Цю Сяолун - Закон триады
Что-то сейчас делают Лю и Вэнь?
– Скоро Вэнь предстоит расставание с Лю, – задумчиво сказала она.
– Когда-нибудь Лю приедет в Америку…
– Но он не сможет ее найти, – покачала она головой. – Ведь она будет жить под новым именем.
– Ну, Вэнь может вернуться сюда… на время. – Чэнь оборвал себя. – Нет, слишком опасно.
– Еще бы.
– «Встретиться трудно, да и расстаться не легче. Ветер с востока слабеет, и цветы увядают», – пробормотал он. – Простите, я опять цитирую стихи.
– Что же здесь плохого, старший инспектор Чэнь?
– Слишком уж сентиментально!
– Значит, вы превратились в краба-отшельника, который прячется в раковину рациональности.
Она тут же поняла, что слишком далеко зашла. С чего она вдруг накинулась на него? Возможно, из-за разочарования результатами расследования, потому что ни она, ни он не были в состоянии помочь Вэнь? Или из-за подсознательного понимания параллели – ей тоже предстоит скорое расставание с Китаем.
Он промолчал.
Она потянулась и потерла щиколотку.
– Доедайте, это последнее печенье. – Чэнь протянул ей коробку.
– Странное название – зеленое печенье «Бамбуковые листья», – сказала она, глядя на коробку.
– Значит, в печенье использованы бамбуковые листья. Бамбук всегда был очень важной составляющей китайской культуры. В китайском ландшафтном парке обязательно присутствуют заросли бамбука, а на торжественных обедах подают блюдо из молодых побегов бамбука.
– Интересно, – заметила она. – Гангстеры используют слово «бамбук» в названии своей преступной группировки.
– К чему вы клоните, инспектор Рон?
– Помните тот факс, который я получила в гостинице в прошлое воскресенье? В нем говорится о международной бандитской группировке, которая занимается незаконной переправкой людей. Одна из них называется «Зеленый бамбук».
– Текст сообщения при вас?
– Нет, я оставила его в гостинице «Мир».
– Но вы точно помните название?
– Да, конечно.
Кэтрин поменяла положение и повернулась лицом к Чэню. Он убрал чашки. Она сбросила туфли и положила ноги на скамью, подтянув к себе колени, а босыми ступнями уперлась в холодное мраморное сиденье.
– У вас еще не до конца выздоровели связки, а скамья холодная, – заметил он.
И он взял ее босую ступню и стал согревать, потом помассировал щиколотку.
– Спасибо, – сказала она, невольно поджав пальцы ноги от щекочущего прикосновения его пальцев.
– Позвольте я прочту вам одно стихотворение, инспектор Рон. Последние несколько дней мне то и дело вспоминались из него отдельные строчки.
– Ваше стихотворение?
– Не совсем. Скорее подражание «Свету солнечного сада» Макниса. В нем говорится о людях, которые благодарны за то время, которое они провели вместе, хотя и очень короткое.
Он начал читать, не выпуская ее щиколотки из теплой ладони:
Солнца свет горит золотой.
Мы не можем забрать этот день
Из старого сада
И упрятать на память в альбом.
Так вернемся играть в его тень,
Или время не даст нам пощады.
– «Свет солнечного сада», – тихо произнесла Кэтрин.
– Вообще-то главный образ первой строфы пришел мне в голову, когда мы с вами сидели в «Подмосковье». А потом, когда я получил поэму Лю о девушке, исполняющей «Танец верности», особенно после встречи с Вэнь и Лю, появилось еще несколько строк, – объяснил он.
Когда сказано все,
Как отделить
Истину от фантазии?
Что нас больше влечет
И чьи чары сильней –
Танцовщицы или танца?
– Танцовщица и танец… Понимаю, – кивнув, сказала она. – Своим «Танцем верности» Вэнь сотворила для Лю настоящее чудо.
– Стихотворение Макниса посвящено беспомощности людей.
– Да, Макнис – тоже ваш любимый поэт-модернист.
– Откуда вы знаете?
– Я немного изучала ваше прошлое, старший инспектор Чэнь. В одном из последних интервью вы говорили о его печали из-за того, что работа не оставляла ему времени на занятия поэзией, а на самом деле вы сожалели о себе, о том, что не стали поэтом. Люди часто говорят в стихах о том, в чем не смеют признаться окружающим.
– Даже не знаю, что и сказать…
– А вам и не надо ничего говорить, старший инспектор Чэнь. Задание мы выполнили, и через день-два я уеду домой.
Парк обволакивал вечерний туман.
– Если не возражаете, я прочту вам последнюю строфу, – сказал Чэнь.
Печаль уже прошла,
И сердце вновь спокойно.
Прощения не жду,
Но рад и благодарен
За то, что был с тобой
Я в солнечном саду.
