Андрей Остальский - Жена нелегала
— А вы не боитесь здесь разговаривать? — Данилин обвел рукой гостиничный номер.
Лиза пренебрежительно пожала плечами.
— Здесь стоят два «жучка». Один московский, другой местной Безпеки. И очень хорошо. Будут две записи существовать. Которые не так просто потом будет взять и стереть. Дополнительный ограничитель для сторонников жестких мер. То есть им придется, если что, избавляться от меня, от вас, от Джули, да еще обеспечить уничтожение двух записей в двух разных архивах. И кто-то должен будет взять на себя за это все ответственность. Подписать распоряжение. Рискуя при этом осложнить отношения с украинцами. И нарушить официальные договоренности СНГ. И разъярить Ельцина. Задача усложняется многократно… Знаете, почему ГКЧП провалился? По единственной причине — никто из членов хунты не решился подписать письменный приказ о штурме Белого дома…
— Ну уж, только поэтому..
— Уверяю вас! Карпухин требовал формального приказа, без него действовать отказывался. А два года спустя, в девяносто третьем, Ельцин такой приказ подписал — вот и все отличие…
— Но в нашем случае, надеюсь, никаких штурмов не ожидается?
— Кто знает… Мне кажется, кое-кому нужно убедиться, что все это не попадет в прессу. Пока мы с вами судачим — это так, сплетни, частные разговоры. Другое дело — публикация в солидной газете. Поэтому важно, чтобы вы прямо сейчас поклялись, что писать об этом не будете.
И Лиза сделала круглые глаза; Данилин понял это так, что надо в любом случае обещать — для прослушки хотя бы.
— Ну хорошо… Обещаю. Клянусь. Перед лицом партии «Наш дом — Россия». И своих отсутствующих товарищей…
— Не ерничайте! — Лиза явно встревожилась.
Данилин понял, что перебрал:
— Ладно-ладно… Серьезно. Обещаю. Даю слово. Клянусь честью рода Данилиных. И вы даже не представляете, какое для меня облегчение — дать такое обещание… Не до того мне сейчас. Так что не буду я об этом писать, не буду! — Данилин повысил голос и, привстав, прокричал последнюю фразу прямо в люстру. Он слыхал, что именно туда часто ставят микрофоны. Лиза поморщилась: не надо перебарщивать.
— Если мы договорились, то зовите сюда Джули.
— Что, прямо сейчас? В третьем часу ночи?
— А другого времени не будет. Или сейчас, или никогда. А эта женщина, по-моему, имеет право узнать правду. Разве нет?
Данилин посидел, немного подумал. А потом решился. Встал и пошел будить англичанку — благо ее номер был рядом, на том же этаже.
Поразительно, но она очень быстро встала — видно, не спала, мучилась бессонницей. И даже не удивилась появлению Данилина и его странному предложению пойти срочно поговорить с какой-то женщиной, имеющей прямое отношение к Юрию. Наверно, уже ко всему была готова, ничто ее больше не удивляло. Поколебалась несколько секунд — можно ли оставить Шанталь в номере одну. Но потом решилась. Сказала: буду бегать проверять.
Пошла в ванную, причесалась, оделась — все проделала удивительно быстро, — и вместе они вернулись в номер к Данилину.
Лиза поднялась им навстречу.
Это были очень долгие несколько секунд, пока две женщины стояли и в упор смотрели друг на друга. Данилин был рядом с Джули, но все равно не разобрал фразы, которую она пробормотала себе под нос.
Но как же они были похожи! «Сплошные двойники вокруг», — думал Данилин, ошеломленно наблюдая за происходившим — то ли знакомством, то ли поединком…
Наконец Лиза преодолела то, что надо было, видимо, преодолеть. Тряхнула опять волосами — этот жест ее был все же очень мил — и заговорила. Представилась. Потом все трое расселись за столом. Данилин быстро, почти синхронно переводил.
— Это долгий рассказ, — говорила Лиза. — Но сначала поклянитесь, что вы никому и никогда его не перескажете. Клянитесь здоровьем вашей дочери.
Джули возмутилась:
— Это неприлично! У нас никто такого не делает! Разве что в начальной школе. Достаточно того, что я вам это твердо обещаю. Какие еще клятвы…
— Я знаю, такое не принято. Считается варварством. И даже дурной приметой… Но в данном случае я прошу вас сделать исключение. Вы же не в Англии! А мне почему-то так будет спокойнее. И не только мне.
И Лиза со значением посмотрела на Данилина. Он-то понял, кого она имеет в виду. Поняла ли Джули? А, неважно…
Та сидела молча, закрыв глаза. Наконец решилась. Сказала с видимым отвращением:
— Клянусь здоровьем Шанталь — я никогда и нигде не разглашу содержания этого разговора.
