всего-навсего тест, проверка… эксперимент, если хотите… Знали, и тем не менее не смогли совладать с собой, когда возник риск утраты…
Антон лукаво прищурился.
— …вот только пока неясно — чего: любимой жены или любимого дома. Впрочем, шучу. Так вот, вы сами видите по собственной реакции, что Анастасия вам дорога. Ну, по крайней мере, душа ваша не отделила ещё вас от неё. Что означает: семья ваша вам небезразлична, и нынешнее её положение может быть исправлено.
Внутри Виктора словно лопнула какая-то струнка. В груди разлилась странная горечь, глаза увлажнились. Вот так запросто!
— А теперь, — продолжил психоаналитик, — представьте себе картину, в которой вы входите на порог своего дома, и там вас встречает жена. Зажмурьтесь и постарайтесь это увидеть!
Виктор неосознанно повертел ключ в руке. Потом зажал в кулаке и прикрыл глаза.
Глупо, конечно. Какие-то фокусы у массовика-затейника в парке культуры. Но…
Перед ним, в светлом луче солнца, стояла прекрасная женщина.
У неё были ввалившиеся глаза. Это понятно: ведь она так тяжело носила ребенка. Не девчонка ведь уже. А потом трудно рожала, хоть и в специальной клинике. И мастит этот, или как там его… У неё были прекрасные ввалившиеся глаза!
У неё была расплывшаяся фигура. Закономерно: она накопила кучу строительных веществ для роста и питания малыша. У неё была прекрасная расплывшаяся фигура!
Раздалась и подвисла грудь — ведь она кормит сама. Вычитала, что именно собственное молоко матери даёт ребенку повышенный иммунитет против болезней. И гарантирует правильное развитие и силу. А их мальчик должен быть сильным. Это была самая прекрасная подвисшая грудь!
А глаза! Такие чистые и необыкновенно серые. Спокойные и глубокие. Добрые и понимающие.
И волосы. Те, которые когда-то были столь длинными, что он, шаля, закрывал ими её лоно, а потом потихоньку, мучая и заводя обоих сладкой негою, отводил их в стороны… едва ли не по одному… словно снова и снова снимая с неё одежду… Они, короткие теперь, те волосы, они сильно изменили её — но это всё те же прекрасные волосы той прекрасной женщины!
У Виктора защемило в груди. Он помотал головой, отгоняя видение.
Экстрасенс чёртов! Внушил он это, что ли?
Или — нет?
Ведь когда-то именно такая — изменившаяся после родов жена вызывала раздражение. Как это могло быть? Теперь он не понимал этого.
Виктор разжал кулак. Ключ выпал. Глухо стукнулся о покрытие пола.
Оба — пациент и врач — некоторое время смотрели на него.
— Ну что, — спросил затем Антон. — Попробуете подобрать его так, чтобы уже не выпустить?
* * *
Я проводил Виктора обещанием стать его посредником в прямых переговорах с Анастасией о восстановлении отношений. Договорились встретиться назавтра в тихом ресторане на Никитской, чтобы обговорить все детали и согласовать примерно, что нужно будет ему сказать своей жене.
Затем я позвонил Насте. И сказал, что курс терапии, на который у нас с нею был подписан контракт, практически закончен. Остался лишь один сеанс, и я хочу пригласить провести его в ресторане, отмечая окончание процесса излечения и её выздоровление.
Сначала она испугалась — словно ей было страшно отпустить руку, помогавшую ей идти. Но затем дала себя убедить, что отныне она в состоянии шагать дальше сама.
Её вопрос:
— А как же теперь с Витей?.. — я лихо пресёк непарируемым утверждением, что она теперь более чем готова с ним разговаривать на равных. А прощать его или не прощать — тут психотерапевт на свою совесть ни того, ни другого варианта принять не может.
Больше времени занял процесс объяснения ей, как найти тот маленький ресторанчик на Никитской, где я уже заказал столик номер восемь.
А потом я до конца вечера рисовал на экране подобие открытки с надписью всего лишь в несколько слов, которую завтра должен был вручить официант посетителям за восьмым столиком. Всего-то должно было стоять на ней:
'А сейчас скажите друг другу: 'Теперь я знаю точно: я люблю тебя!'
Долго провозился.
Ну, плохо я владею 'фотошопом'!
