Евгений Зубарев - Я убью тебя, менеджер
– Кто бы мог подумать, что ты можешь чего-то бояться.
Марта тут же гневно обернулась, сверкнула зелеными молниями глаз и треснула меня в многострадальный бок уже прицельно, кулаком:
– Я ничего не боюсь. Мне просто неохота помирать молодой и красивой.
Пользуясь моментом, я жадно схватил ее кулак и потянул к своим губам. Она, все еще немного хмурясь, позволила поцеловать свои пальцы, а потом обняла меня сама, прислонившись ко мне всем телом и приглушив яростно бьющее из-под ресниц зеленое сияние.
– Я, когда на Рен-ТВ работал, у меня в корреспондентах Гоша Сафонов был, креативный такой малый, – понесло вдруг сзади воспоминаниями от Берутли. – И вот, помню, приехали мы на место падения частного самолетика. Под Левашово он упал. А мы, так вышло, первыми приехали. И вот Гоша стендап придумал, закачаешься. Я, короче, снимаю панораму места падения, а там самолетик, развалившийся надвое, лежит и три трупа рядышком. А потом я укрупняюсь на трупах, и один из них вдруг встает с микрофоном в руках и начинает вещать: «Уважаемые телезрители, мы находимся на месте падения… и прочее бла-бла-бла». С одного раза сняли, без дублей. Зато что потом, после первого эфира творилось!
Марта проснулась и полезла через сиденье взглянуть на Берутли:
– Врешь! Такое даже на Рен-ТВ в эфир не пустили бы.
– Да чтоб меня Ктулху оттрахал всеми щупальцами! Этот сюжет у нас потом весь день по новостям гоняли, начальство только к вечеру проснулось и давай истерить, – побожился Берутли, и Марта уселась к себе на место, потрясенно качая рыжими кудрями.
– Мы как-то в журнале разворот делали, про городской морг, – начал рассказывать Миша. – Так у нас фотограф отчудил – на всех семи картинках, где трупы видно было, один, самый заметный, со вскрытой грудной клеткой, позы менял. То, понимаешь, руки раскинет, то голову об локоть обопрет, а то и «фак» в объектив покажет. Но все реалистично было сделано, без пошлости…
– О-о-о!
Третье место в нашем с Мартой ряду оказалось свободно, но вот такое же место сзади, рядом с Берутли и Мишей, было занято грузной круглолицей теткой, которая, возмущенно застонав, разразилась негодующей речью:
– Послал Бог попутчиков! Кроме как о трупах, вам поговорить не о чем?
Я спиной почувствовал, как зачесался язык у Берутли, – его пивом не корми, дай кого-нибудь подразнить.
– Берутли, молчать! – хором выкрикнули мы все трое, не сговариваясь, и сзади донеслось обиженное сопение:
– Да я и не собирался ничего говорить. Просто, важно что, – тут же продолжил Берутли, явственно ухмыляясь. – Если наша «тушка» брякнется еще в районе Ленобласти, то Гоша к нам на стендап успевает.
– Боюсь, в этом случае Гошу будет ждать разочарование. Испортим мы ему картинку, – не выдержал я. – Только он уляжется среди наших теплых тел, как эти тела зашевелятся и из последних сил начнут передавать в камеру приветы маме…
– О-о-о-о! – зарычала тетка сзади, и я почувствовал, как она тяжело встает и выбирается в проход. – С вами до Туниса я живой точно не долечу, – забормотала она, забирая вещи и отправляясь к свободным местам в хвост салона.
Марта посмотрела на меня укоризненно, но ее глаза улыбались, и я тоже ухмыльнулся ей в ответ. Тогда она прыснула:
– Представила себе, как Миша надсадно передает в камеру привет Камминг, а та вдруг прилетает, в голубом вертолете…
Наш самолет вдруг нервно задрожал и камнем ухнул вниз.
У меня замерло сердце и затрепетал в коленках какой-то неизвестный доселе механизм. Марта, оборвав себя на полуслове, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Я с тревогой посмотрел в иллюминатор. Мы действительно падали.
По салону, из хвоста в пилотскую кабину, пробежала стюардесса с бледным, вытянутым лицом, и я понял, что шутки кончились.
Мы еще падали, когда стюардесса пошла назад, и я увидел у нее в руках початую бутылку водки. Возле нашего ряда стюардессу качнуло – и вовсе не потому, что дрогнул самолет. Самолет как раз прекратил падение, снова принявшись жужжать двигателями, как ни в чем не бывало.
Я посмотрел стюардессе в лицо и увидел, что она совершенно пьяна.
– Да-а-а, – с явным осуждением протянул сзади Берутли и заорал уже на весь салон: – Летайте, граждане, самолетами «Аэрофлота».
Стюардесса, конечно, услышала, закусила губу, выпрямилась и решительно шагнула вперед. Я, повинуясь первому порыву, вынул бутылку у нее из рук, но она, похоже, этого даже не заметила, неуверенно, но споро вышагивая дальше в хвостовую часть салона.
