Марина Зосимкина - Комплекс Росомахи. Книга вторая из серии «Сказки мегаполиса»
бы сейчас с вами не разговаривали. После той моей истерики вы навряд ли бы
стали искать со мной встречи.
– А куда бы я с этой подлодки делся?.. – вздохнул притворно Егор, но Алине
показалось, что не совсем притворно, и ей стало легко и весело. Она повернулась
в сторону водной глади и спросила, хотя голос ей слегка изменил, немножко
сорвался, даже пришлось покашлять, скрывая волнение:
– Этот остров действительно мой?
– Да. Он твой. Если ты его примешь в подарок.
Она повернула к нему счастливое лицо и, прижав ладошки к груди,
прошептала: «Спасибо», а потом, вновь оглянувшись на остров, воскликнула
радостно: «Спасибо! Спасибо!» и кинулась ему на шею. Он не успел обхватить и
удержать ее плечи, а она уже бежала к самой кромке воды и принялась
рассматривать свой собственный утиный остров и дергать подоспевшего Егора за
рукав, побуждая его тоже оценить великолепие утиного дворца. Как будто это не он
возился с архитектором и строительной бригадой, и не он лаялся с прорабом,
чтобы тот поторопил своих трудоголиков, и не он проверял сваи и мостки на
прочность, а лазы на собаконепроницаемость.
– А это, Алина, обратите внимание, пристань. Захотите навестить ваших
питомцев, то сможете подплыть к ним на лодке. И для обслуги хорошо – помыть,
починить. Подкормить…
И помолчав, тихим голосом спросил:
– Ты о таком острове мечтала?
И взял ее руки в свои ладони и прижал их к груди. И заглянул в глаза. И
собрался произнести что-то очень важное. Самое главное. Алина вдруг струхнула
и принялась нести какие-то глупости. Про то, что в этом тереме теперь можно
будет прятаться от непогоды. Или укрываться от врагов. Или, на худой конец,
оборудовать тайник. Замечательный тайник, в который никто и никогда из чужих
людей не догадается залезть. Что у них с Риткой Радовой, когда они еще учились в
школе, был свой тайник за одной из балок на чердаке Риткиного дома. А когда Егор
был школьником, у него тоже был тайник?
Если, следуя каким-то неподдающимся обычной человеческой логике
женским мотивам, ей и хотелось отвлечь своего героя от разговоров на серьезные
темы, то в этом она вполне преуспела.
Он застыл, как-то уж очень заинтересованно задумавшись над ее последним
вопросом, и так глубоко погрузился в свои мысли, ища правильный ответ, что сжал
ее руку слишком сильно. Пискнув, она выдернула ладошку. И тогда он сказал:
– Зяблик, а это мысль. У меня появилась одна интересная гипотеза, на
которую меня навел твой милый треп. Хочешь, мы ее прямо сейчас и проверим?
Мы ее быстренько проверим, а потом покатаемся, что ли… Хотя нет, ты тоже на
машине. Тогда посидим в кафе, чтобы не замерзнуть. На самом деле, я очень хочу
пригласить тебя к себе домой. Ни-ни-ни, никаких глупостей, только чай с
вишневым вареньем. Но должен предупредить, что тебе у меня может показаться
скучно. Кроме варенья, мне нечем будет тебя развлечь. Видишь ли, у меня нет
DVD-дисков с фильмами, ну совсем. То есть, абсолютно. Раньше у меня их было
без счета, но я их выбросил, все до единого.
А Алина, не поняв ничего про фильмы, подумала, что, если он предложит ей
просмотреть DVD с позапрошлогодним полуфиналом на кубок УЕФА, она,
наверное, согласится.
Чернильница оказалась именно там, где и должна была быть – под крышкой
старого, всеми забытого канализационного лючка, доживающего свой век у кромки
бетонной отмостки с задней стороны типового пятиэтажного дома. Покрутив
головой, Алина сориентировалась и поняла, что где-то рядом должен находиться
дом Тамары Михайловны, вернее, ее покойного мужа Поляничева Александра.
Егор не без труда откинул толстенькую скрипучую крышку. Узкий лаз вел
вовсе не в глубокий колодец со ржавыми скобами вместо лестницы вниз, а
укрывал углубление с толстой трубой и массивным вентилем на ней. На этой-то
короне вентиля и возлежал сине-белый пакет из «Седьмого континента», в
который была упакована чернильница и, безусловно, это была именно та самая
чернильница, доставившая всем столько хлопот.
Сидя на пассажирском сидении егорова «форда», Алина в задумчивости
извлекла из замысловатого чугунного постамента круглую резную баночку с
откидывающейся крышкой. Ее сестры-близняшки рядом не было. Это понятно.
