Майнет Уолтерс - Разрушитель
Глава 24
Мэгги демонстративно постучала по своим часам, когда на кухню вошел Ник с алюминиевой стремянкой. На садовом стуле, поставленном на кухонный стол, с волосами, слипшимися от паутины, с промокшими рукавами она выглядела усталой донельзя.
— Который час? — требовательно спросила Мэгги. — Четверть десятого. А мне вставать завтра в пять — и сразу в конюшню, ухаживать за лошадьми.
— Боже мой, женщина! — печально произнес Ник. — Ночь без сна не убьет тебя. Живи активно, с риском, и увидишь, сколько радости это принесет.
— Я жду тебя уже много часов подряд.
— Тогда не выходи замуж за полицейского. — Ник установил стремянку под грязной частью потолка.
— Но прекрасно, если бы такой шанс появился.
Он ухмыльнулся.
— Хочешь сказать, что обдумываешь это?
— Наоборот. — Она словно бросала вызов. — Ни один полицейский не просил меня об этом, вот и все, что я хотела сказать.
— Ему не хватало смелости.
Он открыл шкафчик под раковиной и, присев на корточки, проверил, вымыты ли там ведра и утварь. У Мэгги вдруг возник соблазн воспользоваться своим преимуществом и вылить воду на затылок Ника.
— Даже не помышляй об этом, — произнес он, не поднимая головы, — или тебе одной придется справляться со всем этим безобразием.
Мэгги решила проигнорировать его замечание.
— Как у тебя дела? — спросила она, спускаясь со стула, чтобы промыть губку в ведре.
— Довольно хорошо.
— Думаю, ты все сделал. Словно виляешь хвостом от удовольствия.
Она опять забралась на стул.
— Что сказал Стив?
— Тебе хочется узнать, что он сказал кроме того, что согласился с тем, что ты написала в своем заявлении?
— Да.
— Он рассказал, что делал в бухте Чапмена в воскресенье. Этот красавчик полный идиот, но не думаю, что он насильник или убийца.
— Значит, ты ошибался в нем?
— Возможно.
— Хорошо. Для твоего характера не годится, когда все идет так, как ты предполагаешь. А что с педофилией?
— Зависит от того, какое определение дашь педофилии.
Ник поставил стул спинкой вперед, сел на него верхом, положив локти на спинку, с удовольствием наблюдая за тем, как Мэгги трудится.
— Он ввязался в историю с пятнадцатилетней девчонкой, которая так несчастна дома, что грозит покончить с собой. Потрясающий персонаж ростом около шести футов. Выглядит на двадцать пять лет, могла бы стать топ-моделью, когда идет, все оборачиваются на нее. Родители живут раздельно и все равно продолжают враждовать, как кошка с собакой. Ее мать заботливо следит за дочуркой, отец западает на легкомысленных женщин. Девица уже четыре месяца беременна от Стива. Отказывается от аборта, при встречах рыдает у него на груди и так хочет ребенка, так хочет быть любимой, что уже дважды пыталась вскрыть себе вены. Стив принял решение увезти ее во Францию на «Крейзи Дейз», где они могли бы жить.
Мэгги засмеялась.
— Я говорила тебе, что он добрый самаритянин.
— Скорее Синяя Борода. Ей пятнадцать.
— А выглядит на двадцать пять.
— Если верить Стиву.
— А ты не веришь?
— Скажем так… Я бы не подпустил его к своей дочери на полмили. Он слишком сексуален, в высшей степени самодоволен, а нравственность как у мартовского кота.
— Другими словами, немного напоминает негодяя, за которого я вышла замуж? — сухо заметила Мэгги.
— Не собираюсь обсуждать это. — Ник усмехнулся, глядя на нее. — Но у меня, конечно, предвзятое мнение.
Мэгги повеселела.
— Так что же случилось? Его отвлекли Пол и Дэнни, и все пошло вверх тормашками?
Он кивнул.
— Стив понял, что его личность будет установлена, поэтому не было смысла продолжать. Он подал сигналы своей подружке, чтобы она отказалась от этих планов. Потом он только один раз имел с ней слезливый разговор по мобильному телефону — на обратном пути в Лимингтон вечером в воскресенье, а уже после ему не представилось возможности поболтать с ней. Парень или был под арестом, или без мобильника. А у них было принято, что она всегда звонила ему, а поскольку от нее звонков не было, он боялся, что она покончила с собой.
— Это правда?
— Нет. Одно из сообщений на мобильнике было от нее.
— Все равно… бедный парень. Вы заперли его снова, правда? Он, наверное, измучился от волнения. Разве нельзя разрешить ему поговорить с ней?
