Энн Перри - Скандал на Белгрейв-сквер
Лицо Веспасии было невозмутимо.
— Турниры устраивались всегда, как только кому-нибудь взбредало в голову испробовать чего-нибудь «романтического» и было столько денег, что он не знал, куда их девать.
— Рассказывай, тетушка, — поторопила ее заинтересованная Шарлотта. — Итак, Долл Зуш?..
— Она появилась на турнире в костюме абиссинской принцессы. Чета Зушей собиралась посетить эту страну в предстоящее лето. В заключение праздника был устроен шуточный поединок, во время которого «мавры» похитили всех женщин в христианском платье. Одним из «мавров» был Блант. Похищенных спасают два рыцаря в доспехах на конях, лорд Зуш и лорд Майо. То, что началось как шутка, окончилось очень печально. К сожалению, у Долл был роман как с молодым Фрезером, так и с лордом Майо, который хотел, чтобы Долл сбежала с ним, чего он в конце концов добился. Ну, разумеется, был еще и Блант.
Ошеломленная Шарлотта потеряла дар речи.
— В день турнира Долл поссорилась с мужем и ускакала на своем любимом скакуне. Поговаривали, что Блант почти грозил разводом.
— Почти? — еще раз изумилась Шарлотта.
— Я уже это сказала. Ты можешь быть уверена, что мистер Карсуэлл знает эту историю.
— О боже! — Шарлотта непроизвольно повторила интонации тетушки. — У Томаса создалось впечатление, что мистер Карсуэлл очень влюблен, и здесь не только простое влечение мужчины к…
— Кто она? Томас знает?
— Да, но он не сказал мне. Он следил за мистером Карсуэллом весь день и поехал за ним куда-то на другой берег Темзы.
Продолжить разговор им помешал приезд лорда и леди Байэм. У Шарлотты после рассказа тетушки горели щеки, а голова была полна всяческих догадок и домыслов, когда она обменивалась с лордом Байэмом приветствиями, глядя в его необыкновенные глаза. Шарлотта чувствовала вину перед ним, поэтому была чрезвычайно приветлива и искренна, когда сказала, что рада видеть его. И в то же время она мысленно представила его с ружьем в руках, стреляющего в Уильяма Уимса.
Что пряталось за этими тонкими чертами нервного подвижного лица и вежливыми словами? Безумство или жестокость? Что думают они оба, муж и жена? Лицо Элинор Байэм спокойно. Неужели она действительно так же спокойна в душе? Черное платье и темные волосы выгодно подчеркивали белизну ее кожи, ожерелье из оникса и бриллиантов на ее шее было оригинальным и очень красивым. Когда она здоровалась с Микой Драммондом, ее щеки внезапно порозовели, и Элинор прямо встретила взгляд Драммонда, что не требовалось, да и не было принято при простом приветствии малознакомых людей.
Разумеется, Элинор Байэм знала, кто он, и о том, что ее муж обратился к Драммонду за помощью, — тоже. После приветствия, справившись о его здоровье, она, возможно, хотела узнать у него, что появилось нового по делу ее мужа. Возможно даже, что она знает о том, что ее муж и инспектор полиции Драммонд являются членами «Узкого круга» и в лояльности инспектора она может не сомневаться. Впрочем, нет, женщины об этом не должны знать. Значит, Элинор могла и не ведать, почему Драммонд помогает ее мужу, и, следовательно, он для нее не более чем полицейский инспектор, хотя и благородного происхождения и из достаточно близкого круга. Равный — это, пожалуй, слишком, но тем не менее Драммонд не так социально далек от нее, как, скажем, Питт и вся лондонская полиция.
О чем думает Драммонд и что прячется за вежливым выражением его бледного усталого лица? Возможно, он вспоминает свои стычки с Питтом по поводу тайного общества и коррупции в органах полиции, о чем ему следовало бы побеспокоиться, ибо он знал, что Питту многое известно. Или же он призадумался над своей ролью во всем этом? Шарлотта больше доверяла своему чутью, когда речь шла о Драммонде. Она не верила, что коррупция могла коснуться и его, если ему была известна вся правда. Он мог не знать или недооценивать какие-то вещи, а мог быть попросту наивен. В таких людях, как он, часто замечала Шарлотта, чувствовалась природная доверчивость. Они были склонны верить даже в тех ситуациях, в которых самая глупая из женщин не поверила бы ни на грош. Странно, но мужчины считают женщин олицетворением невинности. Из своего опыта Шарлотта знала, что у большинства женщин за мечтательностью и заманчивым простодушием прячется редкая практичность. Иначе человечеству не выжить. Рыцарь на белом коне существовал в их мечтах, чтобы подсластить горькую пилюлю действительности. Их мнения могли расходиться. Но, в конце концов, женщины в своем большинстве хорошо знали, что следует выбирать, и не путали одно с другим.