Вторая баночка сейчас у Ревякина Кольки.
Егор пошарил внутри пакета, так, из педантизма, и в результате нашарил в
складках полиэтилена листок писчей бумаги, сложенный четвертинкой. Оказалось
письмо. Письмо было написано Сашкой, адресовано его учительнице. Сашка
писал:
Уважаемая Нина Михайловна!
Отправляю Вам посылкой Вашу чернильницу, которую у Вас украли. Я ее
вспомнил и узнал сразу же, как только взял в руки. Когда мы с Ревякиным
Колькой и Серегой Панфиловым в девятом классе приходили к Вам писать
диктанты перед экзаменом по русскому, то видели ее на Вашем столе. Сначала
я подумал, что Вы ее продали кому-нибудь или подарили, и что украли не у Вас,
а у других людей. Но я решил проверить, подъехал к тому дому, откуда вынесли
эту чернильницу, и увидел Вас своими глазами. Я не мог подойти к Вам,
извините. К ее краже я не имею отношения, но мне все равно стыдно, что так
вышло. Тот скот, который ее у Вас украл, думал, что хорошо ее припрятал, но
я ее нашел. Простите, что не сразу ее Вам отправляю, так как она была не в
комплекте, а недостающую часть я позже принес из дома, потому что про нее
забыл. А постамент я принес с места работы. Про вставной пузырек я забыл,
что он у меня был в другой куртке, извините. Еще была задержка из-за того,
что узнавал Ваш новый почтовый адрес.
Ваш бывший ученик из 9-го «б» класса Поляничев Саша.
– Вот все и прояснилось, – задумчиво произнес Егор. – Жаль Сашку.
Охламон был. И идеалист. И это все в одном флаконе. Ему надо было втихаря
вернуть Дорошиной ее пропажу и успокоиться, а он решил еще и Додонова
прищучить. Допустим, Додик и догадывался, кто у него товар попер, но за это не
убивают. Не пригрозил бы Сашка ему разоблачением, глядишь, и в живых бы
остался. А из всего тобой рассказанного я так понял, что и про «диспетчера»
Сашка тоже кое-что знал, он еще и этим стращал подельника. По крайней мере, в
том телефонном разговоре, который случайно был записан на магнитофон, Сашка
явно намекал на какие-то криминальные Додиковы контакты.
– А почему он пишет, что принес пузырек? Как же он принес, если я эту
баночку у них на сушилке нашла? – ляпнула, не подумав, Алина. – А, поняла!
Видимо, он письмо заранее написал, заблаговременно, сидя у себя в приемном
пункте. А чернильницу отнес сразу же в тайник, чтобы не рисковать. Так?
– Видимо, так. Сначала он разыскал среди хлама на стеллаже эту
чернильницу и оттащил ее в тайник, сделал это спешно. На следующий день ему
пришла в голову мысль, что вернуть учительнице вещь лучше по почте, стыда
меньше. Он написал это сопроводительное письмо и тоже отнес в тайник. Он
пишет, что на работу пришел в другой куртке, не в той, в карман которой положил
баночку, как ты ее называешь. Можешь мне поверить на слово, с работы ему
ближе было добежать до тайника, чем за ней возвращаться домой. Почему он не
отложил поход к тайнику еще на один день, когда у него будет на руках и письмо, и
недостающая часть чернильницы? Наверно, побоялся заготовленное письмо где-
нибудь посеять или опять надеть не ту куртку. И кроме того, он был уверен, что
ему ничего не помешает доукомплектовать посылку на следующий день.
Доукомплектует и сразу же отправит ее Нине Михайловне. Поэтому все и описал в
совершенном времени. Он всегда был немного… разбросанный. А на следующий
день он решил работу прогулять. Видимо, намеревался закончить дело с
посылкой. Но тут к нему пришел Додик.
– Додик ему сначала позвонил, – задумчиво произнесла Алина. – Наверно,
Александр был все-таки не таким уж и разбросанным, если перед его приходом
чернильницу перепрятал. Вероятно, опасался, что его подельник элементарно
обшарит карманы одежды, висящей на вешалке в прихожей, изыщет такую
возможность.
– Похоже на то, – невесело согласился Егор.
– И что мы будем делать дальше? – спросила его Алина. Вместо бурной
радости по поводу их гениальной находки, она почему-то чувствовала себя уныло.
Из-за письма, должно быть. Неотправленного, неполученного, найденного после
смерти отправителя.
– Все просто, – встряхнулся Егор. – Сейчас мы отпразднуем обретение
данной наиценнейшей вещи. Сегодня все-таки суббота, поэтому я предлагаю ночь