Кэтрин поняла, почему он выбрал именно эти стихи.
В них говорилось не только о Вэнь и Лю.
Они долго молча сидели там, заходящее солнце освещало их силуэты на фоне сада, но она не испытывала грусти, она знала, что этот вечер навсегда запечатлеется в ее памяти, и была благодарна за него Чэню и судьбе.
Вечерняя панорама разворачивалась перед ними наподобие свитка со старинным китайским пейзажем: все то же и вместе с тем с каждым мгновением чуть изменившиеся очертания далеких гор на горизонте, смягченные легким туманом.
Вечный поэтический сад, так же поскрипывал мостик во времена династии Мин, так же заходило солнце в эпоху Цин.
Сотни лет назад.
Сотни лет спустя.
Было так тихо, что они слышали, как лопаются пузырьки воздуха на зеленой поверхности воды.
33
Поезд прибыл на вокзал Фучжоу точно по расписанию, в половине двенадцатого дня.
На вокзале царила обычная суета: кто-то ожидал своего поезда, кто-то махал рукой вслед только что отошедшему, кто-то бежал рядом с вагоном, в стороне несколько человек держали в руках таблички с именами прибывающих пассажиров. Но среди них не было встречающих из полиции Фуцзяни.
Чэнь ничего не сказал Кэтрин; некоторую небрежность местных полицейских он мог понять, но только не в данном случае. На душе у него стало тревожно.
– Подождем здесь, – предложила Кэтрин. – Наверное, они опаздывают.
Вэнь стояла молча, с бесстрастным лицом, как будто возвращение в этот город ничего для нее не значило. За время поездки в поезде она почти не разговаривала.
– Нет, у нас слишком мало времени, – не желая признаваться в своих опасениях, сказал Чэнь. – Лучше я возьму машину напрокат.
– А вы знаете, куда ехать?
– Следователь Юй набросал для меня план местности с дорогой. Подождите меня здесь.
Когда он вернулся в фургоне «дачжун», на платформе оставались только Кэтрин и Вэнь.
Он пригласил Вэнь в машину:
– Садитесь рядом со мной впереди. Будете указывать дорогу.
– Постараюсь, – впервые заговорила с ним Вэнь. – Простите, что причиняю вам столько забот.
Устраиваясь на заднем сиденье, Кэтрин постаралась ее успокоить:
– Ничего страшного, не вы в этом виноваты.
Руководствуясь картой и подсказками Вэнь, Чэнь нашел нужную дорогу.
– Сейчас карта служит целям, о которых Юй и не думал.
– Я только один раз говорила со следователем Юем по телефону, – сказала Кэтрин. – Мне не терпится с ним познакомиться.
– К сожалению, в данный момент его самолет, наверное, уже подлетает к Шанхаю, так что увидитесь с ним там. Юй и его жена Пэйцинь – замечательные люди. Пэйцинь к тому же изумительно готовит.
– Не сомневаюсь, что это так, раз ее хвалит такой гурман, как вы.
– Обязательно пойдем к ним в гости, там уж вы отведаете настоящую китайскую еду. А у меня дома полный кавардак.
– Буду с нетерпением ожидать такой возможности.
Они предпочитали не говорить о делах в присутствии Вэнь, которая словно окаменела, сложив руки на животе.
Поездка была долгой. Чэнь только раз остановил машину на деревенском рынке, где купил пакет плодов личи.
– Очень питательный фрукт. Теперь у вас в крупных городах тоже можно купить личи. Их доставляют самолетом, – сказал он, – хотя они не такие вкусные, как в деревне.
– И правда вкусно! – Кэтрин надкусила сочную мякоть личи.
– Главное, свежие! – сказал Чэнь, очищая один фрукт для себя.
Не успели они съесть фрукты, как показалась деревня Чанлэ. Впервые Вэнь ожила, она потерла глаза, как будто в них попала пыль.
Автомобиль въехал на узкую улочку.
– Вам долго собираться, Вэнь? – спросил он.
– Нет, вещей немного.
– Тогда давайте остановимся здесь.
Они вышли из машины, и Вэнь повела их к своему дому.
Время приближалось к часу дня. Большинство крестьян разошлись по домам, чтобы поесть. Около огромной лужи копошились в грязи белые гуси и, угрожающе вытянув длинные шеи, зашипели на чужаков. Женщина с плетеной сумкой на плече, как видно, узнала Вэнь, но поспешила уйти, завидев шедших за ней незнакомых людей. Дом Вэнь находился в тупике, рядом с развалившимся пустым сараем. Чэню он показался довольно большим. Перед домом был внутренний дворик, за ним – еще один на покатом спуске к ручью, заросшем кустарником. Но потрескавшиеся стены с облупившейся краской и забитые досками окна придавали дому угрюмый, заброшенный вид.
