Наталья Андреева - Смерть по сценарию
— Максим с тобой спал? — Надя совсем расстроилась.
— Как мы его уважительно: «Максим». Еще по отчеству назови. Свинья он, и замашки у него свинские.
— Зачем ты тогда так страдаешь из-за него?
— Да мне просто обидно. Меня еще никто не посылал, а этот даже номер телефона сменил и с матери долг решил содрать целиком, да еще с процентами. И это после того, что у нас было! Ну не свинья?
— Какой долг?
— Пашину дачу придется продать, а ты знаешь, кто для меня был Паша?!
Надя вдруг что-то вспомнила, нахмурилась:
— Я же читала. Про него и про тебя…
— Взаимно. Ну и как он был, в смысле в постели? Леонидов, уйди, дай женщинам поделиться воспоминаниями. — Ее уже слегка развезло, Соня порозовела и начала просто без умолку болтать.
— Ну, вот и познакомились, — вздохнул Алексей. — Девушки, может, я могу уже вас оставить, дайте только слово, что не станете друг на друга кидаться.
Надя тоже слегка разрумянилась, и Леонидов опять удивился, как же они похожи, обе беленькие, пушистенькие, с нежными розовыми щеками, и если бы еще их похоже одеть…
— Соня, я не хочу больше за него замуж, честное слово.
— И я не хочу.
Обе вдруг улыбнулись, и Соня полезла в холодильник за бутылкой и соком:
— Давай сразу за все, сестренка: и за встречу, и за Пашу. Я сейчас напьюсь и останусь у тебя ночевать. Можно?
— Оставайся. Мне страшно одной, то Алла везде мерещится, то дядя…
— Я знаю про Аллу. Ну и стерва же она была! — Соня наполнила стаканы, и Леонидов понял, что ему теперь действительно можно уйти.
— Я сам дверь захлопну, — крикнул он из прихожей девушкам и вышел, засовывая в карман брюк тяжелый пневматический пистолет, который так и не решился вернуть Соне.
«На даче передам. Кто знает, до чего они там сегодня досидятся, но Демину, похоже, придется искать себе другую жену», — усмехнулся он и пошел к своим «Жигулям».
3
В машине он вспоминал события этого вечера и едва не смеялся, так все получилось глупо и весело.
«Ну, дети еще, что с них взять? А ты кинулся, как дурак, спасать, а у них и игрушки еще детские, помирятся. У Нади ведь вообще в Москве из родственников не осталось никого, а тут целая Соня, одна стоит десятка тетушек и сестренок. Так вот, помирятся они и пойдут вместе вставлять этому Демину. Бедняга! Какой провал брачных планов! А так все удачно складывалось: Алла погибла, Надин дядя умер от инфаркта, прелестная девушка с весьма дорогой недвижимостью в придачу, дело на мази, можно сказать, всего месяц до свадьбы, и вдруг это неожиданное родство. Да, посмеялась судьба, это же надо, так свести через двадцать лет людей, которые предполагали, что их от этого спасет расстояние от Москвы до Севера. Но Демин! Не пора ли нанести ему визит? А то Максим Николаевич подумал уже, наверное, что ему удалось вылезти сухим из воды, и готовит свою жирную похлебку, кроша туда Пашу Клишина вместо вермишели».
Леонидов вздохнул, осмотрелся, приглядывая магазинчик, у которого можно было бы остановиться и прикупить продуктов домой, где кроме кастрюли с плесенью, которую он так и не вылил вместе с водой в унитаз, ничего съестного не было.
Алексей еще несколько дней назад наконец понял, что там на самом деле у Клишина произошло, просто было лень выложить все это уверенному в себе и в том, что выкрутился, Демину, лень тащиться по жаре на другой конец Москвы и начинать разговор, который не принесет удовольствия обоим. Леонидов не мог сломать себя, не мог представить, как и что скажет, но поскольку публикации клишинского романа он не хотел, то все-таки решил найти завтра время и уехать с работы пораньше на пару часов, чтобы поставить точку в этом деле и освободиться от чувства, что оно не доведено до конца. Это была старая привычка сыщика Леонидова — работать на конечный результат, и его не устраивала подгонка фактов, на которую легко пошел Игорь Михин. Поэтому Алексей нашел записанные координаты издательства, которым владел Демин, дал инструкции Марине на время своего отсутствия и в понедельник поехал.
В приемной Максима Николаевича Алексей, как и ожидал, увидел Любовь Солдатову собственной персоной, в легком светлом костюме зеленоватого оттенка, слегка накрашенную, окруженную, как утренним туманом, тоже неуловимо зеленоватым запахом духов.
— Добрый день, Любовь Николаевна. Я к вашему брату буквально на пару слов. Разрешите?
Она замялась, потянулась зачем-то к телефону:
— Я не знаю, Максим, кажется, занят.