А себе под нос пробормотала, кажется, в дополнение: «Извини, Шанталь!»
Но Данилин не стал этого переводить. Тем более что Лиза и так, наверно, все поняла.
— Хорошо, — сказала она. — Теперь слушайте. По образованию я врач-психиатр. Но сразу после окончания института я попала в секретную лабораторию КГБ, в которой изучались всякие способы воздействия на человеческую психику. Медикаментозные. Гипнотические. Суггестивные. Подавление воли. Навязывание определенного образа мыслей. Манипуляция сознанием. Грубо говоря, то, что сейчас не очень точно называют нейролингвистическим программированием. НЛП. Слыхали про такое? Все, что касается лаборатории, по-прежнему засекречено, хотя она сама давно закрылась. Но некоторые разработки использовались на практике и используются до сих пор. Теоретически с их помощью можно управлять обществом. Насколько эффективно, впрочем, никто не знает, потому что никто пока не пробовал… Но тайна эта не такая страшная, чтобы сегодня из-за нее могли убить. Если, конечно, не начать писать про это в газетах или интервью на эту тему давать.
Лиза снова посмотрела на Данилина. Он в ответ усмехнулся. А она продолжала:
— У меня вскоре обнаружились ярко выраженные способности особого рода. Наследственность, наверное, отцовские гены… Отец мой, он… Впрочем, о нем позже. Техника нейропрограммирования давалась мне легко — просто на интуитивном уровне. Знаете, как дети учат языки? Или люди с врожденным абсолютным слухом бессознательно запоминают музыку? Ну, вот нечто в этом роде. И главное — у меня легко получалось обучать этому искусству других — то, что называется моделировать. При условии, что и ученик имеет некоторые способности. И я всем этим сильно увлеклась. Очень изменилась, кстати, всех друзей растеряла — они мне были больше неинтересны. От отца, которого очень любила, отдалилась. Выходить замуж раздумала — с женихом стало очень скучно. И даже секс, как мне показалось, потерял для меня всякое значение. В общем, стала я совсем другим человеком.
Данилин смотрел на Джули: как она реагирует? Догадывается ли, к чему клонит Лиза? Но она сидела тихо, никаких эмоций не демонстрировала. Ну а Данилин решил строго играть роль переводчика. Которому, к тому же, надо будет по окончании разговора навсегда забыть его содержание. Выступить в роли одноразовой машины для перевода. Со стираемой памятью.
— Но за все надо платить, — продолжала Лиза. — Я слишком выделялась в лаборатории. Делала вещи, которые ни у кого другого не получались или получались плохо, с пятого на десятое. Начальство, наверно, боялось, что я их подсижу. Что вполне могло случиться. Андропов уже дважды вызывал меня на беседы. Один раз вместе с руководителем лаборатории. А во второй раз — уже без него. И вот тут-то им представился случай от меня избавиться. Гэдээровская разведка обратилась с просьбой прислать им специалиста, который мог бы поработать с курсантами, поучить их искусству обольщения, чтобы они научились быстро и безошибочно соблазнять женщин, имеющих на Западе доступ к секретам. Операция «Ромео». Строго говоря, это была не одна операция, а множество. Но применялся этот код — «Ромео» — для обозначения определенной технологии. Той самой, которой я обучала восточногерманских разведчиков. Поначалу все они относились ко мне скептически — не укладывалось в голове, что соблазнению их будет учить баба. Но уже со второго занятия скептицизм рассеивался — они увидели, что у меня есть преимущество: я понимаю обе стороны в этой игре. И мужскую роль вижу, и женскую реакцию прогнозирую. Каждый второй из тех, кого мне показывали, никуда не годился, и я их сразу забраковывала. Они уходили бумажки перекладывать. Зато остальные вполне могли освоить минимум техники обольщения и с успехом применяли ее на практике. Попалось и несколько блестящих экземпляров. Обаятельных от природы и все хватавших на лету. Вот они-то и достигли настоящего прорыва. ГДР, как я понимаю, получила доступ к невероятным тайнам через всяких секретарш и ассистенток в министерствах, в структурах НАТО, в стратегически важных компаниях. Ну и, конечно, немцы делились добытой информацией с КГБ.
— Я слышала об этом, — сказала Джули. — Какая гадость… Какая подлая эксплуатация женского одиночества, инстинкта создания семьи! И выходит, вы все это… сделали возможным… Вы их научили!
![Эльфрида Елинек - Перед закрытой дверью [Die Ausgesperrten ru]](/uploads/posts/books/124800/124800.jpg)