Когда она скрылась за занавесками, я гордо показал друзьям свой трофей – пол бутылки «Столичной».
– Я так понял, она с пилотами бухала, – уже спокойно резюмировал Берутли, и Марта закатила глаза к потолку:
– Чтоб я еще хоть раз полетела российской авиакомпанией!
– Можно подумать, бухают только в России, – вступился вдруг за родину Миша.
– За штурвалом, думаю, пьют только у нас, – не согласилась Марта.
– А знаешь почему? – спросил я, внезапно разозлившись. – Потому что они уверены, что все будет шито-крыто. Даже если сейчас Берутли достанет камеру и снимет весь этот бардак, ни один телеканал и ни одна российская газета об этом не расскажут. Потому что знают – следом явятся адвокаты компании и засудят насмерть.
– Да ладно, – недоверчиво отозвался сзади Миша. – Пленку можно будет в суд представить…
Я повернулся к нему лицом:
– Миш, я последние два месяца из суда не вылезал. Уверяю, если судья не захочет, он просто не станет приобщать твою пленку к материалам дела. Скажет, к примеру, что, по его мнению, это несущественно. И все, трендец – ты платишь им столько, сколько они напишут в иске, и потом еще подробно каешься во всех грехах, что тебе перечислят. Они сочинили такие законы, что об российских журналистов можно ноги вытирать.
При этом, суки, сами же возмущаются – почему, дескать, пресса у нас такая сервильная.
– А кто это – «они»? Кто это все придумал? – спросила Марта, внимательно глядя на меня.
Я пожал плечами:
– Ну, законы у нас в стране депутаты федерального парламента сочиняют. Значит, это их работа.
– Опять двадцать пять, – раздалось спереди, и к нам с переднего ряда повернулось одутловатое и отчаянно розовое мужское лицо:
– Вы, господа, ошибаетесь! Законы у нас замечательные! А вот практика их исполнения – действительно отвратительная.
Мужик сладко улыбнулся мне и особенно сладко – Марте, но я только нахмурился в ответ, и он продолжил:
– Позвольте представиться – депутат Государственной думы Петр Квашенниников собственной персоной. Заметьте, я как раз тот, кто выступает за либерализацию законодательства, а не за его ужесточение.
Я вгляделся в него и понял, что вижу эту физиономию по телевизору не реже одного раза в день, но имитировать радость от встречи не стал – я хорошо помнил, что именно законопроекты этого человека привели к тому, что в России, к примеру, перестали отправлять за решетку карманников, укравших у своих жертв меньше тысячи рублей. А еще именно с его подачи отменили наказание за бегство с места ДТП, и теперь в России все пьяницы и неосторожные убийцы безнаказанно смываются с места аварии.
Я, как мог холодно, улыбнулся депутату и сказал:
– Вам большой привет от сотрудников убойного отдела Петербурга. Они в восторге от ваших законопроектов, особенно в части лоббирования массовых амнистий.
Очень надеюсь, что однажды жертвой амнистированного гражданина станете наконец и вы лично. Или, может, вас переедет какой-нибудь алкоголик и смоется с места ДТП.
– Вы мне угрожаете? – коротко взвизгнув, осведомился он.
– Да нет, конечно! Он вас поздравляет, – объяснила ему Марта и демонстративно зевнула, похлопав себя по грубо накрашенному рту.
Депутат убрал свое скорбное розовое рыло на место, и они с соседом впереди тут же принялись о чем-то ожесточенно бубнить.
– Вань, а чего ты, собственно, вскидываешься? – понизив голос, спросила меня Марта. – Ты же уволился. Ты теперь свободный человек.
Я посмотрел в ее удивленные глаза, подумал немного и согласился – а чего я, в самом деле, вскидываюсь? Я же уволился. Я свободный человек.
Поэтому я отвинтил пробку у бутылки и начал хлестать трофейную водку прямо из горлышка.
Нормальная такая водка оказалась. Забирает с трех глотков.
Глава тридцать четвертая
Солнце било сквозь двухслойные портьеры, просвечивая, как рентгеном, все комнаты нашего номера люкс.
Я еще раз, напоследок, благодарно поцеловал Марту и спросил:
– Кто теперь первый в душ?
Она сладко потянулась, зажмурившись, а потом сказала:
– Пошли вместе. Заодно сделаешь мне там кое-что.
Я поцеловал ее в голый живот и сказал:
– Да можно и здесь.
Впрочем, едва я поцеловал ее чуть ниже, она мягко убрала мою голову оттуда и сказала:
– Нет, Вань, не так. Ты меня прости, но мужики этого делать не умеют совершенно.
Я протяжно вздохнул, преданно глядя ей в глаза, но она тут же встала, глядя мимо меня, и, еще раз сладко потянувшись возле портьер, ушла в ванную и закрылась там на щеколду.
