Татьяна Степанова - В моей руке - гибель
— Что? — Катя вздрогнула.
— Иван их так называет, их младший братец.
В Раздольске Колосов начал с того, что надолго заперся с начальником ОВД в кабинете. Решать предстояло сложную задачу: искать потерпевшую, которая… Не было ни заявления о пропаже без вести, не было и уверенности, что, как говорят сыщики, искать надо «не душу, а уже тело». Не было ни малейшего намека, кроме Катиных сбивчивых умозаключений, где вообще это бездыханное тело, где может быть труп, если Гинерозова действительно убита. Наконец, как всегда, вопрос организации поисковой операции упирался в вечные милицейские проблемы: лимит бензина, нехватку людей для прочески местности, бедность местного ОВД, усталость личного состава, который уже вторую неделю находился почти на казарменном положении в связи с нераскрытыми убийствами.
Но Катя убедилась: не зря Колосова сделали начальником «убойного» отдела. Что-Что, а воля у него была железная.
Энергия откуда только бралась. Умению организовать операцию, сломить упрямство недовольных оппонентов, подчинить себе людей и заставить их выполнять поставленную задачу позавидовал бы любой начальник штаба. Когда было надо, Колосов не боялся рисковать, брать на себя ответственность за исход операции и работать так, что бездействовать под его руководством было просто невозможно.
— Дело на контроле в министерстве, — заявил он Спицыну, когда тот уже устал спорить и возражать и начал потихоньку отдавать распоряжения по организации широкомасштабной поисковой операции по прочесыванию всего лесного массива в квадрате Отрадное — Уваровка — Половцево — Раздольск. — У нас появился реальный шанс выйти на убийцу. Прочесывание — это только начало дела, предупреждаю сразу.
Прочесывание началось в половине пятого вечера. До захода солнца пытались успеть осмотреть хоть что-нибудь. На следующий день поиск начался в восемь утра. А поисковые группы, осматривающие объект за объектом — пустыри, овраги, рощи, обочины дорог, берега Клязьмы, заброшенные фермы, окрестности бывшей базы отдыха, дачные поселки и лесной массив, состояли из сотрудников всех служб Раздольского отдела милиции, местного ОМОНа, участковых, сыщиков, сотрудников ГАИ. Из кинологического питомника в Дубне привезли овчарок. Операция все больше начинала напоминать охоту со сворой на крупного зверя, залегшего в чаще.
Население взирало на милицию и ОМОН по-разному, как это и бывает. Некоторые с недоверием, другие со скрытым злорадством: «Эдак им, ментам, приспичило», но большинство со скрытой надеждой. Обыватель верит числу: чем больше людей в форме, в камуфляже, с дубинками, рациями, бронежилетами и автоматами, чем больше машин с мигалками, собак, начальственных окриков, шума, гама, грома — тем большее производит впечатление на обывателей, создается убеждение, что ВСЕ ЭТО НЕ НАПРАСНО. Столько милиции — и что ж, зря, что ли, она пашет? Сыщут, непременно Сыщут, кого им там надо…
О задержании убийцы речи еще не шло, но это знали в Раздольске только Колосов, Спицын да Катя. Она же действительно окунулась в гущу событий.
Несмотря на все разговоры с Колосовым, как это и бывает у женщин, она в глубине души надеялась на какой-то необыкновенный «а вдруг?» — вдруг все это… только сон и Лизка найдется где-нибудь живая и невредимая. Если же она умерла, то… В смерти подруги Катя винила себя и свои, как ей теперь казалось, «идиотские» переживания: надо было сразу предупредить Лизу об убийствах и подозрениях, может, она бы и… И снова это проклятое «и»! Надо было сразу все рассказать Колосову. Может быть, их параллельные, как оказалось, фантазии о раздольском оборотне и дали бы совершенно иной результат! Но, кроме злости на свои глупости, преступное легкомыслие и бездействие, Катю подстегивало к деятельности и еще одно странное чувство. Она внушала себе, стараясь его заглушить: работай, хватит лить слезы, терзаться, работай, ты — криминальный обозреватель. Репортаж об этой беспрецедентной операции — твоя профессиональная обязанность как сотрудника пресс-центра. И нечего к этой обязанности примешивать что-то личное. Вообще баста с личным, и так уж…
Но чувство, остро тревожащее Катю, не было репортерским азартом в чистом его виде. Кате хотелось просто… это была какая-то слепая жажда истины или что-то похожее. Ей хотелось видеть и слышать все самой, своими глазами и ушами. Правда по этому делу приобретала хоть и фантастические, но уже почти осязаемые формы. И эта правда скрывалась во всем: в глубине серых Лизиных глаз в момент их последнего сухого прощания, в зверином вопле Базарова, эхом отдававшемся в стенах темного корпуса, который все еще чудился ей, пугая до полусмерти, в гуще старого изъеденного молью медвежьего меха, в цыганских кострах над рекой.