— Передайте мою визитку и от себя добавьте соответствующие комментарии. Я подожду. — Он сел в глубокое кожаное кресло, взял со стола какой-то журнал.
Любовь Николаевна скрылась за дверью, вышла не скоро, потом приглашающе распахнула эту дверь:
— Пожалуйста.
Леонидов удивился тому, как легко проник к Демину, но вошел, огляделся. Помещение не слишком просторное, но ухоженное, чем-то похожее на его собственный кабинет: дорогая офисная мебель, серые жалюзи на окнах, похожие на ребра скелета, неслышно работающий кондиционер, фигура у стола спиной к окну, отчего лицо не стало более конкретным, так же расплывалось, как и всегда, в сознании Алексея. Он только заметил, что Демин невысокого роста, худой, темные волосы с ранними залысинами, длинные, цепкие пальцы рук и галстук, который был все-таки коричневого цвета, в тон костюму, но более яркий, почти рыжий.
— Максим Николаевич?
Демин вертел в своих неприятных пальцах леонидовскую визитку и не спешил отходить от окна.
«Почему он так прячет лицо?» — удивился Алексей, потом услышал какой-то жестяной, не слишком богатый интонациями голос:
— Леонидов Алексей Алексеевич, фирма «Алек- сер», коммерческий директор. Но не по вопросам коммерции вы хотите со мной поговорить, насколько я понимаю?
«Ему проще, он в своем кабинете. А я кто? Пришелец, незваный гость безо всяких полномочий». Алексей сел в кресло, не дожидаясь приглашения, Демин наконец отклеился от окна, переместился в тень, и его лицо, лишившись защитной световой пленки, проявилось, как фотография сквозь пелену густого кабинетного воздуха. Да, такое лицо можно было и прятать, а можно и не прятать, настолько оно показалось незначительным и серым, отсутствие эмоций поддерживало в этом состоянии типичный набор черт, лишенных и приятности и неприязни одновременно.
— Я человек, очень заинтересованный в вашем проекте.
— Каком? — удивился он.
— Клишинском. Если вы читали, то узнаете во мне одного из героев последнего шедевра. «Смерть на даче», помните?
— Героя? А, да, похоже, ревнивый сосед.
— Блестящая догадка, трудно поверить, наверное, но это я. Так вот, мне не понравилось, как ваш покойный друг изобразил меня, а главное, мою жену в своем произведении. Это ложь, вы знаете, сколько там лжи. Мне к тому же интересно то послесловие, которое вы собираетесь написать к роману.
— Ну, писатель вправе исказить некоторые факты, это же роман, а не документальное произведение. Ваши претензии я принимаю и на обороте титула укажу, что события и имена вымышленные и к тому, что произошло на самом деле, отношения не имеют.
— Да? Но расследование было?
— Это только рекламный трюк, как бизнесмен, вы меня поймете.
— Я знаю, что такое реклама. Там, в этом романе, еще есть рассуждения про тупых милиционеров, которые слушают, есть ли спички в коробке, тряся перед ним головой, а ходят втроем, потому что один умеет читать, другой писать, третьему просто приятно находиться в компании с умными людьми. Это я уже от себя добавил, старый анекдот, помните, наверное.
— Вы-то какое имеете отношение?
— Я — бывший опер и таких, как вы, когда-то ловил.
— Как я?
— Вы же убили Клишина.
Нет, положительно, его невозможно было ничем пробить, он даже не выдавил из себя стандартное «ха-ха», не стал махать руками, оправдываться, выгонять из кабинета, просто пожал плечами в своем кресле и внимательно посмотрел на Алексея глазами, почти лишенными цвета и мудрости:
— Дело закрыто.
— Возможно. Это вам повезло. В свое время я бы дожал до конца, но мое время либо давно кончилось, либо еще не пришло, сам не знаю, и оттого мучаюсь жестоко.
— Ваши проблемы. Это все?
— Нет. Я сам даже толком не знаю, почему вы убили Клишина, да вы и сами этого не знаете, просто воспользовались случаем, грех было не воспользоваться, потому что было все: и предсмертная записка, и яд, который добыл сам покойный, и этот роман, свидетельство агонии писательской души, образно говоря. Вы были в курсе того, что он затеял, еще бы, готовилось шоу целых пять месяцев. Клишин вам самому надоел, его невозможно было понять, а главное, все эти женщины. Ну ладно Алла, ей сам бог велел, или Соня, которая просто боготворила двоюродного братца, почти отца и совсем учителя. Но ваша собственная сестра, родившая от Павла назло всем ребенка, хотя он ее и бросил? А Надя? Последнее вас добило, Максим Николаевич, потому что Клишин безо всяких усилий, просто между делом, получал то, в чем вас постоянно кидали: любовь, преданность, верность.
