Фантом ручной сборки - Куликова Галина Михайловна

– Из-за вас я поссорился с невестой.

– Мне-то какое дело! – злобно выкрикнула она, чувствуя себя самой распоследней дурой на свете. – Я всего лишь цветы хотела полить! А меня побили!

– Мужайтесь, – ответил Верлецкий, выталкивая ее на лестницу. – Такое случается со всяким, кто нацелен делать добро. Живите для себя, тогда все наладится. – И захлопнул дверь.

Выйдя из подъезда, Инга расплакалась еще горше. Лаврентий Кожухов, сосед с первого этажа, дебошир и пьяница, которого в народе прозвали «вечнозеленый лавр», внезапно проникся к ней сочувствием и спросил:

– Чевой-то ты ревешь? Чевой-то случилось?

– Эх! – воскликнула Инга, протискиваясь мимо него в подъезд. И повторила свою присказку:

– Сначала шеф с пивом, потом ребенок с милиционером, теперь – по башке тарелкой...

Когда она ушла, Лаврентий некоторое время изумленно смотрел на дверь, потом икнул и задумчиво пробормотал:

– Шеф с пивом... Съели они его, что ли?

Инга тем временем вернулась домой, стащила с себя плащ и прямо в одежде забралась под одеяло. Даже света не включила. Еще немного поплакала в подушку и крепко заснула, попытавшись утешиться тем, что завтра все встанет на свои места.

Однако ее надежды не оправдались, а все сделалось хуже прежнего. Таисия приехала помогать накрывать на стол и сразу испортила Инге настроение. Григорьев Таисии категорически не понравился. Они сели втроем пить на кухне чай, и Таисия устроила ему форменный допрос. Поэтому, когда зазвонил телефон, он с радостью схватил трубку и погрузился в разговор. А подруга наклонилась к Инге и сказала:

– Я чувствую себя человеком, который стоит возле открытого люка и предупреждает прохожих: «Осторожно, тут яма!» Но они не слушают и с идиотскими улыбочками на лице продолжают один за другим проваливаться под землю.

– Что? – рассеянно переспросила Инга.

– Зачем тебе замуж? – рявкнула Таисия ей в ухо. – Пользуйся этим типом в свое удовольствие! К чему тебе его фамилия и вредные привычки? Запомни: тебе придется мыть тарелки, из которых он станет есть, и стирать его грязное барахло. Не ходи с ним под венец! Как только он поймет, что ты – его собственность, он превратится в собаку.

– В какую собаку?! – ошалело переспросила Инга, не сразу въехав в то, что говорит Таисия.

– Ну если не в собаку, то в свинью. Он с ногами влезет в твою жизнь и натопчет в ней так, что тебе придется делать генеральную уборку.

Григорьев, который понятия не имел о перспективах, нарисованных Таисией, положил трубку и, поглядев на часы, широко улыбнулся:

– Мне пора на вокзал!

А когда он привез тетку Анфису, Инга мгновенно поняла, что с этой дамой надо держать ухо востро. Невысокая, тощенькая, с нарумяненными щечками и шустрыми бесцветными глазками, она шныряла по квартире и все инспектировала.

– Сколько я дома-то не была! Три года, ужас! Столик мой родной! И тарелочки знакомые! Надо же, целенькие, а я думала – разобьете.

Сказать по правде, ее столик Инге совсем не нравился. От белоснежной скатерти веяло чем-то операционно-ресторанным, бокалы на коротких грибных ножках по-мещански основательно окопались возле тарелок – таких тяжелых, что их, пожалуй, даже нельзя было разбить о стену. Она бы с удовольствием принесла сюда что-нибудь свое – воздушное, тонкое, – но Григорьев не разрешил.

Вскоре собрались гости.

– Господи! – продолжала причитать Анфиса, – как дома-то хорошо! Как я соскучилась!

Таисия немедленно сделала кислую физиономию и шепнула Инге:

– Может, она решила вернуться насовсем? А Григорьева – фьють! – выселить обратно в его Братеево?

Анфиса между тем с пристрастием допросила Ингу и потребовала заверений в том, что ее любимый Борик обязательно будет с ней счастлив. Затем обернулась к Таисии.

Подруга Инги была высокой, стройной и шикарной. От ее улыбки запросто могло захватить дух у какого-нибудь принца крови. В широко расставленных глазах – ни тени разочарования жизнью, что само по себе казалось удивительным, если учесть пережитые ею невзгоды.