Ник удивлялся причудам человеческой натуры. Он мог побиться об заклад, что все ее симпатии на стороне девицы.
— Не разрешено.
— О, послушай, это просто жестоко.
— Нет. Здравый смысл. Лично я не верю ему. Не забудь, он совершил несколько преступлений. Нападение на тебя, секс с несовершеннолетней, тайное похищение, не говоря уже о тех непристойностях и о том, что он совершал распутные действия у всех на виду…
— Боже мой! Ты же не предъявишь ему обвинение в том, что у него произошла эрекция?
— Пока нет.
— Ты жестокий. Совершенно ясно, что в бинокль он смотрел на свою подружку. На том же основании ты должен был арестовывать Мартина всякий раз, когда он трогал меня за задницу.
— Не мог. Ты никогда не возражала, значит, не было состава преступления.
— А что с непристойными действиями?
— Я никогда не заставал его со спущенными брюками, — с сожалением вздохнул Ник. — Я пытался, но он слишком быстро действовал каждый раз.
— Ты изводишь меня?
— Нет. Стараюсь добиться твоего расположения.
В полусне Сэнди Гриффитс покосилась на люминесцентную стрелку часов. Увидела, что три часа ночи, и постаралась вспомнить, уходил ли Уильям так рано. И все-таки что-то нарушало ее беспокойную дремоту. Она подумала, что закрылась входная дверь, хотя и не была уверена в том, что звук реальный. Констебль прислушалась, стараясь уловить топот шагов по лестнице, но услышала только тишину. Выбралась из постели и натянула халат. «С детьми, — размышляла она, — я еще могла бы справиться, но с мужем НИКОГДА…»
Включила свет на лестничной площадке и распахнула дверь в комнату Ханны. Луч света прорезал темноту и осветил кроватку девочки. Тревога сразу улеглась. Малышка сидела не шелохнувшись, большой палец во рту, широко открытые глаза, неподвижный удивительно напряженный взгляд… Если она и узнала Сэнди Гриффитс, то не показала этого. Ханна смотрела будто сквозь нее, словно никого не видела. Похоже, в ее воображении возникали образы, не имеющие ничего общего с реальностью. Гриффитс поняла, что девочка находится в глубоком сне. Этим-то и можно было объяснить детскую кроватку и запоры на всех дверях. Они должны были защитить лунатика, с запозданием поняла Сэнди, но не предназначены для того, чтобы лишить ребенка, находящегося в полном здравии и сознании, какого-то приключения.
С улицы донеслись звуки заводящейся машины, приглушенные стуком закрывающихся дверей, и затем шум работающего двигателя и шуршание шин по асфальту. Думает ли этот черт, что он делает? Неужели всерьез рассчитывает, что социальные службы будут больше ценить его, если он покидает свою дочь в столь ранние утренние часы? Или именно в этом и смысл? Или же он решил отделаться от ответственности раз и навсегда?
Устало она прислонилась к дверному косяку, с сочувствием изучая точную копию Кейт с пустыми глазами и светлыми волосами, думая о том, что сказал врач, когда увидел скомканные фотографии, брошенные в камин: «Она рассердилась на мать за то, что она покинула ее… это совершенно нормальное проявление горя… пусть отец приласкает девочку… это самый лучший способ заполнить пустоту…»
Исчезновение Уильяма Самнера не многих удивило в отделе происшествий в Уинфризе, когда Гриффитс уведомила их об этом, но почти никого не заинтересовало. Как часто бывало в его жизни, он уже не имел ни для кого никакого значения. Все переключились на Беатрис Гоулд (Биби). Полицейский постучал в дверь дома ее родителей в 7.00 утра в субботу. Он сообщил, что Биби вызывают в Уинфриз для дальнейшего допроса. Девушка разразилась слезами и заперлась в ванне. После угрозы немедленного ареста за обструкцию, а также обещания, что родители будут сопровождать ее, она наконец согласилась выйти. На просьбу объяснить неадекватную реакцию она выдала:
— Все злятся на меня.
После непродолжительного присутствия Стивена Хардинга в суде по поводу обвинения в нападении его тоже пригласили для дальнейшего допроса. Стива вез зевающий Ник Ингрем, который воспользовался возможностью поделиться правдой жизни с незрелым молодым человеком.
— Просто запомни, Стив, я переломал бы тебе ноги, будь та пятнадцатилетняя девочка, которую ты сделал беременной, моей дочерью. Разумеется, я переломал бы тебе ноги, если ты посмел бы хоть пальцем дотронуться до нее.
Хардинг был непреклонен:
— Жизнь изменилась. Нельзя сегодня приказать девочкам вести себя так, как тебе этого хочется. Они сами решают за себя.
