Райдо Витич - Синдром синей бороды
— Посмотришь и узнаешь. Так что с охраной?
— Неужели тебя правда интересует лялькино благополучие? Удивляешь ты меня.
— Я тебя еще больше удивлю. Позже.
— Похоже на угрозу, — хмыкнул Уваров. — Мне начинать бояться или обождать? Ладно, вопрос риторический. Пошлю я завтра мальчиков, пропасут твою ляльку. Сегодня-то надобности нет, правильно понял?
— Правильно, — усмехнулся Вадим.
— Тогда бывай, или еще что надо?
— Пока, нет. До встречи.
Глава 15
Лика приоткрыла глаз и вместо привычного циферблата будильника увидела глаза Вадима. Он насмешливо хмыкнул и, взяв часы, показал девушке:
— 8. 50.
— Откуда ты знаешь, что я хотела узнать время?
— Заметил твою привычку смотреть на это реликтовое чудовище, как только просыпаешься.
— Плохо, да?
Вадим хмыкнул:
— Нет, забавно.
— Может быть, — Лика села внимательно рассматривая мужчину.
— Что-то не так? — выгнул тот бровь, удивленный ее озабоченным видом.
— Мне снился сон.
— Всего-то? Поздравляю, — сел, с насмешкой поглядывая на девушку.
— Не смейся Вадим, это был не просто сон, а видение.
— Да? — встал и начал одеваться: область подсознательного его интересовала мало, в реалиях забот хватало. Девушка молча наблюдала, как он одевается, потом принялась одеваться сама, обдумывая увиденное, примеряя его к Вадиму. `Конечно, он мог… но ведь не сможет', - пыталась уверить себя, но память вытащила контраргументы, ломая линию защиты.
Лика вздохнула: она обязана его остановить, вытащить из грязи, пока он не утонул в ней, думая, что топит других:
— Ты ненавидишь своего брата, и вообще — семью Грековых.
— Странное заявление, не находишь? Особенно для человека, который только проснулся. Можно узнать, это во сне тебе в голову пришло? — спросил сухо, недовольный ее прозорливостью.
— Мне снилось, что ты принес им подарок — огромный, яркий, красочный сверток с праздничным бантом, — хмуря брови начала рассказывать Лика, глядя в одну точку. — Поставил его на обеденный стол, за которым собралась вся семья, и… не помню кто… не помню… развязал бант. Сверток раскрылся, и стало видно разбитое глиняное блюдо, из которого стали расползаться насекомые, змеи. Мухи, осы взвились над столом и стали кусать каждого, сидящего за ним. Все вскочили, начали отбиваться, а их жалили… а ты смотрел, как они мечутся, кричат, и смеялся. Смеялся, смеялся…
— Это не сон, Лика, а кошмар, — качнул головой Вадим, разворачивая девушку к себе. — Я где-то читал историю: женщине приснилось, что ей изменил муж с соседкой, и она под впечатлением, рассказала ему, одевая сынишку в дедсад. Мальчик, понятно, тоже слушал, но не понял, что мама рассказывает сон, а не правду, и поведал об услышанном соседскому мальчику, с которым был в одной группе. Вечером его забирал отец и узнал по дороге, что оказывается мама с соседским дядей — любовники. Было нудное выяснение отношений с супругой, закончившееся объяснением с соседями. Хорошо, что обе пары были людьми разумными и дружили с чувством юмора, а если б нет…. Представь, чтоб случилось?
— Вадим, кроме сна есть и другие подтверждения: например ты называешь их семьей Грековых, но они твои родственники. И ты тоже Греков… Но ты, словно ограждаешь себя и их, делишь на `я' и `они'.
— Естественно: я — это я, они — это — они. Я смотрю, ты не поняла, к чему я привел пример? — начал раздражаться мужчина. — Завтракать будем или ударимся в мистику, проштудируем сонники?
— Мне страшно за тебя, — качнула головой Лика, всхлипнув. — Ты не принимаешь всерьез мои слова, но истина от этого не меняется. Я точно знаю — произойдет что-то страшное, а возможно — уже происходит, и затронет всех, включая тебя. Я почувствовала перемены еще в тот день, когда увидела твой портрет на стекле, и не могла понять — какие перемены? А теперь точно знаю — плохие. Зачем, Вадим? Что ты хочешь — раздавить, убить? Кого именно, почему?
— Перемены уже произошли. В твоей жизни, моей, если ты считаешь их плохими, то… мне остается лишь сказать: очень жаль, потому что я их считал — хорошими, — не скрывая разочарования и недовольства, заметил Вадим и пошел на кухню ставить чайник.
Лика поплелась за ним, смущенная его недовольством и своей настойчивостью.
— Ты обиделся?
— Нет, — бросил, не глядя на девушку. Разлил кипяток по чашкам и положил пакеты с заваркой.
