Анна Малышева - Алмазы Цирцеи
– Я сама куплю у вас панно! – бросилась к нему Александра. Она схватила Боброва за одну руку, Катя в тот же миг крепко вцепилась в другую. – Мы сами выкупим! Кто это на вас вышел?! Назовите мне его! Покажите!
– Милый, я заплачу тебе, сколько скажешь! – обмирая от ужаса, лепетала Катя, виснувшая у него на локте. – Оно должно достаться мне! Я продам квартиру и отдам тебе все деньги!
Мгновение актер казался ошарашенным. Он крутил головой, переводя изумленный взгляд с одной атаковавшей его женщины на другую, и вдруг, опомнившись, резко стряхнул обеих, освободив руки:
– Да что вы в меня вцепились?! Я сам знаю, что мне делать, и в вас не нуждаюсь! Истерички! Идиотки!
И бросился без оглядки к близстоящей машине. Хлопнув дверцей, он надежно укрылся в салоне. Катя рванула было следом, но подруга остановила ее:
– Нет смысла. Перестань.
– Ты с ума сошла? – задыхалась та. – Хочешь все бросить сейчас, когда осталось только дожать его?
– Он сам тебя дожал, глупая ты курица! Сколько можно воображать, что этот нарцисс в тебя влюблен? Ты слишком мало им восхищалась и теперь получила по заслугам. Не трогай его, он принял решение и сейчас очень собой гордится.
– Что же делать?!
– Я пока думаю…
Между тем похоронный кортеж разъезжался, машины одна за другой отбывали в обратный путь. Последним уехал заказанный театром автобус. Его двери с шипением закрылись, и он неторопливо двинулся вдоль ограды кладбища. В его открытые окна с шелестом врывались цветущие ветки разросшейся сирени, буйным каскадом перевешивающиеся через решетку. Наконец женщины остались одни.
– Боюсь, он тебя не простит, – пробормотала Александра. – Остается одна надежда – что удастся договориться с этим загадочным покупателем панно. Если только он захочет с нами разговаривать… Тебе придется вытерпеть еще немало унижений, Катя, чтобы узнать его имя и телефон от Костика. Иначе на него не выйти…
– Да я готова песок есть! – с фанатичным жаром ответила та. – Так ехать на поминки?
– Нет, не стоит. Не думаю, чтобы вдовец в день похорон жены совершал какие-то сделки. Но будь готова взяться за него уже завтра!
– Почему, почему ты мне раньше ничего не сказала? – Катя обессиленно присела на бетонное основание решетки и сжала виски руками. – Не хотела делиться, и вот к чему это привело! А вдруг мы не получим ни черта?! Я никогда не видела его таким злым, холодным! Мне страшно!
– Мне тоже…
В этот момент на дне сумки, висевшей на плече художницы, зазвонил телефон. Она с трудом выудила его из-под коробки с письмами и, посмотрев на экран, удивленно подняла брови:
– Елена…
– Кто это такая? – угрюмо буркнула Катя.
– Администраторша из отеля, где убили этого злосчастного курьера. Она все время пыталась мне помочь, но у нее ни разу ничего не вышло.
– Ты… ты рассказала ей все?! – Ахнув, Катя вскочила и угрожающе надвинулась на подругу. – Мне ни слова, а постороннему человеку…
– Не устраивай сцен, я тебе не Костик, – отрезала та, поднося телефон к уху. – Значит, она у меня вызвала большее доверие, чем ты. – И, отвернувшись от возмущенной приятельницы, произнесла в трубку: – Да? Слушаю?
Елена, стоявшая перед дверью мастерской, издала радостный возглас, услышав наконец ответ:
– Я боялась, с тобой уже что-то случилось! Где ты? В Питере?
– Я не смогла уехать, – вяло ответила Александра. – Но спасибо за заботу.
– Послушай… – Елена переступала с ноги на ногу, мягко отгоняя черную кошку, упорно трущуюся об ее колени. В шерсти зверька потрескивало электричество. – Я сейчас после работы заехала к тебе, благо близко, решила покормить кошечку, если удастся. Все-таки она беременная. Кошка здесь, встретила меня на лестнице и, представь, узнала! До самой мастерской проводила!
– Очень трогательно, – проворчала Александра.
– Погоди, это не все… Я не стала бы звонить по пустякам… – Елена разжала кулак и снова взглянула на плоскую круглую медальку кроваво-бурого цвета, почти невесомую. – Напомни, как называлась курьерская фирма, которая взялась доставить панно?
– «Ван Клаас», – разом насторожившись, ответила та. – А что?
