Виктор Мясников - Черный Паук
Ему было лет тридцать пять. Говорили, что он розыскник от бога, талант. Сам он на вопрос: почему ты здесь работаешь? – отвечал: "Призвание, понимаешь. Ни к чему иному душа не лежит. Люблю я это дело – жуликов ловить." Многие, кто пришел в органы одновременно с ним, успел сделать карьеру. Не то что в майоры, в полковники вышли. Когда на исходе перестройки люди побежали из милиции в бизнес, в частные охранные агентства, в начальники службы безопасности банков и богатых фирм, Ямщиков продолжал тянуть лямку за копеечную зарплату и почти не поднялся в должности. Это казалось странным, поскольку вакансий открывалось много.
Люди быстро выходили в начальники, получали квартиры и увольнялись. Из бывших следователей выходили ушлые адвокаты, умеющие мастерски развалить уголовное дело. Иногда они по старой памяти обращались к Ямщикову за помощью, он спрашивал: "Это ты о ком, вот об этом бандите? Как же, помню, только вот деньги мне не нужны, я ведь не ты. Слушай, а пусть он мне свою братву чистосердечно сдаст, а я помогу ему минимальный срок получить." О нем с презрением говорили – патологически честный. Он пожимал плечами: если обворовывать близких друзей и родных братьев стало нормой, значит, патология. Что ж, придется жить таким уродом среди вас, правильных.
Ему, похоже, нравилось ходить по лезвию ножа. Все удивлялись, как он с таким независимым характером до сих пор жив и не в тюрьме. Поскольку любой милиционер неизбежно допускает какие-то превышения, незаконные действия или действия, которые легко истолковываются как незаконные, и вообще – был бы человек, а дело пришьется, таких неудобных и шибко честных просто сажали. Даже если не удавалось слепить дельце и дать срок, год-полтора в камере наводили на правильные мысли. Даже восстановленный в звании и должности, такой человек обычно сразу подавал рапорт об увольнении.
А Ямщиков знал границу в отношениях с начальством, за которую переступать нежелательно, на открытый конфликт не шел. Не мог прямо, действовал из-за угла. "Министр внутренних дел сказал, что мы ведем непримиримую войну с преступностью, правильно? – спрашивал Ямщиков и сам же отвечал: – Разумеется. А на войне все средства хороши." И еще: он никогда никого из друзей не предал, не подставил, не обманул.
Вызывая его на разговор, Виолетта была уверена – капитан не побежит стучать по начальству, не использует информацию в своих интересах. А ей нужны были его советы и помощь.
– Ты сколько у нас работаешь? Год? – Капитан, похоже, не принял её рассказ всерьез. – Это у тебя ещё институтская романтика не выветрилась. С твоими материалами не то что к прокурору, к моему начальству соваться бессмысленно. Сплошные версии, а доказательств – пшик! Я, когда только работать в угрозыске начал, тоже все мечтал какое-нибудь каверзное дело раскрутить, всем носы утереть, да текучка заела.
– Ты и сейчас как заеденный, – рассердилась Виолетта. – Без тебя обойдусь.
– Да брось ты эту самодеятельность! – тоже рассердился Ямщиков. – У тебя что, дел на расследовании меньше, чем у других?
Не попрощавшись, Виолетта развернулась на высоких каблуках и ушла из кабинета, гордо вскинув голову. Капитан тяжко вздохнул и сокрушенно покачал головой. Похоже, ему не удалось отговорить молодого коллегу от авантюрных замыслов и несерьезных затей.
А Водянкина решила лично заглянуть на лесоторговую базу, осмотреться на месте и попытаться просчитать действия Славки. Его способности и возможности она отлично представляла. Никакой опасности для себя в этом визите Виолетта не усматривала, здраво полагая, что если на воротах базы висит огромный рекламный щит, приглашающий зайти и купить стройматериалы, автозапчасти и прочие товары, то можно вполне сойти за покупательницу.
Вначале все шло именно так, как она наметила. На территории базы высились штабеля досок и бруса, образцы срубов и садовых домиков. Под навесом стояли оконные и дверные блоки, пакеты разнопрофильных дощечек и точеных балясин. Людей было немного, поскольку строительный сезон заканчивался, наступало зимнее затишье. Тем не менее пара грузовиков стояла под погрузкой, и пожилой мужчина приспосабливал на маленький прицеп к "москвичу" квадратные листы фанеры, которые никак туда не умещались.
