Ян Экстрём - Цветы для Розы
— Да-да.
— Итак, значит, мы расстались, и первое, что я предпринял, было установить тщательное наблюдение за камерой хранения на Северном вокзале. Хотя уже прошло несколько дней с тех пор, как ключ от ячейки оказался у человека с ожогом, и вероятность того, что он забрал оттуда все содержимое, была весьма велика, все же оставалась еще надежда, что он не успел это сделать. Многое говорило в пользу того, что он будет выжидать. Прежде всего — то обстоятельство, что Вульф мог поставить обо всем в известность полицию и мы приготовили ему ловушку. Кроме того, он вполне мог рассудить, что торопиться не стоит — меморандум ведь находился в надежном месте. Здесь нам также немного повезло, если можно так выразиться. В последнее время в камере хранения участились случаи краж, и поэтому ее охраняли особо тщательно. Видишь ли, существует определенная банда, которая специализируется на том, что вскрывает и грабит ячейки. Так что последние дни там крутилось много наших людей в форме. Но все это — так, между прочим. Некоторое время спустя десяток полицейских, переодетых в штатское и снабженных приметами человека с ожогом, расхаживали по проходам между шкафами. И уже через полчаса рыбка клюнула. Он, естественно, не подошел и не помахал нам ручкой; просто один из парней заметил перед шкафом с ячейками какого-то человека в перчатках. Это в такую-то жару! Ясное дело — либо у него была экзема или какое-то повреждение рук, либо он не хотел оставлять отпечатков пальцев. Учитывая то, что было нам известно, он мог также скрывать под ними какой-то дефект пигментации. Кроме всего прочего, он пробирался как-то уж слишком осторожно: все время стараясь, чтобы вокруг было как можно больше народа, и так далее. Ну, словом, мы его заметили. О том, что произошло вслед за этим, я лучше зачитаю тебе прямо из рапорта: «Внезапно человек направился к одной из ячеек. Достав ключ, он вставил его в замочную скважину и, повернув, открыл дверцу. Потом сунул руку в ячейку, намереваясь, по-видимому, извлечь содержимое, и в этот самый момент раздался мощный взрыв. Из ячейки вырвалось пламя; мужчину отбросило к противоположному ряду шкафов и ударило о них с такой силой, что они едва не опрокинулись. Смерть, должно быть, наступила мгновенно. Взрыв был слышен на всей территории вокзала; в этот момент у шкафов камеры хранения было довольно много народа, однако, к счастью, никто другой не пострадал».
Сделав паузу, Бурье снова запасся воздухом.
— Рапорт лежит сейчас передо мной,— продолжал он.— Он довольно длинный — наш агент писал его через минуту после взрыва. Так что теперь я лучше расскажу своими словами. Опознать человека не представлялось возможным. Голову разнесло вдребезги. Одну руку оторвало; перчатка на ней сильно обгорела. Однако саму кисть она все же защитила. Ну, и теперь можешь догадаться, каким образом мы смогли все же установить его личность. Разумеется. Большое пятно от ожога в форме луны. Так что человека с ожогом мы нашли. Меморандум — полностью уничтожен, остались лишь обгорелые клочки. Готов снять шляпу перед организатором данной акции.
Бурье снова умолк, вероятно давая Тирену время как следует переварить информацию. Внезапно он решил сменить тему:
— Ну, а ты, был у этой женщины? О человеке с ожогом мы можем поговорить и позже.
— Погоди-ка немного,— сказал Тирен.— У меня от всего этого прямо голова кругом идет.
«Человек с ожогом мертв»,— подумал он. Внезапно ему вспомнилось то место рассказа Розы Сонге, где она говорила, что Вульф пообещал кое-что устроить своему шантажисту. Поморщившись, как будто от боли, Тирен прикрыл глаза. «Немезида,— подумалось ему.— Она всегда метко разит из долины смерти». Вслух он сказал:
— Да, я встречался с ней. Она подтвердила, что между ней и Вульфом были определенного рода отношения, а также практически все то, о чем мы с тобой говорили за обедом. Меморандум, шантаж, боязнь скандала. Однако главный вопрос — кто и почему убил Вульфа — так и остался без ответа.
Бурье проворчал:
— Выходит, мы топчемся все на том же месте.
— Можно сказать и так.— Тирен прекрасно понимал, почему Бурье так недоволен. Он продолжал: — Кстати, дружище, на помощь посольства больше не рассчитывай. Пришло время нам уйти в тень. Считай, что дело Вульфа с этого момента всецело переходит в ведение французской полиции. Мы сделали все, что могли, чтобы вам помочь. Остальное не в наших силах.
Некоторое время оба молчали. Наконец Бурье сказал:
— Ты намекаешь, что дипломатический иммунитет восстановлен?
