Сирил Хейр - Трагедия закона
- Удивительно, как много старых обычаев знает судья,- заметил сосед Петигрю после того, как адвокаты осушили бокалы.
- В самом деле удивительно,- сухо признал Петигрю.- Тост "Ruat coelum" {И да падут небеса (лат.). Часть крылатого выражения: "Да свершится правосудие, даже если падет мир"} поднимали по окончании летней сессии, и его всегда провозглашал младший барристер.
Если не считать подобных мелочей, папаша Уильям был прав. Действительно, как сказал этот старый врун, обычаям выездных сессий грозило забвение. Впрочем, Петигрю выпил уже достаточно много, чтобы всерьез беспокоиться обо всем этом.
- Кстати, господин секретарь,- спросил судья Дерика, усаживаясь на свое место,- вы отдали это billet doux {Любовное письмо (фр.).} старшему констеблю?
- Да, отдал,- ответил тот.- Он, по-моему, отнесся к нему более серьезно, чем вы.
- