Мария Жукова-Гладкова - Тайны старого Петербурга
К их великому сожалению, два трупа – вернее, труп и скелет – одновременно в нишу не помещались. Тогда Стрельцов предложил просто выбросить кости в подвал – благо там масса всяких отсеков, если найдут, так только бомжи, – да и кто скажет, чьи они? Вынести скелет по частям, как они решили, особых проблем не составляло. Освободившееся место занял труп Джанлухми, нишу закрыли, вскоре зацементировали, потом поклеили новые обои. Все эти работы Заславский со Стрельцовым выполняли на пару. Алена сказала, что к той стене она близко не подойдет.
С тех пор она не могла даже заходить в ту комнату. Ей казалось, что глаза убитого смотрят на нее сквозь стену. Она умоляла Юрия Анатольевича поменять квартиру. Он отказывался. Казалось, что произошедшее на него никак не повлияло, – наоборот, сделало богаче. Ведь разве нашли бы они когда-нибудь эти сокровища?
– Столько лет жили со скелетом, и ничего, – убеждал он жену. – И с этим новым поживем.
Алена отказалась носить что-либо из найденных драгоценностей.
– И где они теперь? – поинтересовалась я.
Заславская пожала плечами.
– Несколько колец у дочки. Кое-что продано. Колье взял Стрельцов после того, как я отказалась. Может, еще что Юрочка раздарил своим бабам.
– У Юры что, и любовницы есть? – почему-то удивилась я.
Алена рассмеялась.
– У Юры все есть.
Она помолчала немного и продолжила рассказ.
Ей почему-то кажется, что именно с той минуты начались их неудачи. Словно те драгоценности были заколдованы или прокляты, или проклят тот, кто их возьмет. Может, их охранял скелет? Шкатулка стояла аккурат между его ног. Живя в России, Алена никогда не ходила в церковь, а во Франции вдруг стала верующей, крестилась, хотела крестить и дочь, но Юрий, убежденный атеист, сделать этого не позволил.
В общем, у Заславского в России начались проблемы. У его фонда отобрали большую часть льгот, а папа Сулейман стал пристальнее следить за его деятельностью, Рашидов даже один раз допрашивал Алену: не видела ли она того человека из Арабских Эмиратов. Рашидов явно его искал – ведь для всех Джанлухми как сквозь землю провалился. Алена изобразила удивление и заявила, что про такого вообще ни разу в жизни не слышала и, естественно, видеть его не могла, поскольку в делах мужа никогда не участвовала.
Когда у Юрия Анатольевича появилась идея перебраться во Францию, Алена ее тут же поддержала и предпринимала все, чтобы ускорить отъезд. И вот теперь она во Франции…
– Но как я хочу домой! – снова воскликнула она. – Конечно, только не в ту квартиру. Господи, сделай так, чтобы я вернулась!
– Все зависит от тебя, – заметила я.
Заславская горестно вздохнула. Я начала говорить, что помогу ей найти работу, если она согласна начать с малого. К тому же гражданство она не поменяла, а мать до сих пор живет в Петербурге…
– Я боюсь, что Юра меня не отпустит… – вздохнула Алена. – Не отпустит он меня, Марина.
– Но почему?! Он опасается, что ты кому-то расскажешь про труп?
Алена пожала плечами, осушила залпом еще один бокал вина и заявила:
– Помирать мне в этой проклятой Франции. В одиночестве. Никуда я не денусь, черт побери!!!
Я видела, что Заславская уже изрядно охмелела, и поняла: пора уходить. Если человек чего-то хочет, не желая сам предпринимать никаких действий для исполнения своих желаний, ему ничем не помочь. Я считала, что Алена могла бы изменить свою жизнь, если бы предприняла решительные действия. Или она на это не способна?
Попрощавшись с уже мало что соображающей хозяйкой, я покинула квартиру. Навряд ли я решу зайти сюда еще раз.
Глава 27
Париж. 21 июля, вторник
Теперь мне следовало встретиться или с Франсуа, или с Анри. Их телефоны мне были любезно предоставлены капитаном Безруких. С другой стороны, какая же это любезность? Это он просил меня что-то у них выяснить. Я, конечно, намерена действовать в своих корыстных интересах, а капитан… Я придумала, что ему сказать, когда вернусь домой.
Значит, про скелет господа французы знали. И точно знали, где именно должна стоять шкатулка.
