Анатолий Безуглов - Сигнал тревоги
— Мрачную картину вы нарисовали!..
Бабаев усмехнулся.
— Когда я читаю решения партийных съездов, пленумов, слушаю речи писателей, читаю книги наших ученых об охране окружающей среды, в моих ушах слышится не просто сигнал, а сирена тревоги… Тревоги за всю природу, за весь мир, за все человечество…
— Где же выход?
— Над этим, как вы знаете, Захар Петрович, бьются ученые во всем мире. Профессора, академики. Целые институты! Ищут выход. Вернее, нащупывают. Путем проб и ошибок. — Он вздохнул. — Будем надеяться, что найдут… Конечно, легче справиться в каком-нибудь одном месте. Как, например, Петр Великий взял да и повелел вычистить в Москве Поганые пруды, после чего их стали называть Чистыми прудами…
— Те, что недалеко от метро «Кировская»?
— Те самые! Знаменитые Чистые пруды, воспетые поэтами и писателями. Но теперь проблема экологии глобальная. Например, в Канаде дымят трубы заводов, загрязняя атмосферу серой, а из-за этого в Швеции выпадают дожди пополам с серной кислотой, те самые, что называют «кислыми»…
— Ну вот видите, если все наведут порядок у себя дома, то и другим будет лучше.
— Верно, — согласился учитель и замолчал. Потом сказал: — Берестень мы, кажется, отстоим. А где гарантия, что завтра какой-нибудь подлец не сольет в это же озеро или в нашу речку ядовитые отходы? Если уже не сливает…
— А вы зачем? — улыбнулся я. — Голубой патруль…
— Мы, к сожалению, только констатируем. Знаете, Захар Петрович, ребята предложили проверить в городе и в округе: не сливали ли горючее еще где-нибудь.
— А что, хорошая задумка! — сказал я. — И непременно дайте знать, если обнаружите что-либо подозрительное.
— Конечно, тут же сообщим, — пообещал Бабаев.
Получилось так, что мне пришлось встретиться с директором первого автохозяйства Ершовым. К нам поступили жалобы от двух сотрудников этого предприятия на незаконное увольнение. Ракитова Ольга Павловна, помощник прокурора, которая обычно занималась этими вопросами, еще не вернулась с семинара.
Прежде чем отправиться на автобазу, я навел кое-какие справки. Выяснилось, что положение там было не блестящее. Предприятие систематически не выполняло план. Донимала текучка кадров. Казалось бы, руководство должно бороться за каждого работника. Но…
— Таких мне и даром не надо! Прогульщики и пьяницы! — закричал Ершов, когда я ему сказал о жалобщиках.
— А вы пробовали их перевоспитывать? — спросил я. — Борьба за дисциплину и порядок подразумевает не только наказание, но и работу с людьми.
— Работал, работал, Захар Петрович. Пытался по-всякому. И сколько натерпелся — одному богу известно! Хватит! Увольнение законное. Профсоюз одобрил. Коллектив поддержал. Честное слово, дышать легче стало… У меня принцип: лучше меньше, да лучше.
— Но ведь шоферов не хватает!
— Это точно, — вздохнул Ершов.
— А как же план? Надоело небось, когда склоняют…
— И это верно, — еще тяжелее вздохнул директор. — Тут, понимаете, заколдованный круг… Не выполняем план — не дают жилья, не дают новые машины. Нет жилья — как я сохраню кадры? Да и на наших драндулетах в передовые не выскочишь. Простаивает четверть парка… Вот и не задерживаются у меня люди… Читали, наверное, сказку о Золушке? Так вот я и есть Золушка. Другим пряники, а мне… — Ершов в отчаянии махнул рукой.
В профсоюзном комитете базы я убедился, что жалоба в прокуратуру не обоснованна. Решение администрации об увольнении прогульщиков законно и с профкомом согласовано.
И все же было интересно, почему на предприятии такая неблагополучная обстановка.
Мы разговорились с секретарем парторганизации Бабкиным.
— Причин много, — сказал он. — Но самая главная, считаю, Ершов — не директор. Был хорошим инженером, свой участок знал на все сто! А руководитель из него не получился.
— Мягкотелый?
— Да нет, пожалуй! Может терпеть, терпеть, а потом сорвется — только щепки летят во все стороны. Коллектив это чувствует. Нет ровного, твердого отношения, нет стабильности. Какая же тут дисциплина? И еще. Не умеет отстаивать наши интересы перед вышестоящими организациями… Работать любит. Сам вкалывает по десять — двенадцать часов и других заставляет, а порядка все нет. Ведь надо работу по-умному организовать…
— Неужели Ершов не понимает, что не справляется? — удивился я.
