Елена Арсеньева - Последняя женская глупость
Кто-то разорялся, кого-то прищучивали компаньоны, кого-то стреляли конкуренты… Кто-то сам сходил с дистанции – просто по дурости, как, например, один сибиряк, которому еще в 87-м году во всех инстанциях, даже самых таинственных, был предоставлен карт-бланш на выпуск фантастики и который в самом деле за три года издал сто сборников – не сам-один, конечно, а с хорошей командой. А потом забурел, почил на лаврах, женился на какой-то телке из Тирасполя, у которой всех-то достоинств были носик на манер утиного, упругая попка – и гараж с подвалом, в котором стояли цистерны с молодым вином. И… как писал некогда Н. В. Гоголь, погиб казак! Пропал для всего атаманства! Превратился тот казак в обрюзгшего главу писательской организации независимого Приднестровья. Ну это круто…
А удалое, лихое предприятие его с невероятным, нерасшифровываемым названием ВТО МПФ, которое когда-то совершило настоящий издательский подвиг, почило в бозе после недолгой, но мучительной агонии. Кстати, телка казака бросила, как только перестали из него рекой течь деньги. Ходили слухи, что ящиками и цистернами с вином он смягчил сердца каких-то высоких московских чинов и заимел-таки тепленькое местечко в столице, но вживую его никто не видел, так что вполне возможно, это были одни только слухи.
Во всяком случае, на книжных ярмарках он не мелькал и настроение Григорию, который его не выносил, не портил. Вообще положительных эмоций с таких ярмарок Бронников привозил массу, и Римма порадовалась этой поездке. Пусть отдохнет от того напряга, который снова начал возникать между ними. Потому что напряг имел-таки место быть, и как от этого избавиться, она не знала. Самое милое дело было – сидеть в своем кабинете, уткнувшись в какую-нибудь приключенческую рукопись, и чем невероятнее, чем неправдоподобнее там были закручены события, тем лучше. Один бог знает, сколько всякой такой ерундятины одобрила Римма за эти два дня, пытаясь хоть как-то заглушить непроходящую боль в сердце. Она даже за столом сидела согнувшись, прижав руки к груди, словно рану кровоточащую зажимала.
Строчки мелькали перед глазами, она твердила: «Не думать, не думать…»
Думалось. Поделать с этим было нельзя ничего, объяснить – невозможно. Пожаловаться – некому.
Впрочем, был один человек, который бы ее понял, но думать о новой встрече с Марком Лакшиным, этим профессиональным утешителем страдающих от любви дамочек, Римме было тошно.
Наконец Григорий уехал, на прощание наказав Римме перебраться в его квартиру окончательно и оставив ей ключи. Ключи она взяла, однако после работы поехала к себе, на улицу Бориса Панина. Бардак, оставленный Мариной, видеть было тошно, а разгребать его – еще тошнее. Не потому, что она боялась грязной работы, – нет, просто противно было вспоминать, как она когда-то мечтала об этом Маринином отъезде, о том, как они поселятся вдвоем с Григорием в этой роскошной квартире… Впрочем, в те времена она могла быть счастлива с ним в какой угодно халупе или шалаше, хоть на улице Бориса Панина, хоть в Соложенке. Но поезд ушел, и весьма далеко… Может, еще вернется? Время, говорят, все лечит.
Она почему-то так и не сказала Григорию про письмо тети Томы и свои ночные размышления по поводу Резвуна. При свете дня все это еще больше стало смахивать на авантюрный роман. Отец пропал без вести, так и не узнав, что у него обнаружилась взрослая дочь – теперь, очень может быть, единственная наследница его бриллиантов… Очередная серия «Санта-Барбары», вот что это такое! Си-Си Кэпвел, где ты?
Итак, Григорий уехал, а Римма сидела у себя в издательстве, привычно прижимая руки к груди и привычно вздрагивая при каждом телефонном звонке: а вдруг…
Ничего такого не произошло. День кончился. И Римма поехала домой.
С утра мело дождем со снегом, над городом висела почти непроницаемая глазом пелена, а экстремалок на дорогах Римма не любила. Поэтому она оставила «Ауди» в гараже и добиралась до работы на общественном транспорте. Но к вечеру распогодилось, и теперь она изрядно ругала себя за избыточную осторожность. Однако делать было нечего. Она перебежала дорогу – как всегда, в неположенном месте – и втиснулась в первую попавшуюся маршрутку. Заплатила, встала поудобнее. Через несколько минут машинка затормозила около поворота на площадь Свободы, и Римма вспомнила, что не посмотрела на номер. Запросто можно уехать в другую сторону!
– Это какая маршрутка? – спросила она стоящего рядом мужчину в светло-зеленой куртке.
Тот равнодушно покосился на нее светлым глазом:
– Семерка. Устраивает?
