Лиана Мориарти - Тайна моего мужа
– Ладно, неважно, – заявила Фелисити. – Уилл хочет все уладить, а я покидаю страну. Так что поступай как тебе угодно.
– Спасибо, – отозвалась Тесс. – Спасибо огромное. За все.
Она едва ли не физически ощущала, как гнев вытекает из ее тела, оставляя ее вялой и безучастной.
На миг повисла тишина.
– Он хочет второго ребенка, – сообщила Фелисити.
– Не говори мне, чего он хочет.
– Он действительно хочет второго ребенка.
– И, я полагаю, ты охотно предоставила бы ему такового, – предположила Тесс.
В глазах Фелисити проступили слезы.
– Да. Мне очень жаль, но это так.
– Фелисити, ради всего святого. Не выжимай из меня жалость. Это нечестно. Зачем тебе понадобилось влюбляться именно в моего мужа? Почему ты не могла влюбиться в мужа кого-нибудь другого?
– Ни с кем другим мы и не виделись, – рассмеялась Фелисити, хотя по ее лицу катились слезы.
Она вытерла нос тыльной стороной ладони.
А ведь это чистая правда.
– Ему кажется, он не вправе просить, чтобы ты выдержала еще одну беременность. Ведь тебе было так плохо, пока ты носила Лиама, – объяснила Фелисити. – Но вторая беременность может пройти и легче, верно? Каждый раз ведь все бывает по-новому? Тебе стоило бы родить второго.
– Ты всерьез считаешь, что теперь мы заведем еще ребенка и будем жить долго и счастливо? – спросила Тесс. – Ребенок не починит брак. Не то чтобы я хотя бы подозревала, что мой брак нуждается в починке.
– Знаю, я просто подумала…
– На самом деле я вовсе не из-за тошноты не хочу ребенка. А из-за людей.
– Людей?
– Других матерей, учителей и всех прочих. Я и не представляла, что материнство требует столько общения. Постоянно приходится с кем-то разговаривать.
– И что? – недоуменно уточнила Фелисити.
– У меня есть это расстройство. Я прошла тест в журнале. Я… – Тесс понизила голос. – Я страдаю социофобией.
– Ничего подобного, – пренебрежительно отмахнулась Фелисити.
– Именно так! Я прошла тест…
– И ты всерьез ставишь себе диагноз, основываясь на тесте из журнала?
– Это был «Ридерз дайджест», а не «Космополитен». И это так! Я терпеть не могу знакомиться с новыми людьми. Меня мутит. Учащается сердцебиение. Я не переношу вечеринок.
– Многие люди не любят вечеринки. Хорош себе потакать.
Тесс опешила. Она ожидала сдержанной жалости.
– Ты застенчива, – заявила Фелисити. – Ты не из этих громкоголосых экстравертов. Но ты нравишься людям. По-настоящему нравишься. Разве ты этого не замечала? То есть, боже, Тесс, откуда бы у тебя образовалось столько поклонников, будь ты робкой, нервной тихоней? Ты сменила штук тридцать парней, прежде чем тебе исполнилось двадцать пять.
– Ничего подобного. – Тесс закатила глаза.
Как она могла объяснить Фелисити, что воспринимала свою тревожность как необычного питомца с переменчивым нравом, за которым ей пришлось присматривать? Иногда он бывал тихим и уступчивым, а временами сходил с ума, носился кругами и тявкал ей в уши. Кроме того, со свиданиями все было иначе. У свиданий имелся свой, четко определенный набор правил, которые были ей по силам. Первое свидание с новым мужчиной никогда не представляло для нее трудности – до тех пор, пока инициативу проявлял он. Она сама никогда никого не приглашала. Вот когда мужчина предлагал ей познакомиться с его семьей и друзьями, ее тревога поднимала сумасбродную голову.
– И кстати, если ты и впрямь страдаешь социофобией, почему я ничего об этом не знаю? – спросила Фелисити с полной уверенностью, будто знает все, что только можно знать о Тесс.
– У меня не было для нее названия. Еще несколько месяцев назад мне не хватало слов, чтобы описать это чувство.
«И еще потому, что ты была частью моего прикрытия, – мысленно добавила она. – Мы с тобой вместе притворялись, будто нас не волнует мнение окружающих, будто мы смотрим свысока почти на весь внешний мир. Если бы я рассказала тебе о том, как я себя чувствую, мне пришлось бы признать, что меня не просто заботит мнение других людей – оно меня чересчур заботит».
– Знаешь что, я явилась на занятие по аэробике в футболке двадцать второго размера, – сообщила Фелисити, подавшись вперед и свирепо уставившись на сестру. – Люди не могли на меня смотреть. Я видела, как девушка ткнула в бок подружку, чтобы та обратила на меня внимание, и обе прыснули со смеху. А какой-то парень сказал: «Только посмотри на эту корову». Не смей рассказывать мне о социофобии, Тесс О’Лири!
В дверь заколотили.
– Мама! Фелисити! – закричал Лиам. – Зачем вы заперлись? Впустите меня!
