Александр Чернов - И ты, Брут...
— Но я… — заикнулся было Рыков.
— Заткнись! — гаркнул я, потеряв терпение. — Если ты будешь оспаривать каждое мое слово, мы никогда не закончим разговор! — Рыков прикусил язык, а я продолжил: — После встречи с нами ты спрятал деньги и ценные бумаги, а потом отправился к Валере домой. Ставки были очень высоки, ты опасался мести императора и Царька, а потому решил убрать единственного свидетеля, знающего о тебе все. Погадав подходящий момент, ты вонзил толстяку в сердце нож. Однако, убивая Валеру, ты и не знал, что своими руками запускаешь в ход машину возмездия. Обычно толстяк перед началом нового дела писал два признания и оставлял их одно у старушки, другое — у старика. Поступил он так и в этот раз. О письмах он ставил в известность своих клиентов только в том случае, когда его жизни угрожала опасность. Оно и понятно, кто же станет иметь дело с человеком, который держит против тебя бомбу замедленного действия. Тебя, по-видимому, Валера не боялся и о письмах до поры до времени помалкивал. Твой нож заставил его замолчать навсегда. Когда ты уезжал от толстяка, мы подъезжали к его дому. Я видел черный с тонированными стеклами "Мерседес", но в тот момент и подумать не мог, что за рулем его сидишь ты. Костю ты решил не трогать. Ты не знал его лично, и он для тебя опасности не представлял… Ну а потом ты сдал нас императору и адвокату с потрохами. Ты все хорошо продумал. Ты предполагал, что мы начнем метаться по городу в поисках убежища и всячески пытался подсунуть мне дачу, и ты своего добился — мы поехали туда.
Рыков тупо уставился на меня.
— А зачем мне это нужно было?
Здорово Серега умел прикидываться. Не дать не взять перестарок-херувим. Вот только крыльев за спиной не хватает.
— Чтобы быть в курсе наших планов, — объяснил я.
Серега развел руками:
— Не понимаю.
Хочет поиграть со мной в кошки-мышки? Пожалуйста! Я с детства люблю эту игру и с удовольствием загоню кошку в угол. Я откинулся на спинку дивана, заложил ногу на ногу и с видом человека, который знает о тебе все, заговорил:
— Видишь ли, Серега, пока мы жили на даче, меня не оставляло чувство, что в комнате все время присутствует на одного человека больше, чем есть на самом деле. Даже когда мы с Настей занимались сексом, мне казалось, что нас трое. Я не знал почему, а вот сегодня ночью догадался. Мы ночевали в подвале, и когда я перешагивал через трубу, то зацепился об нее и упал. Тут я некстати, а как оказалось позже — кстати, вспомнил о том, что на даче часто спотыкался о плохо подогнанную на веранде половицу, обозвал себя в душе увальнем и выругался. А еще я вспомнил, как вчера долгое время не мог до тебя дозвониться, и вдруг, после того как я выразил по этому поводу вслух неудовольствие, ты взял трубку. Связав два вышеперечисленных мной факта, я пришел к определенному умозаключению, правильность которого решил проверить. Рискуя попасться в лапы к императору, я, Чума и Настя вернулись на дачу и, пока парень с девушкой находились в комнате, отодрал на веранде плохо подогнанную половицу. И знаешь, что я под ней обнаружил?
Рыков уже знал что.
— Ну?.. — спросил он мрачно.
— Кнопку! — сообщил я с видом триумфатора. — Да-да, кнопку, самую обычную кнопку, при нажатии на которую, срабатывало устройство, автоматически набиравшее номер телефона твоей квартиры. Ты знаешь, меня удивляло отсутствие на даче телефонного аппарата, хотя дача, я точно знал, телефонизирована. Оказывается, ты использовал телефонную линию для прослушивания наших разговоров. Короче, когда наша "бригада" возвращалась на дачу, и кто-то из нас наступал на половицу, ты в своей квартире снимал с аппарата трубку. А в твое отсутствие включалось записывающее устройство на автоответчике. Таким образом ты все время незримо находился среди нас и был в курсе всех происходивших с нами событий. Вот почему вчера я не мог до тебя дозвониться. Ты сидел на телефоне, а когда понял из оброненной мной фразы, что я набираю твой номер, положил трубку. При желании ты сам мог звонить на дачу, и тогда срабатывало устройство, которое автоматически включало в комнате чувствительный микрофон. Ты с детства увлекался электроникой, долгое время работал на телевизионном заводе инженером, и для тебя собрать подобную систему из автоответчика и радиотелефона не составило труда. При помощи него ты узнал о существовании письма Валеры и, конечно же, решил завладеть им. Из подслушанного разговора ты знал, что я встречаюсь с Костей на массиве Партизан на углу парикмахерской, приехал на место свидания раньше меня, убил ставшего нежелательным свидетеля и забрал у него письмо. А потом ты как всегда анонимно позвонил императору и сообщил, где нас можно найти. Мы свою миссию выполнили, и нас теперь необходимо было уничтожить. Вот так или примерно так все и происходило, бывший одноклассник! — закончил я с пафосом.