– Значит, я правильно запомнила имя, – тихо проговорила Елена, поворачивая медаль к свету, проникавшему сквозь пыльное окошко, прорезанное под самым сводом потолка. – Печати с этим именем были на ящике, который стоял в номере бельгийца. Сто лет не видела сургучных печатей. С детства, когда мы отправляли посылки маминым родственникам в деревню. Тогда мне казалось, что сургуч – это такой особый шоколад. Я даже пыталась его грызть, если случалось подобрать на почте кусочек отколовшейся печати.
– Что ты болтаешь? – севшим голосом одернула ее художница.
– Я нашла печать фирмы «Ван Клаас» на лестнице твоего дома. На втором этаже, в углу, среди сора, который замела туда твоя подруга уборщица. Заметила этот сургуч, ну и не смогла пройти мимо, подняла. Вспомнила детство.
– Ты ничего не путаешь? – взволнованно воскликнула Александра.
– Приезжай и сама убедись, путаю я или нет. Буду ждать в мастерской. Запрусь изнутри, а ты уж поторопись. Сдается мне, твой ящик где-то не так далеко…
– Еду!
Александра сунула телефон в сумку и бросилась к автобусной остановке, возле которой виднелось несколько такси. Катя недоуменно окликнула ее:
– Куда ты? Что случилось?
– Ничего. – Художница остановилась, натянуто улыбаясь. – Оказывается, я ей кое-что пообещала и забыла.
– Ты вечно все забываешь, – проворчала Катя. – В центр едешь? Я с тобой.
За все время, пока такси пробиралось с окраины к Сухаревской площади, подруги не перемолвились ни словом. Катя упорно писала и отправляла сообщения, уткнувшись в мобильник. Александре не надо было задавать вопросов, чтобы догадаться, кого та бомбардирует посланиями. Сама она сидела, вжавшись в угол салона, отвернувшись и глядя в окно. Ее щеки горели, сердце колотилось часто и неровно. Но женщину мучило не сознание, что она собирается обмануть подругу, а страх, что новая надежда, едва поманив, снова обернется горьким поражением.
Глава 14
Александра с трудом избавилась от подруги – Катя, впавшая в депрессию, упорно цеплялась за нее и изъявила желание всюду ее сопровождать. Пришлось нагрубить. Бросив резкое «не до тебя!», Александра первой выскочила из такси, хлопнув дверцей так сильно, что водитель, высунувшись в открытое окошко, выругался ей вслед.
Но она его не слышала. Перебежав перекресток на мигающий красный свет, едва не угодив под колеса поторопившейся машины, женщина свернула в путаницу переулков, знакомых ей уже много лет, как линии на собственной ладони. Она бежала, чуть не сворачивая каблуки, сокращая дорогу, где на минуту, где на две, и когда прибыла к собственному дому, едва дышала от возбуждения и усталости. Взлетев на последний этаж, она толкнула запертую дверь мастерской и быстро, дробно постучала. Елена открыла немедленно. Ни слова не говоря, художница выхватила у нее сургучную печать и бросилась к окну, подставляя ее к свету.
– Та? – взволнованно спросила подошедшая сзади Елена.
– Та самая! Где ты ее подобрала, говоришь? На втором? Там сейчас всего одна мастерская… – Александра, сжав печать в кулаке, говорила быстро, как в лихорадочном бреду. – Но Рустам неделю назад уехал на Волгу, на этюды. На третьем этаже тетя Маня со своим гением, а напротив них Сергей Петрович, только не в больнице ли он? Собирался лечь, у него почки опять забарахлили, в его возрасте уже нельзя столько пить… А ведь был замечательный мастер! К нему вся Москва фамильную мебель на реставрацию свозила…
Александра осеклась. Она так переменилась в лице, что Елена испугалась:
– Что такое?
– Да ведь я сама, – хрипло проговорила художница, опомнившись, – сама дала этому ничтожеству, этому изолгавшемуся актеришке телефон Сергея Петровича, когда ему понадобилось спасти дедушкино кресло, к слову, рыночной работы! И он, стало быть, не мудрствуя лукаво, решил, что может передать тому же мастеру уникальное панно одного из крупнейших фламандских мастеров семнадцатого века?! Сергей Петрович хорош в мебели, но деревянная скульптура – не его профиль!
– Так побежали к нему! – Елена схватила ее за руку. – Может, он ничего еще не успел тронуть!
Женщины бегом спустились на третий этаж. Александра в кровь разбила костяшки пальцев, пытаясь достучаться до реставратора мебели (звонок возле его обшарпанной двери отсутствовал). Наконец отворилась дверь напротив и оттуда высунулась Марья Семеновна. Стоило старухе увидеть Александру, ее лицо приняло непередаваемо кислое выражение.
– Где Сергей Петрович? – с ходу обратилась к ней художница.
– Он-то? – Та перевела взгляд на Елену и снова скорчила гримасу. – Да как бы уже не умер.
– Умер?! – Александра почти прокричала это слово, так что вверху на лестнице отозвалось эхо. – Когда?!
