Кейт Аткинсон - Поворот к лучшему
Так, между пижамой и некрофилией, Джексон практически убил всякое желание, которое испытал при пробуждении. Все равно Джулия до сих пор на него дуется. Он приложил ухо к ее спине, словно стетоскоп, и прислушался к ее клокочущему дыханию. Он делал так же с Марли, когда в три года та подхватила бронхит. В конце концов легкие Джулии ее доконают. В ней было что-то, намекавшее, что ей не суждено дожить до старости, что задолго до пенсии она обзаведется эмфиземой и будет таскать за собой кислородный баллон с себя ростом. Она отодвинулась от него еще дальше.
Все подвержено энтропии, даже секс, даже любовь. Любовь размагничивается, как магнитофонная лента. Исключение — его любовь к дочери, эту связь не разорвать никому. Или к сестре. Когда-то он любил сестру всем сердцем, но сейчас Нив была слишком далеко «за пределами земной юдоли», чтобы эта любовь сохранила для него силу и значение. Осталась одна только грусть.
Он приподнялся на локте и всмотрелся в лицо Джулии. У него было ощущение, что на самом деле она не спит, а играет сон.
— Не делай так, — сказала она и перевернулась на другой бок, прижав лицо к подушке.
Когда он проснулся во второй раз, Джулия сидела рядом с ним в постели, замотанная в полотенце, и держала поднос с кофе, омлетом и тостами.
— Завтрак! — весело объявила она. На часах было семь утра.
— Я сперва принял тебя за Джулию, — сказал он.
— Ха-ха, смешно. Я плохо спала.
Ее мокрые волосы были смотаны в сумбурный хвост над ухом, и от нее пахло мыльной чистотой. Она стояла в огнях солнечной рампы, поток света заливал ее всю, и он отчетливо увидел темные круги у нее под глазами, выражение обреченности на лице. Может быть, это было просто разочарование. Она уселась на кровати, скрестив ноги, и принялась читать его гороскоп:
— «Сейчас Стрельцы переживают тяжелые времена. Вы чувствуете, что идете в неизвестном направлении, но ничего не бойтесь — в конце туннеля вас ждет свет». Ты как? Переживаешь тяжелые времена?
— Не больше обычного.
Он не стал спрашивать про ее звездный прогноз, потому что это означало бы признать за правду то, что он считал чепухой. Он подозревал, что Джулия тоже так считала и что все это было для нее полным притворством.
— Ну, правильно, это же вчерашняя газета. Что тебе уготовано на сегодня, мы не знаем. Вчера же у тебя был тяжелый день? О, ведь и правда? Уличная драка, скандал, убийство собак…
— Я не убивал ту собаку.
— Тюрьма, обвинительный приговор. Милый, тебя уже никогда не возьмут обратно в полицию.
— Я не хочу обратно в полицию.
— Хочешь, и еще как.
Удивительно, как на настроение мужчины может повлиять подгоревший завтрак. Яйца напоминали резину, тосты обуглились, но Джексон умудрился все это проглотить. Он рассчитывал получить на завтрак остатки вчерашней ссоры, поэтому яичница и в целом добродушное настроение Джулии оказались для него приятным сюрпризом.
Джулия потягивала слабый чай, и, когда он спросил, почему она не ест, — Джулия любила еду прямо-таки по-собачьи, — она ответила:
— С желудком что-то не то. Нервы перед премьерой. Там будет пресса, представляешь, какой ужас? То, что будут писать рецензии, ужасно, почти так же ужасно, как остаться без рецензий. Но это Фестиваль, поэтому нормального театрального критика нам не достанется, они все слишком заняты театрами поважнее нашего, и мы получим какого-нибудь болвана из спортивных колонок. Если бы у нас был еще один прогон…
— Как прошел вчерашний?
— О, ты же знаешь, — она пожала плечами, — ужасно.
Джексон ощутил прилив сочувствия.
— Извини, я на тебя наехала вчера, — сказала Джулия.
— Я тоже на тебя наехал, — великодушно откликнулся Джексон.
На самом деле он так не думал, но, если он иногда проявит рыцарство, от него не убудет, тем более что он рассчитывал, что полотенце и завтрак в постель будут иметь логическое продолжение в виде секса, но стоило ему сделать вид, что он собирается ее схватить, как она с кошачьей упругостью спрыгнула с кровати и заявила:
— Мне нужно бежать, слишком много дел. — Дойдя до двери спальни, она обернулась со словами: — Я люблю тебя, ты же знаешь.
За свою жизнь Джексон не единожды замечал, что в начале отношений люди, говоря «я люблю тебя», выглядят счастливыми, а под конец они произносят те же слова и выглядят печальными. Вид у Джулии был сама трагедия. Но это же была Джулия, она всегда переигрывает.
