Джон Фасман - Библиотека географа
— Значит, вы приехали за этим? — спросила она. Абульфаз кивнул. Женщина многозначительно улыбнулась, подняла с горшка крышку и задула огонь. — Он излучает свет крохотного солнца. Одна-единственная искра в нем горит сколь угодно долго. И этот огонь можно пронести сквозь любые испытания и непогоду.
— Каким образом поддерживается процесс? — спросил Абульфаз с загоревшимися словно от вожделения глазами.
— На этом история заканчивается. Вспомните о моем неведении. Я ничего не знаю. И сомневаюсь, что знает кто-то другой. Моя прапрапрапрабабка, возможно, знала, поскольку была советницей кагана и его лекаршей, но кроме нее — никто. Да и какое это имеет теперь значение?
Абульфаз кивнул и ласково спросил:
— А где ее сестра?
— Сестра?
— Тетушка, я говорил не о «клетке», а о «клетках кагана», не так ли? Их было две. Я хочу купить обе.
— Ах! — Она снова сложила перед собой руки и, опустив глаза, произнесла: — Должна признать, что вы не первый, а второй иностранец, посетивший в этом месяце Торговку Легендами. Первого тоже привел сюда Мурат со своим кузеном, но только без трех здоровенных парней, как у вас. Кроме того, он плохо говорил по-русски, он знал о «клетке кагана», но полагал, что она существует в единственном экземпляре. И купил у меня одну. Ту, что называлась «Лунной клеткой».
— И вы ему ее продали? Разлучили сестер?
— Не продала, а передала. У меня, видите ли, был долг, который тянулся за нашим семейством еще со времен моей прапрапрапрабабки. И он согласился уладить это дело в обмен на клетку.
Абульфаз впервые за много лет удивился.
— И кто же этот человек? В какие края отправилась вместе с ним «Лунная клетка»?
— Он не назвал мне своего имени. Просто сказал, что англичанин и разводит растения. Некоторые из них чрезвычайно специфичны и цветут только при лунном свете, а летом дни в Англии такие длинные…
Предмет 10. Круглый глиняный горшок, десять сантиметров в диаметре и двадцать в высоту. Не раскрашен, не имеет ни глазури, ни орнамента, изготовлен из обычной гончарной глины, на поверхности до сих пор заметны отпечатки пальцев горшечника. Представляет собой одну из двух так называемых «клеток кагана». Данная при определенных условиях излучает теплое желтое свечение и именуется «Солнечной клеткой». Ее сестра, изготовленная из черной глины, излучает яркий серебристый свет и именуется «Лунной клеткой».
Дата изготовления. Очень мало примет, по которым можно достоверно судить о времени изготовления этого сосуда. Горшечник, возможно, был начинающим или просто примитивным мастером, не имевшим представления о глазировании. Но, быть может, он и не ставил перед собой такой задачи. Что же касается орнаментации, то она, возможно, не входила в традицию или не соответствовала назначению сосуда. Неизвестно, с чем это связано, но горшечник предпочел не обжигать горшок, а высушил его на солнце. Что же касается его способности аккумулировать испускать и поддерживать свечение, то это, как говорится, разумному объяснению не поддается.
Изготовитель. Согласно легенде, эти светоносные сосуды появились при дворе хазарского кагана. Титул «каган» образован или от древнееврейского слова «кохен», что значит «священнослужитель», или от татарского «хан», что значит «правитель». Ответ на вопрос, какую этимологию взять за основу, зависит от вашего представления, какую веру приняли хазары — иудейскую или мусульманскую (или христианскую, каковой вариант представляется наиболее вероятным с точки зрения истории, хотя лингвистически наименее интересен). Хазарское государство исчезло с лица земли около десятого века. Доподлинно неизвестно, где оно находилось и как это произошло, поскольку сведения, существующие в иудейских мифах, весьма противоречивы. Идриси, однако, считает, что сердце страны располагалось между реками Волга и Дон, неподалеку от современного российского города Ростов-на-Дону.