– Уйди, Лиам! – отозвалась Тесс.
– Нет! Вы уже помирились?
Тесс с Фелисити переглянулись. Фелисити слабо улыбнулась, и Тесс отвела взгляд.
– Лиам, а ну вернись! – донесся голос Люси с другого конца дома. – Я же просила тебя оставить мать в покое!
Костыли ставили ее в невыгодное положение в этой гонке.
– Мне пора. – Фелисити встала. – У меня вылет в два часа дня. Родители отвезут меня в аэропорт. Мама переволновалась. Папа, по всей видимости, со мной не разговаривает.
– Ты действительно сегодня улетаешь? – Тесс посмотрела на сестру.
На какой-то миг она задумалась об их агентстве: о клиентах, которых она уговаривала с таким трудом, о потоке денежных средств, который они так усердно пытались поддерживать, тревожась и хлопоча над прибылями и убытками, словно над хрупким растеньицем, об электронной таблице «Незавершенная работа», которую они разглядывали каждое утро. Получается, рекламному агентству «ТУФ» пришел конец? Всем этим мечтам. Всей этой документации.
– Да, – подтвердила Фелисити. – Мне следовало поступить так много лет назад.
– Я тебя не простила. – Тесс тоже встала.
– Знаю, – отозвалась Фелисити. – Я тоже себя не простила.
– Мам! – завопил Лиам.
– Придержи коней, Лиам! – крикнула ему Фелисити, сгребла Тесс за руку и шепнула ей на ухо: – Не рассказывай Уиллу про Коннора.
На какой-то невероятный миг они застыли, обнявшись, а затем Фелисити повернулась и открыла дверь.
Глава 47
Масла нет, – объявила Изабель. – И маргарина тоже.
Не отходя от холодильника, она обернулась и выжидательно посмотрела на мать.
– Ты уверена? – спросила Сесилия.
Как такое могло случиться? Она никогда не забывала об основных продуктах. Ее система была предельно надежна. Ее холодильник и кладовая всегда бывали надлежащим образом полны. Порой Джон Пол звонил по пути домой и спрашивал, не нужно ли «прихватить молока или чего-нибудь такого», и она всегда отвечала: «Да нет».
– Но разве мы не будем есть горячие крестовые булочки? – удивилась Эстер. – Мы всегда едим эти булочки на завтрак в Страстную пятницу.
– Мы и так можем ими позавтракать, – заметил Джон Пол и машинально мазнул пальцами по пояснице Сесилии, проходя мимо нее к кухонному столу. – Вашей матери так удаются горячие крестовые булочки, что к ним не нужно никакого масла.
Сесилия присмотрелась к нему. Он был бледен и слегка нетверд на ногах, как будто выздоравливал после гриппа, и, похоже, пребывал в чувствительном, заботливом настроении.
Она поймала себя на том, что ждет, когда же что-то случится: пронзительный звонок телефона, тяжелый стук в дверь. Но день по-прежнему был укутан в мягкую, безопасную тишину. В Страстную пятницу ничего не произойдет. Этот день заключен в собственный защитный пузырек.
– Мы всегда намазываем на пасхальные булочки много-много масла, – возразила Полли, сидящая за кухонным столом в розовой фланелевой пижаме, со взлохмаченными волосами и румяными со сна щеками. – Это семейная традиция. Мам, ты просто сходи в магазин и купи масла.
– Не смей так разговаривать с матерью, – одернул ее Джон Пол. – Она тебе не рабыня.
– Магазины закрыты, глупая, – одновременно с ним заметила Эстер, подняв взгляд от библиотечной книжки.
– Неважно, – вздохнула Изабель. – Я пойду поболтать по скайпу с…
– Никуда ты не пойдешь, – возразила Сесилия. – Мы все сейчас позавтракаем овсянкой, а затем вместе прогуляемся до школьного стадиона.
– Пешком? – переспросила Полли с явным пренебрежением.
– Да, пешком. День сегодня просто замечательный. Или возьмите велосипеды. И прихватим футбольный мяч.
– Чур, я в одной команде с папой, – вставила Изабель.
– А на обратном пути заглянем на заправку «Бритиш петролеум» и купим там масла. И тогда, вернувшись домой, поедим горячих крестовых булочек.
– Превосходно, – одобрил Джон Пол. – Отличный план.
– А вы знали, что некоторые люди хотели бы, чтобы Берлинская стена осталась стоять? – спросила Эстер. – Вот странно, правда? С чего бы кому-то нравилось сидеть взаперти за стеной?
* * *– Что ж, все было чудесно, но мне действительно пора идти, – объявила Рейчел.
Она поставила чашку на журнальный столик. Вот ее долг и выполнен. Она сдвинулась вперед и чуть передохнула. Очередной невозможно низкий диван. Сможет ли она встать сама? Лорен подоспеет к ней первой, если заметит, что она испытывает какие-то затруднения. Роб всякий раз опаздывал всего лишь на мгновение.