— Точно.
— Что с этих пор мы не сможем допрашивать ни работников посольства, ни членов их семей, ни даже их собак?
— Верно.
— И что сам ты более не заинтересован в передаче нам тех сведений, которые тебе удалось добыть? Так вот почему твой рассказ о визите к мадам Сонге был таким кратким.
— Ты угадал.— Слегка помедлив, Тирен добавил: — Подумай, так ли уж важно для тебя продолжать рыться в этом деле Вульфа? — Некоторое время в трубке слышалось лишь далекое дыхание Бурье. В конце концов он ответил:
— Важно, чтобы преступление было раскрыто и преступник наказан.
— Даже ценой того, чтобы запятнать честь и доброе имя жертвы? Неужели полиция не заинтересована в том, чтобы поддержать собственную репутацию и даже получить определенное признание со стороны прессы? В конце концов, что для вас важнее?
— Не думаю, что комиссар Леруж будет особо доволен таким исходом дела.
Тирен чуть было не отрезал, что плевать он хотел на чувства какого-то комиссара Леружа, однако вовремя сдержался и вместо этого сказал:
— А теперь выслушай-ка меня, Ален Бурье. Скажи, разве сам ты не считаешь, что Вульфа убил человек с ожогом? Он ждал Вульфа в гараже. Незаметно проникнуть туда было несложно; сам Вульф, разумеется, также его не видел. Когда он открыл багажник, человек с ожогом подкрался к нему сзади, всадил ему нож в шею, затолкал труп в багажник, захлопнул крышку, а сам потихоньку выбрался из гаража.
Бурье недовольно процедил сквозь зубы:
— Сказать по правде, не считаю.
— Погоди-погоди.— Тирен продолжал развивать мысль.— Разве ты не думаешь, что играющий такую важную роль меморандум был у Вульфа в машине и этот человек — человек с ожогом, как мы его называем,— украл его именно в этот момент? Или, если это тебе больше нравится, что Вульф узнал, кто украл у него меморандум, и пригрозил разоблачением, так что тому ничего не оставалось, как отомстить Виктору и заткнуть ему рот?
На этот раз недовольство выразилось в тяжелом и протяжном, как звуки органа, сопении:
— Честно говоря, совсем не думаю.
— Постой,— перебил Тирен.— А как ты думаешь, остальные могут поверить в это — я имею в виду прессу, твоих коллег, комиссара Леружа? В то, что французская полиция в который уж раз проявила изумительную ловкость и сумела раскрыть самое немыслимое и загадочное дело?
— А как быть со следами воска на ключе?
Тирен улыбнулся:
— Вульф всегда был небрежен с ключами. Кроме того, у него в столе был дубликат — причем как раз дубликат ключа от багажника. Я сам сегодня его видел. Он еще жаловался, что оригинал часто заедает.
— Да, видно, даже лучшие друзья и те не стесняются обманывать,— заметил Бурье.
Некоторое время оба молчали. Тирен терпеливо ждал, что еще скажет Бурье, продолжая, однако, надеяться, что тот, несмотря ни на что, все же согласится считать дело закрытым. Но его, по-видимому, не так-то просто было уломать:
— А взрыв?
Тирен тут же нашелся:
— Преступник сам себя наказал. Человек с ожогом хотел поставить бомбу в камере хранения — обычная террористическая акция. Но она взорвалась раньше положенного времени. Взрыв оказался не таким мощным, ибо дверца еще не была закрыта, однако, если бы он все же успел ее захлопнуть…
Впервые за весь разговор Тирену показалось, что Бурье развеселился:
— Ну вот, теперь, слава Богу, ты не врешь; что ж, это меня радует. Теперь ты просто выдумываешь.
Тут он на самом деле рассмеялся, и это разрядило наконец обстановку. Тирен сказал:
— Мне кажется, что если понадобится, ты вполне сможешь и сам написать превосходное заключение по делу Вульфа с самого его начала и вплоть до взрыва на Северном вокзале, причем снабдив его такими правдоподобными деталями, что все — и пресса, и общественность, и комиссар Леруж, и твое высокое начальство — будут в высшей степени удовлетворены. Да и комиссару Бувину, я думаю, вполне есть чем заняться, кроме дела Петера Лунда.— Он немного помолчал и добавил: — Гарантирую, что в данном случае тебе не придется опасаться каких-либо протестов или других проявлений неудовольствия со стороны шведского посольства. Ну что, договорились?
Бурье снова посерьезнел.
— Вопросы престижа и тактичности, разумеется, дело важное,— сказал он.— Я думаю, в данном случае вполне возможно найти какое-нибудь взаимоприемлемое компромиссное решение.