— Как не понимать? Даже попросил, чтобы обратно в инженеры перевели. Не отпускают. Для меня загадка — почему? Ругают то и дело, разные проверки… Вот и прокуратура нами заинтересовалась. Ваш товарищ наведывается чуть ли не каждый день… Это тоже нервирует коллектив…
«Наш товарищ», следователь Фадеев, действительно основательно занялся автобазой Ершова.
— Обстановка на предприятии весьма способствует нарушениям, — сказал мне Владимир Гордеевич. — Вы бы видели, в каком состоянии путевые листы! Черт ногу сломит. Еле-еле разобрались сообща с Орловым.
— Ну и каков улов? — поинтересовался я.
— Да вроде бы явных злоупотреблений нет…
— А скрытых?
— Тоже…
— С клиентами автобазы беседовали?
— Конечно, — кивнул следователь. — Говорят, Ершов старается не нарушать договорные обязательства.
— Как это — старается?
— Если и подводил когда, то по объективным причинам. Машины выходят из строя, не хватает водителей.
— А как насчет приписок?
— Все чин чином. Сколько наработали, столько и получают.
— Может, не хотят ссориться с Ершовым?
— Не похоже, Захар Петрович…
— С шоферами говорили? Что они думают?
— Без толку, — махнул рукой следователь. — Народ какой-то безразличный. Жалуются на низкие заработки, квартиры, мол, не светят. Многие хотят уйти, если подвернется хорошее место. Завидуют тем, кто у Лукина…
Семен Вахрамеевич Лукин был директором автохозяйства номер три. Его предприятие уже много лет прочно удерживает первое место по области. Грузный, с гладким бритым черепом и пышными казацкими усами, Семен Вахрамеевич неизменно сиживал в президиумах совещаний. Он напоминал мне одного из персонажей репинской картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Только чуба-оселедца ему не хватает…
Поговаривали, что Лукин собирается на пенсию.
— Насколько я понял, ничего конкретного у Ершова вы так и не обнаружили, — подытожил я.
— Во всяком случае, по документам. Но, знаете, интуиция… Думается, нарушители с его предприятия.
— Интуиция для следователя — дело, конечно, не последнее, — заметил я. — Однако ваш хлеб, как известно, — факты. От вашего рассказа у меня осталось какое-то двойственное впечатление… С одной стороны, вы поработали у Ершова серьезно, а с другой, сплошные «может быть», «вероятно», «думается»… Расплывчато, Владимир Гордеевич. Не обижайтесь за откровенность…
— Какая может быть обида? — вздохнул Фадеев. — Хвастаться пока действительно нечем. Я и сам чувствую — рыхло пока все. Не вытанцовывается…
— А как у Лукина?
— Любо-дорого посмотреть. Кажется, Станиславский говорил, что театр начинается с вешалки? Так и у Семена Вахрамеевича… Заходишь через проходную — сразу стенды, плакаты, на территории ни соринки… Это уже стиль. Во всем. Что дисциплина, что показатели. Работники довольны: зарплата хорошая, премии ежеквартально. Там у них гремит Герман Воронцов. Работает по методу бригадного подряда. Авторитет не только у нас в городе, но и в области. Попасть к Воронцову в бригаду — что в престижный институт! Нужны высшие баллы по всем статьям… Да вы, наверное, читали о нем в «Знамени Зорянска»?
— Как же, — кивнул я, — маяк…
Я даже вспомнил лицо Воронцова: его большой портрет, написанный художником, висел на аллее трудовой славы в городском парке…
По словам Фадеева, проверка в автохозяйстве номер три тоже не дала никаких материалов для следствия.
— Где заправляются автомашины? — спросил я.
— Те, что с бензиновыми двигателями, на автозаправочных станциях, дизельные — у себя… По этой линии также никаких зацепок.
— А знаете, Владимир Гордеевич, может быть, вам стоит копнуть с другой стороны? Помните, что рассказывал Орлов о взаимоотношениях автохозяйств с клиентами? Выясните, на каких объектах были заняты машины Ершова, а где Лукина.
— Кое-что мне известно.
— А должно быть известно все, — подчеркнул я. — Исчерпывающе! Насколько я знаю, клиенты заинтересованы в том, чтобы скрывать некоторые факты… За приписки по головке не гладят. Так что вы не ограничивайтесь объяснениями прорабов. Изучите проектно-сметную документацию. Сверьте заложенные в них объемы перевозок с фактически выполненными…
— Понимаю, — кивнул следователь. — Фиктивные тонно-километры — это излишек горючего… Да, пожалуй, вы правы. — Он улыбнулся: — Что ж, как говорил Маяковский, ради одного-единственного слова перекопаешь тонны словесной руды… Буду копать. Хотя бы ради единственного факта…