– Вполне, спасибо, – ответила Римма с полуулыбкой и отвернулась, гадая про себя, узнал он ее или нет. Потому что она узнала его сразу, с первого взгляда.
Это был Костя.
Костя. Тот самый, светлоглазый и светловолосый молодой человек, которого она видела единственный раз в жизни: на площадке между четвертым и пятым этажом дома на набережной Федоровского. Неподалеку от квартиры Никиты. Тогда рядом с Костей стоял седоватый качок по имени Эдик, и эти два друга-товарища буквально часом раньше едва не убили Никиту!
Узнал ее Костя? Нет? Вряд ли. Она тогда была в куртке, а сейчас в шубке. Простоволосая, а сейчас в шапочке со смешными висюльками. Эта шапка, Римма знала, ей не шла и совершенно меняла лицо, особенно когда ее надвинешь пониже на лоб. Сейчас она была насунута до самых бровей. А Костя ходил без головного убора. Да Римма узнала бы это хитровато-улыбчивое лицо под любой шапкой! Тогда, в подъезде, при виде его она ощутила инстинктивный ужас. Это же чувство пронзило ее и сейчас.
Тварь. Тварь поганая… Ходит, ездит по городу как ни в чем не бывало. Может быть, охотится за Никитой? Не зря же тот по-прежнему не живет дома!
А вдруг он знает, где находится сейчас Никита? Вдруг едет к нему, чтобы?..
– Вы на Бориса Панина выходите? – выкрикнул за спиной сварливый женский голос.
Римма чуть не брякнула – да, но вопрос адресовался не ей.
Послышался Костин голос – очень приветливый:
– Нет, мне до Рокоссовского.
– Тогда не стойте тут, пропустите людей.
– Да пожалуйста, проходите.
До Рокоссовского еще далеко. Есть еще время подумать.
Над чем? Над чем ты хочешь думать, дурочка? Иди-ка лучше домой. Никита говорил, что там, в лесу, Костя в него стрелял. А если у него и сейчас в кармане пистолет?
Все, уже поздно выходить. Родимая остановка осталась позади.
Ч-черт, сколько народу набилось! И какие все толстые стали в теплой одежде, как все толкаются!
Римма прижала локтем сумку и осторожно расстегнула боковой карман. Достала сотовый телефон. Просунула руку в просвет, образовавшийся между двумя чьими-то телами, и опустила телефон в карман светло-зеленой куртки.
Замерла, выжидая. Вдруг ее начало колотить от совершенно кретинского, неконтролируемого хохота, который с великим трудом удалось подавить: ну, понятно, быть схваченной за руку при попытке стащить из чьего-то кармана мобильник! А при попытке подсунуть его в чужой карман? Обидно, однако, будет!
Нет, Костя по-прежнему стоит спокойно, поглядывает в окошко. До Рокоссовского далеко…
Так, следующая – площадь Советская. И если что-то делать, то делать именно сейчас.
Римма рванулась к двери с таким напором, что преграждающие путь тела безвольно разомкнулись.
– Да вы что, девушка?
– Куда лезете?
– Спросила бы сначала, я тоже выхожу!
– Не открывайте двери! – закричала Римма что было сил. – Не останавливайтесь! Меня обокрали! У меня из сумки вытащили сотовый телефон!
Момент тишины и – паническое ожидание, что он станет моментом истины. Вот-вот кто-то завопит: «Да врет она, сама этому парню мобильник подсунула!»
Нет, послышались реплики совсем другого рода:
– Сотовый сперли? Это круто!
– Так тебе и надо, на такси ездий, если такая богатая!
– Ну, девушка, в такой давке сумочку надо в интимном месте держать, а не на плече!
– Пожалуйста! – Римма поймала в зеркале взгляд шофера. – Пожалуйста! Здесь за углом отделение милиции. Поедем туда. В автобусе вор, вы понимаете?
Холодноватые голубые глаза смотрели испытующе. Совсем еще молодой парень, лет двадцати пяти, не больше, но какое собранное, напряженное лицо. Взгляд будто у снайпера. Может, и правда в «горячей точке» служил? Или в милиции работал? Молод, но это мужчина, это уже настоящий мужчина!
Что бы вот в такого было не влюбиться? Нет же, нашла себе…
Господи, о чем она только думает?!
Шофер чуть заметно улыбнулся Римме и кивнул:
– Хорошая мысль. Отделение и правда за углом. Тихо! Это недолго!
Да, в маршрутке и раньше было шумно. А теперь и вовсе…
– Спокойно! – скомандовал водитель. – Если отдашь мобильник, уйдешь своими ногами. Нет – пеняй на себя.
Римма обмерла. Вот сейчас Костя сунет руку в карман…
Маршрутка замерла. Все с подозрением косились друг на друга.
– Нет так нет, – резюмировал водитель, сворачивая на параллельную улицу, где находилось отделение милиции Советского района.