У Джексона зазвонил телефон, и он почти собрался не отвечать. Разве не говорят, что хорошие новости всегда спят до полудня, — или это из песни Cowboy Junkies?[103] Он все же ответил, и ему пришлось хорошенько порыться в памяти, прежде чем имя звонившего обрело смысл. Мартин. Мартин Кэннинг, парень, который бросил портфелем в Теренса Смита. Странный маленький человечек.
— Привет, Мартин, — сказал Джексон фальшиво-товарищеским тоном, потому что человечек звучал слегка выбитым из колеи. — Я могу вам помочь?
— Мистер Броуди, я хотел спросить, не смогли бы вы сделать мне одолжение?
Джексон больше не мог слышать слово «одолжение» без мысли о его тайной подоплеке.
— Конечно, Мартин. У меня на сегодня никаких планов. И называйте меня «Джексон».
— Что будешь сегодня делать? — спросила Джулия, уже полностью одетая и слишком поглощенная своими собственными планами на день, чтобы искренне интересоваться его.
Она делала макияж перед маленьким зеркалом на кухонном столе. Апельсины, сложенные горкой на стеклянном блюде, слегка присыпало пудрой. Джексон не помнил, чтобы они покупали фрукты.
— Есть работа.
— Работа?
— Да, работа. Кое-кому нужна нянька.
— Нянька?
Джексон подумал, не повторяет ли она ему механически то, что он ей говорит. Именно так должна поступать королева, нет? Создавалось впечатление вежливой беседы, впечатление, что ты по-настоящему заинтересован тем, что тебе говорят, без необходимости вступать с собеседником в хоть сколько-нибудь значимое взаимодействие или даже просто слушать. Чтобы проверить теорию, он сказал Джулии:
— А потом я подумал, что мог бы пойти утопиться в Форте.
Но вместо того чтобы спопугайничать «в Форте?», Джулия развернулась и задумчиво уставилась на него, смотря, но не видя, и произнесла:
— Утопиться?
Джексон тут же понял свою ошибку. Старшая сестра Джулии, Сильвия, утопилась в ванной, продемонстрировав несокрушимую силу воли, и Джексон почти восхищался ее поступком. Она была монахиней, и он полагал, что годы дисциплины закалили ее душу не хуже железа. Его собственная сестра не утонула, ее изнасиловали, задушили и бросили в канал. Вода, везде вода. Он с Джулией были связаны водой. «Это какая-то кармическая конкатенация», — однажды выдала она. Ему пришлось посмотреть слово «конкатенация» в словаре, оно смахивало на католический термин, но оказалось, ничего подобного. От латинского catena — «цепь». Цепь улик. Цепь из дураков. Теперь он жалел, что не получил настоящего образования вместо армейского. Хорошая школа, ученая степень — мир, в котором росла его дочь. Мир, в котором выросла Джулия, но посмотрите, каким гнильем он для нее оказался. Ему хотелось рассказать Джулии про женщину в Форте, про то, как он сам чуть не утонул, но она уже вернулась к себе, наложила помаду, изучила свои губы в зеркале с профессиональной отрешенностью, причмокнула и состроила рожицу, словно хотела поцеловать свое отражение.
Джексон спросил себя, что это значит для отношений, когда ты не можешь рассказать «предмету обожания», что тебя вытащили из воды, как тонущего пса. Счастливчик — как же иначе — так звали ту собаку, которая весело сиганула с пирса в Уитби. У владельца собаки, первого из утонувших в тот день, были жена и восьмилетняя дочь. Интересно, что же в итоге случилось с собакой. Забрал кто-нибудь Счастливчика домой?
— Но ты управишься до спектакля? — спросила Джулия.
— Спектакля?
Направляясь к двери, Джулия сказала:
— О, пока не забыла, ты сделаешь мне одолжение? Я занесла карту памяти в аптеку здесь рядом. Если у тебя нет ничего совсем неотложного, может, ты заберешь фотографии?
— А если у меня есть что-то совсем неотложное?
— Правда? — В голосе Джулии было больше любопытства, чем сарказма.
— Стой, подожди. Какие фотографии? Какая карта памяти?
— Из нашего фотоаппарата.
— Но я потерял фотоаппарат. Я же говорил тебе, что потерял его в Крэмонде.
— Знаю, а я говорила тебе, что позвонила в отдел находок полицейского участка в Феттсе и оказалось, что она у них.
— Что? Ты ничего такого не говорила.
— Еще как говорила, если только в постели со мной не лежал кто-то другой и не притворялся Джексоном.
