Инна Балтийская - Телегония, или Эффект первого самца
– Никто его не бил, – подал голос непривычно молчаливый Стас. – Подумаешь, пару раз споткнулся и налетел мордой на мой кулак.
Я отвернулась от Стаса и посмотрела на Самойлова. Он торопливо закивал головой:
– Никто его и пальцем не тронет.
Мы вернулись в каминный зал, он усадил меня в кресло, заботливо укутал теплым пледом и снова предложил поесть. Я немного подумала – мое решение вести себя по-мужски заставляет меня набраться сил. Как ни странно, но вид деморализованного Платона словно зарядил меня энергией, заменив мой животный ужас здоровой яростью. Нет, так просто я не сдамся. «Надо же, всю жизнь была размазней, – грустно усмехнулась я про себя, – а перед смертью внезапно обрела характер. Жаль, этого уже никто не узнает».
– Кирилл Петрович, я могу спросить, зачем вам понадобилась? – твердо спросила я. – Если не ответите, объявлю голодовку.
– Хорошо, отвечу, вот только шантажом заниматься не надо, – спокойно парировал он. – Пожалуй, пора. Вы готовы к худшему, и то, что я сейчас скажу, не станет для вас слишком большим шоком. – Он сделал небольшую паузу и продолжал: – Вы читали мои письма и знаете, что я много лет занимаюсь межвидовым скрещиванием. Вы, как и многие генетики, считаете, что межвидовое скрещивание невозможно. Например, у собаки и кошки разное количество хромосом, разный генетический код. Граница между ними сильна настолько, что ее невозможно переступить. Хотя сама природа доказывает вашу неправоту. Например, лигр – плод любви льва и тигрицы. Самая большая кошка на земле, между прочим. Правда, она живет недолго и потомства не дает, как и все гибриды. Но я переступил и эту границу. Стас, приведи котопсов!
Стас открыл дверь и вышел. Через пару минут он вернулся, а за ним по пятам шли два странных создания. Беременная серая кошка с черными полосками, пушистым хвостом и вытянутой собачьей мордой зашла, цокая коготками, и приветливо залаяла, увидев меня. Длинный рыжий бассет-хаунд с круглой кошачьей мордочкой и грустными собачьими глазами подошел к Самойлову и потерся о его колено. Тот с торжеством посмотрел на меня:
– Теперь видите, как вы были неправы? Я сделал невозможное. Я скрестил кошку с собакой, а потом спарил между собой выведенные гибриды. Через пару месяцев у них будет потомство. Но это пройденный этап. Скрещивание животных мне уже не интересно. – Он сделал паузу, всматриваясь в мое вновь помертвевшее лицо. Затем прокашлялся и лекторским тоном сказал: – Вы ведь читали «Омен», Вероника Николаевна? Помните сына Антихриста, рожденного самкой шакала? Тоже решили, что это антинаучный бред, верно?
Я молчала, не в силах произнести ни слова. Одобрительно кивнув, Самойлов продолжал свою лекцию:
– Вы плохой ученый, Вероника Николаевна. Вы не в силах отделить зерна от плевел. Вы же знаете легенду о необычных существах с головой и торсом человека на туловище лошади – кентаврах?
Вы можете возразить, что это лишь легенда. Но слишком много источников говорит о жизни этих существ, слишком подробно описаны их повадки и привычки. Еще в юности, изучая древнегреческую мифологию, я подумал, что кентавры – результат скрещивания лошади с человеком. Возможно, уже тогда существовали генетики – пусть без современного оборудования, зато с тем любопытством, которое одно превращает человека в настоящего ученого. Но я допускаю, что скрещивание произошло невольно. Возможно, во многих городах и селах из-за постоянных междоусобиц и войн перевелись мужчины – вспомните хотя бы древнегреческую «Лисистрату», и потому женщины обратились за сексуальным утехам к коням.
Я много лет работал над преодолением межвидовой границы. И теперь осталось совсем немного. Мне надо преодолеть границу между разумным человеком и неразумным животным. Я сам не знаю, что получу в итоге – то ли разумную лошадь, то ли человека с мозгом кобылы. Но нельзя узнать вкус ореха прежде, чем его расколешь, верно?
И я стал выращивать эмбрионы кентавров. Забирал у молодых женщин яйцеклетки и в лабораторных условиях оплодотворял спермой арабских скакунов. Ну, этим вас не удивишь: по сути, обычное экстракорпоральное оплодотворение, только в пробирке скрещиваются не два человека, а человек и лошадь. Именно ради здоровых, полноценных яйцеклеток мне и нужны были девушки, пропавшие в этом городе. Полтора года меня преследовали сплошные неудачи. Эмбрионы гибли почти мгновенно, и я начал терять надежду…
Но последние разработки генной инженерии позволили слегка модифицировать человеческую ДНК. И вот полтора года назад я создал его! Создал эмбрион, сочетающий женскую яйцеклетку и сперматозоид лошади! И теперь осталась последнее препятствие, преодолев которое я смогу явить миру первого кентавра. Поясню, в чем оно состоит.