Представители трех указанных выше конфессий упоминали о «клетках» в своих писаниях о хазарах. Так, раввин из Андалузии Соломон Бенджамин бен-Бенджамин, композитор, теолог и теоретик цвета, записал следующее: «Каган, которого вы бы назвали Юсуфом, а я называю Иосифом, спросил у меня, возможно ли найти в этом мире источники света более совершенные, нежели солнце и луна, кои освещают землю день и ночь, неизмеримо превосходя пламя костра или очага. Я сказал было, что только солнце вечно, луна же светит его отраженным светом, но он прервал мою речь, ненадолго отлучился и принес два глиняных сосуда — один из светлой глины, другой из темной, — на первый взгляд очень грубых и недостойных находиться среди утвари такой важной особы. Каган запалил две лучинки и положил их на дно каждого сосуда. Более светлый сосуд сначала осветился розоватым светом, подобным румянцу на щеках влюбленной девушки, затем засверкал, как глаза человека, решившего некий жизненно важный вопрос, а затем приобрел ровное свечение, напоминавшее маленькое солнце. Второй же сосуд загорелся изнутри, как лицо женщины, преследуемой пылким юным возлюбленным, затем заблестел, будто поверхность озера ночью, после чего обрел такое сильное серебристое сияние, словно перед нами явилась дщерь самой луны».
Клирик, известный нам лишь под именем Саада, отправился к хазарам из Триполи со свитой в тысячу воинов, двести пятьдесят женщин и двести пятьдесят мальчиков, каковые должны были перейти в распоряжение кагана. К сожалению, один из самых благородных и отважных воинов Саада погиб, оказавшись при дворе кагана, поскольку «увидев сии лампы, свечение которых повторяло свечение небесных сфер, мой любимый Ибрагим оскорбился, вскричал, что Коран запрещает имитировать созданные Аллахом светила, и попытался разбить один из сосудов плоской стороной своего меча. Как только он устремился вперед, извлекая на ходу саблю из ножен, его поразили не менее двадцати стрел, выпущенных лучниками, скрывавшимися в тайных помещениях дворцовой палаты кагана, уложив на месте. Я объяснил кагану, почему Ибрагим это сделал и погиб так, как погиб. Язычник-каган был немало впечатлен моим рассказом о великой вере, освобождающей людей от страха смерти. Однако его визирь сказал на это, что люди нашей веры поддерживают неосознанное стремление человека жить в страхе, подменяя страх смерти страхом воздаяния за грехи, между тем как смерть приходит только раз, а человек, будучи существом смертным и мерзостным по самой своей сути, грешит с каждым своим дыханием».
Христианские епископы Дульциниус и Сандромис также посетили двор кагана в девятом веке нашего летоисчисления — в те годы, когда хазары вели затяжную войну с арабами, наступавшими со стороны Кавказских гор. Дульциниус, позже принявший мученическую смерть в Тире и ставший святым покровителем племени заблудших, которые именовались лакониками, имели обыкновение ходить уставив глаза в землю и писать трактаты, в сильном волнении докладывал императору Тиберию, что «каган может держать в руке свет солнца и свет луны, но не имеет в своем сердце света Господа нашего Иисуса Христа, каковой свет я и стремлюсь до него донести, сделав его трижды благословенным на этой земле».
Личность изготовителя данного сосуда не установлена.
Место изготовления. Хазарское государство находилось в районе Кавказа и Волги, но его точные границы неизвестны. Однако нет никаких сомнений, что оно включало в себя некоторые области современной России, а также, возможно, современной Грузии, Армении, Азербайджана, Нагорного Карабаха и восточной Турции.
Последний известный владелец. До сих пор доподлинно не установлено, кем были хазары — иудеями, христианами или мусульманами, сведения же о них в истории чрезвычайно скудны. Возможно, именно по этой причине в официальных письменных источниках не осталось упоминаний о местонахождении «клеток кагана». Хотя люди продолжали о них говорить; их размеры, форма и назначение сильно варьировались в каждом таком повествовании. К примеру, при дворе сельджуков «Солнечной клеткой» именовалось одно из небесных созвездий, а «Лунной клеткой» — гряда облаков, закрывавших ночью с трех сторон луну. После распада империи сельджуков письменные упоминания о «клетках» прекратились; осталось лишь нечто вроде отраженного эха — истории об историях, где рассказывалось, что оригинальные священные предметы были закопаны в песок пустыни или поглощены бескрайней степью. При всем том каждый земледельческий клан, сеявший пшеницу и обладавший так называемой наследственной памятью о прошлом, как равным образом и каждый пастушеский или кочевнический клан, утверждали, что означенные «клетки» находились когда-то в их собственности, но потом их следы затерялись вследствие многочисленных войн, нашествий и всеобщего хаоса. После того как в Центральную Азию с двух сторон вошли англичане и русские, а особенно после того как русские превратили обитавших здесь пастухов, земледельцев и воинов в Homo Sovieticuses, переплавив их в огне истории (кажется, метафорический огонь горит наиболее ярко, когда полыхает огонь войны), «клетки» превратились в своего рода лох-несское чудовище Центральной Азии, став предметом исторической эрудиции, элементом мифологии или даже волшебных сказок.