Наверное, сообразив, что «ключ»-кирпичик не срабатывает (ведь столько лет механизму!), они решили разбирать кирпичную кладку. Не обнаружив ничего в ногах скелета, стали разбирать сверху. Но почему-то бросили работу. В их фирме сказали, что они уехали в отпуск. Или просто временно прекратили дело, чтобы продолжить кладоискательство по возвращении? Они же не могли даже предположить, что случится пожар, взрыв, что кто-то проникнет к ним в квартиру и увидит там такое…
Как сказал Безруких, названной французами фирмы, занимающейся ремонтом квартир, не существует. Конечно, им нужно было сбить милицию со следа – не признаваться же, что они ищут клад? Похоже, что капитана им убедить удалось.
Они также разбирали и печь. Нашли в ней что-нибудь? Не исключено, что и в остальных печах квартиры деда Лукичева имелись такие же тайнички, как и в нашей. Да если даже в каждой лежало по кольцу… А если они знают еще про какие-то места? Но скажут ли мне? Может, сейчас Сережка с Иваном Петровичем зря теряют время? Но, с другой стороны, одиннадцатилетнему мальчишке это занятие очень даже интересно, хоть делом каким-то занят. Напишет потом сочинение на тему: «Как я проводил летние каникулы». Вместе с мамой и соседями искал клады, сражался с мафией, вызволял людей из рабства. Гораздо интереснее, чем в мои школьные годы. Могла ли я еще лет десять назад подумать, что окажусь в центре боевых действий, что смогу выпустить автоматный рожок в живых людей, что у нас дома появится огнестрельное оружие?
А Стрельцов-то хорош… И что там с ним, интересно? Перед отъездом, в последний вечер, когда человек папы Сулеймана принес нам металлоискатель в подарок Сережке, я спросила, нашли ли Олега Вениаминовича. Местонахождение Стрельцова так и оставалось неизвестным. Может, Алик знает?
– Но от Сулеймана Расимовича не скроешься, – усмехнулся его молодец.
Почему же? Заславскому вот, например, удалось. Да и у Стрельцова, как я понимала, отложено на черный день где-нибудь в европейских странах. Но как же Саша, его сын? Саша уехал в международный лагерь в Финляндию. А что будет, когда он вернется? Посмотрит Рашидов на то, что это только подросток? Или отец заберет его из Финляндии к себе? Я дала себе слово, что должна проследить за судьбой Саши. Пойду к Рашидову, объясню, как парень был несчастлив с отцом, скажу, что его нельзя винить за ошибки отца или как там папа Сулейман охарактеризует деяния Стрельцова-старшего. А если Олег Вениаминович все-таки нашел еще какой-то клад?
Шкатулка вполне могла быть с драгоценностями Нины. А кольцо – Николая Алексеевича, отца Анны Николаевны. Ольга Николаевна и Анна Николаевна говорили про бриллиантовое колье, даже фотографию показывали. Не два же их было спрятано в одной квартире? И скелет тогда вполне мог быть пропавшим Нининым мужем, судьба которого, как говорили сестры Ваучские, осталась неизвестна. Неизвестна их маменьке.
Но расскажут ли мне что-то французские родственники моих соседок? Захотят ли вообще со мной разговаривать? И как лучше построить с ними беседу?
Оставалось лишь проверить это на практике.
Я решила обратиться к младшему из моих новых соседей – Франсуа. Мы были с ним примерно одного возраста (ему – тридцать четыре, мне – тридцать два), так что могли быстрее найти общий язык. По крайней мере, я так решила для себя.
К телефону подошла женщина с не очень молодым голосом и сказала, что Франсуа уехал на юг страны и появится только через неделю.
– А что вы хотели, мадемуазель? – вежливо поинтересовалась дама.
Я спросила, с кем разговариваю. Это была мать Франсуа, Мари Жакэ. Мне показалось несколько странным, что Франсуа проживает вместе с матерью, – подобное у французов не принято. С другой стороны, у этих же русские корни. Правда, как я потом выяснила, Франсуа отказался от квартиры, уехав работать в Россию. С женой он развелся, а во время отпуска жил у матери.
Мадам Жакэ я сказала, что приехала из России, что я – соседка сестер Ваучских, если мадам Жакэ что-то говорит эта фамилия (фамилия была знакома), которые просили меня встретиться лично с кем-то из их французских родственников. Мадам Жакэ пригласила меня к себе. Что мне и требовалось.
Мари оказалась дамой лет пятидесяти пяти или шестидесяти, сухощавой и подтянутой. Одета она была в легкие черные брюки и бежевую шелковую блузку, руки украшали три перстня с драгоценными камнями, в ушах поблескивали крохотные бриллианты.
– Прошу вас, мадемуазель, – пригласила она меня в гостиную, где на небольшом столике стояли две фарфоровые чашечки и пирожные.
Она еще раз попросила меня объяснить, кто я и кого представляю. Историю семьи Лукичевых, живших до революции, она знала не хуже меня (а во многом даже и лучше), и ей было интересно узнать, что случилось с оставшимися в России родственниками.