Х.14.
Их заметил экипаж автомобиля ППС, проезжавший поздним вечером по одной из улиц Северного Тушина. Совершенно голую женщину и группу подростков. Задержанные и по горячим следам тут же допрошенные подростки стояли на своём: ничего с женщиной они не делали, встретили её уже в таком и якобы хотели довести до милиции. Повторная работа по их задержанию заставила малолетних сластолюбцев оставить версию о своём альтруизме. Но в главном они оставались тверды. Женщину они встретили в таком именно виде. А дальше она сама шла смирно, куда ведут.
Сама потерпевшая, укрытая милицейским бушлатом, в полной прострации сидела на заднем сидении 'УАЗика'. Лишь медленно водила головою из стороны в сторону.
— Да она обдолбанная! — вынес своё заключение старший патруля. И распорядился везти всех в отдел. Он заметил, конечно, блеск вожделения в глазах водителя и двух своих патрульных. Но будучи человеком уже зрелым, имеющим взрослую дочь, показал кулак одному из подчинённых и твёрдо приказал ехать.
В отделе ничего нового для прояснения этой истории сделать не удалось. Дежурный только выматерился, приказав вызвать 'неотложку' и отправить потерпевшую в больницу. Обдолбанная или просто больная — но ему не улыбалось докладывать утром про труп в 'обезьяннике'. А что там произойдёт дальше с неадекватной дамой — один лишь Бог весть.
Так у экипажа ППС второй раз 'обломилось'…
Потом оба, и старший патруля, и дежурный по отделу немало раз сердечно поблагодарили себя за правильное отношение к женщине.
Когда выяснилось, кто она…
14
Виктор уже извёлся, сидя за столом и глядя на вход в ресторан. Ни психотерапевта, ни жены не было. Уже полчаса после назначенного времени встречи.
Антону он дозвонился. Тот сослался на срочный вызов и извинился: не придёт.
Телефон Насти не отвечал.
Вообще говоря, опоздания не были для неё характерны. Не то чтобы она была пунктуальна по-немецки… Но для российских менталитетов — вполне достаточно. И уж если опаздывала, то всегда отзванивалась и извинялась. Потому Виктор чем дальше, тем больше не находил себе места. К принесённому официантом шампанскому он даже не притронулся.
Официант тоже вёл себя не совсем обычно. Пару раз Виктор ловил на себе его взгляды. Вопрошающие какие-то, что ли… Хотя понятно: столик заказан на три персоны. А пришёл один. И тот явно нервничает.
Серебряков позвонил домой. Горничная твёрдо уверила, что хозяйка выехала. Да, на машине. Да, сказала, что в Москву. Нет, куда и к кому — не поделилась.
В квартире на Чистых прудах тоже никто не отвечал. Слабая надежда, что, может, жена завернула туда взять какие-то из своих вещей, не оправдалась.
Голос Антона, когда ещё через двадцать минут Виктор снова позвонил ему, звучал уже озадаченно. Нет, он тоже не знает, где его жена. Нет, она ему ничего не говорила. Да, он знает — она предупреждала, — что поедет на общую встречу. Ни про какие другие планы не говорила. Может, что с телефоном? А по городу — пробки…
Выждав ещё двадцать пять минут, Виктор встал из-за стола. Подозвал официанта, расплатился.
Уже на выходе, в дверях, тот нагнал его. Извинившись, передал листок. На нём была изображена картинка с изображением целующейся пары на фоне моря и пальм, а также значилась надпись: 'А сейчас скажите друг другу: 'Теперь я знаю точно: я люблю тебя!'
На скулах Серебрякова заиграли желваки. Очередная штучка этого психолога!
Официант, как бы извиняясь, развёл руками.
* * *
— Подъезжай к трём к нашему месту, разговор есть.
Тон Ларисы был на редкость императивен. Наталья удивилась. Прежде чем так приказывать, не хило было бы сперва спросить, нет ли у неё важных дел на данное время. А они были.
Ей надо встретиться с Татьяной, своей адвокатессой. Когда-то они неплохо отсудили дачный участок в посёлке композиторов около Снегирей. С тех пор поддерживали контакт. Взаимная польза: Татьяна была решительна и, что называется, вхожа. Потому чаще всего дела выигрывала. Чаще всего — по примирению сторон. С компенсацией.