— Я испортила тебе настроение?
— Да. Согласись очень неприятно с утра получить обвинение в несуществующих грехах, вместо ожидаемого: `доброе утро', - сказал, разглядывая заварочный пакет в чашке.
Вадим делал вид, что расстроен претензиями, поведением девушки, а сам думал о том, что можно извлечь из этой ситуации. Мышление дельца, в данный момент сослужило ему хорошую службу: оно указало ему верное направление разговора, чтоб получить необходимое и исполнить свою задумку.
— Вадим, я понимаю, что задеваю слишком серьезную и неприятную для тебя тему. Но я не могу молчать — мне страшно. Я знаю тебя, вижу на что ты способен. И если ты зол на Егора Аркадьевича даже заслуженно… конечно заслуженно, без сомнения твоя неприязнь имеет вескую причину… ты сотрешь их, раздавишь — сможешь. Ты очень сильный, решительный человек… Но не надо, не трогай их, пожалуйста, чтобы они не сделали, чтобы не совершили. Будь великодушен — прости. Ты можешь, я точно знаю. Ты не такой холодный, как кажешься, ты очень добрый, великодушный человек — прости их. Сам почувствуешь, как станет легче на душе. Обида разъедает человека, а прощение спасает. Спаси себя, пожалуйста, Вадим.
Девушка молила и судя по позе, готова была встать на колени выпрашивая милости и спасения… своим же палачам.
`Знаешь ли ты, о чем просишь? Ради кого готова унизится? — нахмурился мужчина.
— Положим, у меня действительно есть претензия к брату и его семье. К жене, — повернулся к Лике Вадим, уставился изучающее, взвешивая степень давления которое можно оказать на девушку. — Но причем тут ты?
— Ты собираешься мирно решать вопрос?
— Я похож на киллера?
— Извини, Вадим, я не хотела тебя обидеть…
— А ты и не обидела, скорей удивила. Чего ты добиваешься, развивая эту тему?
— Покоя. Для тебя. Я не хочу, чтоб ты потом чувствовал себя отвратительно, чтоб тебя ела совесть…
— Моя совесть хорошо натаскана, она меня не кусает, — заметил Греков жестким тоном, после которого обычно у оппонентов не возникало желания продолжать прения. Но Лика хоть и испугалась, сжалась и опустила голову, все равно упрямо продолжила:
— Вадим нельзя множить зло, пойми — это тупик. Ты думаешь, что воздаешь по заслугам и топишь врага, на деле же ты тонешь сам. Мы не можем судить объективно, от нас скрыто очень многое, мы сами слишком много эмоций вкладываем в решение и потому предвзяты. Если тебе кажется, что с тобой поступили дурно, несправедливо, прости их, отойди. Бог сам решит за вас кто прав, кто виноват, он сам воздаст должное каждому по делам его. Отвечая же на зло злом, ты уподобляешься тем, кому отвечаешь, и меж вами стираются границы, вы оказываетесь на одной плоскости. Не нужно настолько не уважать себя…
— Значит, ты веришь, что у меня есть веские причины?
— Да, как же иначе?
— Хочешь их знать?
— Если ты найдешь нужным сказать. Но мое мнение в любом случае не измениться — нельзя множить зло, ему нет оправдания и любое — фальшиво.
— Толстовщина, малыш…
— Законы Божьи…
— А как быть с естественным желанием удовлетворения? Если я не удовлетворю его, буду сильно жалеть.
— Удовлетвори. Воздай мне, представь, что не они, а я виновная.
Вадим задумчиво качнул головой:
— Ты готова взять чужую вину на себя, даже не зная, в чем она, и подвергнуться наказанию? Зачем? Что за глупость, Лика?
— Это не глупость… Я не хочу, чтоб у Егора Аркадьевича были неприятности, он не выдержит их, у него сердце больное. И Вероника Львовна, по-моему, на грани срыва. А Маша и Ярослав я уверена, вообще не в курсе твоих претензий к родителям. За что их-то калечить? В чем они-то виновны? Когда успели тебе навредить настолько серьезно? Им и так не сладко, Вадим. Я два года в их семье и вижу, как они живут. Не трогай их, пожалуйста, не трогай. Я знаю, ты очень сильный, у тебя власть, связи, потому что деньги. Но даже за все деньги мира не купишь спокойный сон, счастье покой души и умиротворенность сердца. На что ты обрекаешь себя, зачем? Ну, разрушишь ты их жизнь. Так ведь и рушить нечего, неужели ты не понял этого? Так зачем тебе дополнительный грех на душу брать?
Вадим взял чашку с остывшим чаем и отошел к окну, постоял, делая вид, что только тем и занят, что пьет чай да любуется осенним пейзажем. Хлопнул чашку на подоконник и обернулся к девушке:
— Ты хочешь защитить их? Включая Машу, которая…