Кобыла вынашивает жеребенка одиннадцать месяцев, а женщина – всего девять. Разумнее всего было подсадить эмбрион кобыле, а через девять месяцев сделать ей кесарево сечение и достать плод. Я так и поступил, но… Плод погиб в чреве лошади на второй неделе развития. Слишком рано, чтобы я мог судить об успешности эксперимента… Я повторял свой опыт еще и еще, но так и не добился успеха. Вывод последовал один: кентавра должна вынашивать не лошадь, а обычная женщина.
Он снова сделал паузу. Я онемела, не в силах до конца поверить, что он говорит серьезно. Но шутить Самойлов не собирался.
– Вы не представляете, Вероника Николаевна, до чего глупы и нервозны человеческие самки, – с грустью продолжал он. – Я подсадил эмбрион молодой женщине по имени Анна. Да, я ее похитил, не смотрите на меня так. Она жила в этом доме, я лично следил за ее здоровьем, за питанием, настаивал на продолжительных прогулках. Разумеется, я не ставил ее в известность о том, что у нее родится не простой ребенок, но… она все равно постоянно нервничала! Не помогали заверения в том, что после родов я отпущу ее домой, что помогу материально… Она все время дергалась, шарахалась от собственной тени, при этом пару раз пыталась убежать! Но это все чепуха. Хуже другое – через два месяца у нее начались сильные боли в животе. Вы же понимаете, плод кентавра немного крупнее обычного. Дурочке надо было обратиться ко мне, и я что-нибудь придумал бы. Но она молчала до последнего. Через неделю матка разорвалась и девушка умерла от потери крови. Разумеется, плод тоже погиб…
Я повторил свою попытку еще два раза. Я предупреждал девушек, что они должны доверять мне, как родному отцу, и сразу сообщать о любых недомоганиях. И все равно… Они обе погибли. Может, проблема была в том, что эти девушки были нерожавшие? И они просто не знали, что в их состоянии норма, а что – отклонение? Или им мешал страх?
И знаете, тогда я решил, что матерью кентавра должны стать женщина-генетик. Да, я имел в виду вас, мой прекрасный оппонент. Только генетик сможет хладнокровно следить за всеми изменения своего состояния, правильно оценивая его опасность. Только женщина-генетик может сознательно принести себя в жертву науке. Это опасный эксперимент – видите, я ничего от вас не скрываю. Но вдвоем мы сумеем уменьшить опасность. Мы будем каждый день сканировать плод, будем вместе искать пути его сохранения. А если на свет появится кентавр… Подумайте – ведь в случае успеха наши с вами имена навсегда останутся в истории мировой науки!
Его глаза горели сумасшедшим огнем, от которого, казалось, можно было зажигать свечи. Он даже приподнялся в кресле, протягивая ко мне руку:
– Я сделаю то, что до сих пор казалось невозможным, – навсегда смету все барьеры между животными и людьми. Вероника, вот оно – подлинное бессмертие!
Словно сквозь вату я услышала, как в дальнем углу лениво зааплодировал Стас. Кирилл Петрович осекся, безумный блеск в его глазах потух, и уже вполне будничным тоном он продолжил:
– Но сейчас главное для вас – не нервничать. Я сегодня же введу вам эмбрион, процедура займет не более десяти минут, и вы отправитесь спать. А дальше – прогулки на свежем воздухе, усиленное питание и неустанное наблюдение. Вы же будете хорошей девочкой, Вероника?
– Нет. – Я отчаянно замотала головой, вжимаясь все глубже в кресло. – Я не хочу… Вы просто безумец!
– Где же тут безумие? – ласково, как отец неразумную дочку, спросил Кирилл Петрович. – Эмбрион существует, разве вы не понимаете? Я создал его. Осталось только вырастить. И мне нужна ваша помощь.
– Нет!!!
– Отец, ты не то делаешь, – вмешался Стас, приближаясь к нам. – Вероника, хочешь, я сейчас притащу сюда твоего Платона и отрежу ему ухо? Если он так раскис от пары зуботычин, представляешь, что с ним будет после небольшой операции? – Он сделал паузу, наслаждаясь моим отчаянием. – Так что, мне идти за Платоном?
– Не надо, – с усилием сказала я, поднимаясь с кресла. – Да, вас много и вы сильнее… Ладно, идемте. Я все равно умру от потери крови. Вы это знаете, Кирилл Петрович.
– Нет же, дорогая! – засуетился он. – Я не допущу этого. Вы – моя последняя надежда, и я не позволю вам умереть.