– Наверное, вас пригласили специально, чтобы свести со Стасом, – заявила Анфиса, окинув ее критическим взглядом. – Он любит волочиться за всякими финтифлюшками.

Таисия ухмыльнулась и предпочла промолчать, а Стас Еремин, о котором шла речь, немедленно спрятался в кухне. Он дружил с Григорьевым еще с институтских времен и сам напросился на день рождения. Это был подвижный тип с черной шапкой волос и богатейшей мимикой. Лицо его постоянно менялось, а улыбка поражала шириной и зубастостью. Особо впечатлительные женщины считали, что он похож на Челентано.

Анфиса настигла его в кухне возле холодильника и кинулась обнимать. Поскольку Стас не выказал особой радости, она ткнула его кулачком в солнечное сплетение и воскликнула:

– Неужели все еще дуешься из-за своей Чахоткиной?

Щеки Стаса немедленно превратились в два красных семафора, и он запальчиво ответил:

– Ее фамилия Сухоткина, Я был в нее по-настоящему влюблен.

– Не выдумывай, – отрезала Анфиса. – Кто влюбляется по-настоящему в двадцать лет?

– Я влюбился по-настоящему! – уперся Стас.

Потом наклонил голову, словно бык, примеривающийся к пикадору, и, начисто позабыв про то, что у Анфисы день рождения, выложил ей все, что он думает о самоуверенных дамочках, которые любят совать нос не в свое дело.

Теперь, когда виновницы торжества не стало, эту душераздирающую сцену припомнила Таисия.

– Чем не мотив для убийства? – Она в упор поглядела на первого подозреваемого. – Молодой человек приводит свою девушку в гости к другу и тетка этого друга в один миг разрушает его счастье. Полагаю, вы так и не простили Анфисе ее бесцеремонную выходку.

– А что за выходка? – спросил Илья Хомутов, муж Нади. – Я ничего не знаю.

Желание оправдаться волной нахлынуло на Стаса.

– Она... – захлебнулся бедняга. – Она... сказала Сухоткиной, что со мной нельзя иметь дела, потому что я закладываю за воротник каждый день.

– Кажется, ты в тот вечер действительно напился, – пробормотал Григорьев.

– Светка решила, что я законченный алкоголик! И ушла от меня к Лешке Зотову. А это, может, была женщина моей жизни!

– Мы сейчас говорим об убийстве, – напомнила Надя. – И если это та Сухоткина, о которой я думаю, то убийство здесь исключается. Из-за таких не убивают.

– Я бы убил! – воскликнул Стас и тут же опомнился:

– Но я этого не делал.

– Да никто ее не убивал, – устало махнула рукой зареванная Марфа Верлецкая.

Она явилась на день рождения любимой подруги прямо со своей пасеки. Роста Марфа была невеликого, однако находилась в тяжелом весе. Круглое лицо с носиком-пуговкой и двумя подбородками, складчатый, словно у гусеницы, живот и кисти рук, напоминающие туго набитые игольницы.

По закону подлости в гости она пришла не одна, а с племянником и его противной невестой Вероникой. Увидев их, Инга хотела залезть под стол, но не успела.

– Здрасьте, – оказал ей Верлецкий. По его глазам было ясно, что он ее не узнал.

Костюм не шел этому типу абсолютно. Он в нем выглядел как мелкий аферист, который увел у кого-то шикарную вещь, но совершенно не умеет ее носить. Галстук был повязан кое-как, а ботинки непозволительно сверкали.

Зато Вероника, похожая на улана из-за высокой прически на голове, мгновенно Ингу опознала.

– Ты?! – завопила она, довольно, надо сказать, неожиданно для окружающих. – Что ты тут делаешь?!

– О господи, – сказал Верлецкий, и в его глазах появилось плутовское выражение. – Действительно, та самая.

И он хлопнул себя по бокам так сильно, точно стряхивал снег с шубы.

– Валерик, в чем дело? – растерянно спросила Марфа.

– Я вчера их застукала, – процедила Вероника. Сейчас ее голос был похож на шипение бенгальского огня, попавшего в бокал с шампанским. – Валерика и вот эту, – она подбородком указала на Ингу.

– Вероника, заткнись, – с прохладной улыбкой на губах предупредил Верлецкий. – Ты ведешь себя некрасиво.