Кроме различной столярки, на базе можно было купить обои, краску, стиральный порошок, эмалированные кастрюли и прочие хозтовары. Виолетта заглянула в ангар с дерево-обрабатывающими станками, где пахло смолистыми опилками и сырым прогорклым деревом. В конторе взяла прайс-листы, расценки на перевозку продукции, погрузы-разгрузы и плотницкие работы. И, словно заблудившись, сунулась в ещё одно здание явно производственного назначения. Поднявшись на невысокое бетонное крылечко, потянула тяжеленную железную дверь, к тому же притянутую пружиной, и вошла в широкий коридор, слабо освещенный редкими лампочками. Здесь Виолетта нос к носу столкнулась с Белым. Тот, казалось, специально её ждал.
– Проходите, девушка, будьте как дома, – он широко улыбнулся, но в глазах стояло торжество волка, загнавшего в угол овечку.
– Ой, я, кажется, не туда попала, – Виолетта попыталась снова выйти на улицу.
– Туда, туда, – успокоил её Белый и с лязгом задвинул огромный засов на стальной двери.
– Выпусти меня! – гневно воскликнула Виолетта, пытаясь отстранить его с пути.
– Еще чего! – осклабился бандит и вдруг резким движением перехватил её руку и завернул за спину.
Виолетта громко вскрикнула от боли. Она замерла в глупой и неудобной позе: согнувшись, с задранной рукой, толстая коса упала и свесилась чуть не до грязного бетонного пола. Невозможно было не то что освободиться, даже пошевелиться.
– Отпусти, дрянь, – пропищала Виолетта сдавленным голосом, – я следователь. Слышишь?
И она вдруг взвизгнула, как девчонка, которая увидела мышь. Белый снизу ударил её по лицу тыльной стороной ладони – сильно и резко. Виолетте показалось, что у неё остановилось дыхание, и она сразу замолчала. От сильной боли глаза заволокло слезами. Нос и губы, казалось, тут же распухли во все лицо. Слюна во рту сделалась соленой. Ноющая горячая боль сменила короткий миг онемелого холода. Быстрые капли посыпались на пол, кровавые брызги раскатились пыльными шариками. От ужаса Виолетта перестала дышать. Она поняла, что попала в лапы палача, не знающего жалости. Куда-то сразу подевались воля и силы, она больше не сопротивлялась.
Прерывисто дыша, Белый волок её по коридору, потом вниз по лестнице в тускло освещенный подвал. Здесь стояла массивная станина какого-то полуразобранного станка. Он усадил Виолетту на чугунную приступочку и скрепил заведенные за спину руки наручниками. Виолетта оказалась прикована к станку. Белый присел перед ней на корточки, с жадным любопытством глянул в разбитое, окровавленное лицо. Сгреб подол юбки и положил ей на колени трясущиеся от возбуждения ладони.
– Что, не ожидала? – его распирала дурная радость, самодовольная ухмылка бродила по лицу. – Посмотрим, какая ты на вкус, следачка. – Он попытался раздвинуть ей колени, и Виолетта судорожно их стиснула, глядя с молчаливой ненавистью. – Ладно, – Белый поднялся, – ты тут посиди пока, а я пойду братву позову.
– Боже мой, боже мой, – шептала Виолетта распухшими губами, – ну зачем, зачем мне это было надо?
И горькие горячие слезы бежали по щекам, розовея от смытой крови.
* * *
Пытка страхом и неизвестностью – самая поганая. В собственном воображении человек переживает грядущие ужасы, которых, кстати, может и не быть в действительности, и доводит себя до беспамятства и сумасшествия. Виолетта подергалась некоторое время, но только ободрала запястья о стальные браслеты наручников. Женская фантазия, помноженная на опыт следователя, имеющего дело с изуродованными трупами и жертвами насилия, рождала кошмары.
Но девушка стала себя убеждать, что бандиты не рискнут покуситься на следователя, просто попугают и поунижают. Этот же Белый очень хорошо устроился – денежно и безопасно. Зачем ему зарабатывать долгий срок отсидки? Постепенно она успокоилась, тем более, что времени для этого было предостаточно. И когда в полутемный подвал снова спустился Белый в сопровождении двух крепких парней в кожанках, Виолетта посмотрела на них скорее с любопытством, чем со страхом.
– Во, Мэйсон, видал, какая телка классная? – Белый сделал радушный жест, словно к столу приглашал, угоститься. – Прикинь, какие следаки в ментуре водятся.
– Эй! – Толстомордый парень, куртка на котором, казалось, вот-вот лопнет, так её распирали накачанные мускулы, подошел к ней вплотную. Поднял за подбородок лицо в присохших кровяных коростах. – В натуре следачка или косишь?
Резким движением головы Виолетта освободила подбородок и отвернулась, упрямо сжав губы.
– А! У ней же ксива должна быть! – вдруг обрадованно вспомнил Белый. Я же её не обшманал, сразу тебе побежал звонить.