И главное — какая-то часть этой неизвестной доселе правды скрывалась и в ней, в Кате, и она теперь с некоторым удивлением начала заново узнавать саму себя.
Она чувствовала: в ее персональной чашке, о которой некогда твердил японский учитель Дзэн, осталось старого чая только на донышке. Но эти остатки выплеснуть из себя было отчего-то трудней всего.
В четыре часа дня Колосову после многочасовых безрезультатных поисков доложили по рации, что в развалинах бывшей свинофермы в окрестностях Мебельного обнаружен скелетированный труп животного — скорее всего останки крупной собаки. А еще через полчаса оттуда же поступило новое сообщение, чтобы он немедленно выезжал на лесной развилок на восемнадцатый километр шоссе. Там в десяти метрах от дороги что-то обнаружили служебные овчарки. Катя, весь день неотступно следовавшая за начальником отдела убийств, ехала с тяжелым сердцем: Колосов взял ее с собой только по одной причине: она опознает Гинерозову, если это…
— Мертвец! Нашли, кажется! — крикнул им старший поисковой группы, прочесывающей этот участок леса, едва они выскочили из машины. — Там окопы еще с войны, полоса укреплений тут шла. Затопило их по весне, как снег начал таять. Вода до сих пор еще не полностью сошла. Но что-то есть. Сейчас доставать начнем.
Катя чувствовала, как дрожит ее рука, когда она записывала в свой репортерский блокнот все, что видели ее глаза: лес, грязная проселочная дорога, развилок, омоновцы, милиция.
У одного сержантика в руках саперная лопата, у других — брезент. ЭКСГУМАЦИЯ. Слабонервных и беременных женщин просим отвернуться.
Неужели Лиза, модница, красавица, умница Лиза Гинерозова, нашла свою смерть здесь? В этом затопленном бурой глинистой водой полуобвалившемся окопе?!
— Катя, иди сюда! — крикнул Колосов.
Она пошла сначала медленно, потом быстрее. На брезенте, расстеленном на траве, лежало жуткое, распухшее, полуразложившееся тело. Катя, еще не веря своим глазам, глядела на… кеды без шнурков на ногах мертвеца. ЭТО БЫЛ МУЖЧИНА. Узнать его было практически невозможно. Вместо лица черная масса: налипшая гнилая листва, глина, личинки насекомых… Колосов нагнулся, на его руках были уже привычные ему резиновые перчатки, начал ощупывать эту жуткую голову, шею.
— Ну что? — хрипло спросил Спицын.
— То же, что и прежде. ШЕЯ. — Колосов осторожно приподнял волглую от влаги полу черного полушубка из искусственного меха, в который все еще был облачен мертвец. Под ним виднелись лохмотья тельняшки. — Это Тихон Соленый.
Я ориентировку помню: кеды без шнурков, шубейка — другого у этого ханыги, царствие ему небесное, ничего не было.
Соседи по коммуналке говорили, что весь гардероб он носил на себе.
Поиски продолжались до заката, но больше никаких останков не было. Колосов во главе группы сыщиков ездил в Отрадное. Там их встретила могильная тишина. Школа была пуста — ни Базарова, ни учеников. На дверях жилого корпуса висел японский сенсорный замок.
В половине девятого вечера Спицын приказал сворачивать прочесывание. После обнаружения трупа пропавшего без вести алкоголика он Колосову ни в чем не перечил.
— Санкцию завтра у прокурора возьмем на обыск базы? — спросил он, давая понять, что сделает все, как скажет начальник «убойного». — Может, улики там найдем, кровь? Трупа-то девушки нет… А заодно теперь уж и дачу в Уваровке тряхнем, а?
Колосов отрицательно покачал головой.
— Не будем обыска делать? — озадаченно переспросил Спицын. — А что же ты, Никита Михалыч, тогда предлагаешь?
— Я? — Колосов смотрел на лес, тонувший в дымке прозрачных летних сумерек. — Я предлагаю ждать.
— Чего?
— Не чего, а кого. Того, кто сейчас нам больше всех нужен.
— А ты думаешь, что ОН еще сюда вернется?
Колосов снова кивнул.
— А зачем? Зачем ему возвращаться именно сюда?
— А вот это, если повезет, мы и узнаем. — Колосов устало вздохнул. Может быть. ЕСЛИ ПОВЕЗЕТ.
Глава 26
ЗАДЕРЖАНИЕ ПОД ЛУНОЙ
Июнь начинался непогодой: небо заволокло свинцовыми тучами. То и дело моросил дождь. После удушливой майской жары это казалось особенно печальным: ненастное лето — что может быть обидней?