Да, он наивен, это верное слово. Шарлотта снова посмотрела на Драммонда, на его высокую худую фигуру и несколько неприметное лицо. В нем не было ничего, что свидетельствовало бы о богатом воображении, но не было и зла или неоправданного тщеславия. Он смотрел на Элинор Байэм с такой добротой и застенчивостью, словно то, что она думала и чувствовала, имело для него огромное значение. Как великодушно с его стороны так близко принимать к сердцу ее тревогу и страх…
О господи! Какая она дура…
— В чем дело? — Веспасия, заметив ее состояние, с интересом наблюдала за ней.
— Нет, ничего, — интуитивно солгала Шарлотта.
Леди Камминг-Гульд тихонько фыркнула, как породистая лошадь.
— Глупости. Ты заметила, что мистер Драммонд неравнодушен к леди Байэм? Это намного осложнит его жизнь, независимо от того, виноват лорд Байэм или нет.
— Как же это… — горестно вздохнула Шарлотта. — Знает ли об этом Томас?
— Сомневаюсь, — еле заметно покачала головой Веспасия. — Я люблю его не меньше всех мужчин, которых знала, но в этом отношении он столь же наблюдателен, как и они.
Словно не заметив, тетушка поставила в один ряд с джентльменами, столь же знатными, как и она, Томаса Питта, полицейского, сына простого егеря. Шарлотта затаила дыхание и почувствовала, как от волнения покраснело ее лицо и сердце переполнилось гордостью.
Она сделала вдох и постаралась казаться спокойной.
— Я думаю, что он не заметил, — согласилась она охрипшим от переполнявших ее чувств голосом. — Я обязательно ему скажу. Это может быть очень важно. — С этими словами Шарлотта поспешила в гостиную, где к этому времени гостей прибавилось и их следовало развлекать.
Через несколько минут она уже болтала с Фанни Хиллард о всяких пустяках. Именно о пустяках, ибо ни одна из них не хотела говорить на темы, принятые в светских салонах: о погоде (она не интересовала ни ту ни другую), о моде (они не особо могли себе позволить следовать ей), светских сплетнях (они их просто не знали, ибо не принадлежали к тем кругам, в которых их поверяют, и не бывали там, где все можно увидеть собственными глазами) или, наконец, о театре (они редко бывали там, ибо тоже не всегда могли себе это позволить). Впрочем, весь их разговор был всего лишь способом выразить взаимную симпатию, которая возникла между ними. Не могли же они просто стоять и смотреть друг на друга, не обмениваясь и словом.
Шарлотта ничуть не была удивлена, когда во время разговора глаза Фанни кого-то искали, и тогда в них появлялось теплое мерцание, а румянец вспыхивал еще ярче. Девушка знала, что Герберт Фитцгерберт где-то рядом, за ее спиной.
Поэтому никто из них не удивился, когда через несколько минут молодой политик присоединился к ним, чтобы тоже говорить о чем-то пустячном и не имеющем значения. Его открытое лицо отражало радость и полное согласие с тем, что слова — ничто, а мысли — главное.
— Как мило, что миссис Рэдли снова меня пригласила, — сказал он, обращаясь и к Шарлотте, хотя та прекрасно понимала, что в данный момент ей выпала роль всего лишь компаньонки, дуэньи, дающей молодым людям перекинуться словом, не нарушая этикета. — Она честна во всем, не правда ли?
Фанни с улыбкой посмотрела на него, но не робко, сквозь опущенные ресницы, а прямо. Она была слишком честна в своих чувствах. Ее широко открытые глаза блестели, на щеках горел румянец.
— Да, — согласилась она, однако Шарлотта не была уверена, что Фанни поняла, что Герберт имел в виду. Ведь никто ни словом не обмолвился о выборах в парламент и о том, что Рэдли и Фитцгерберт — соперники.
— Вы когда-нибудь беседовали с лордом Энстисом? — продолжил разговор молодой человек. — Он один из самых интереснейших людей, которых я когда-либо знал. Я всегда с удовольствием слушаю его. Приятно, когда люди, с которыми следует быть любезным и которым выражаешь свое восхищение, достойны и заслуживают этого. — Он не сводил глаз с Фанни.
Девушка чувствовала его взгляд, но старалась смотреть на бокал в руке Шарлотты, по сути даже не видя его.
— Очень мало, — призналась она. — Он, кажется, хорошо знает искусство, не так ли?
— Величайший его знаток и ценитель, — ответил Герберт. — Как жаль, что я не могу повторить вам все, что он говорил. Его мнение и оценки были чрезвычайно интересны — почти обо всем.