Рыков выслушал меня с угрюмым видом, глядя неподвижным взглядом на начищенный носок своей туфли. Потом поднял голову и, все еще хорохорясь, заявил:
— Все что ты здесь наплел — твои гипотезы, а они выеденного яйца не стоят. Я действительно установил на даче подслушивающее устройство, но только для того, чтобы разоблачить тебя как преступника. И думаю, мне удалось это сделать. У меня осталось несколько кассет с записями ваших разговоров. На одной из них ты категорически не хотел брать с собой на встречу с Костей ни Чуму, ни Настю. Тебе не нужны были свидетели, потому-то ты и отправился на свидание с парнем один, убил его и забрал изобличающие, заметь, не меня, а тебя письмо.
Я с иронией посмотрел в насквозь лживые глаза бывшего одноклассника.
— Ну да уж! Ты уже забыл для чего сюда приехал? — я положил на диван пистолет, взял с журнального столика письмо и постучал ребром его о полированную поверхность столешницы. — Ты упустил из виду дубликат признания Валеры. В нем рукой толстяка написано кто является заказчиком налета на дом Бугрова, а также кто на самом деле убил и ограбил хозяина особняка. Я думаю, на основании этого документа менты имеют полное право взять тебя под арест. Ну, а в следственном изоляторе не таких как ты раскалывают…
Я снял с телефона трубку и стал набирать 02. Серега как-то сразу сник, обмяк, почернел лицом. Он будто даже постарел на несколько лет. Вокруг его глаз явственно проступила сеточка морщин. Я понял: запас внутренних сил, позволявших сопротивляться моему натиску, у Сереги внезапно истощился. Дух Рыкова был сломлен.
— Хорошо, — неожиданно произнес он голосом смертельно уставшего человека. — Сколько ты хочешь за это письмо?
Я тут же положил трубку на рычаг и, с радостным восхищением, воскликнул:
— Вот это серьезный разговор! А сколько ты можешь дать?
— Четверть миллиона баксов, — сухо и по-деловому изрек Рыков.
Меня обдало жаром. Деньги были бешенными, и я заколебался — а не стать ли мне богачом? Но, вспомнив, что вместо письма у меня пустышка, отказался от этой затеи и, затаив дыхание, спросил:
— Значит, ты признаешься в убийстве Бугрова и краже из сейфа денег и ценных бумаг?
По лысине Сереги струился пот. Безотчетным жестом он тыльной стороной руки смахнул со лба капли пота и, не глядя на меня, тихо произнес:
— Признаю, куда же деваться!
Это была победа. Душа моя ликовала — наконец-то! Наконец-то я добился своего! На всякий случай уточнил:
— Все было так, как я рассказывал?
— Почти, — выдавил Серега. В этот момент раздался щелчок, прозвучавший в наступившей тишине громче пистолетного выстрела. Рыков встрепенулся и уставился на меня испуганным взглядом. — Это еще что такое?
— А это кнопка записи на магнитофоне отключилась, — произнес я невозмутимо. Я-то в электронике не разбираюсь, записывающих и подслушивающий устройств собирать не умею, поэтому по старинке — свой древний магнитофон включил, и знаешь, все боялся, что не хватит одной стороны кассеты для записи нашего разговора. Нет, как раз в сорок пять минут уложились. Теперь у меня есть запись с твоим признанием. А письмо можешь бесплатно забрать. Дарю! — и я швырнул через журнальный столик на колени Рыкову запечатанный конверт.
Заподозрив неладное, Серега посмотрел в мои глаза долгим взглядом. Рыков мужик неглупый, тотчас догадался, что я его провел. Медленно с сумрачным лицом разорвал сбоку конверт, достал лист бумаги и развернул его. Чистый.
— Так это был блеф? — Надо признать, Серега умел держать удар. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Я ухмыльнулся:
— Конечно! Не было второго письма. Я ведь сегодня утром вернулся на дачу не только ради того, чтобы заглянуть под половицу. Я знал, что ты подслушиваешь, и сочинил историю с дубликатом признания Валеры. Говорил я о нем Чуме и Насте, но специально для тебя. Ты попался на удочку, Серега, и, приехав сюда к двенадцати часам за письмом, выдал себя с головой.
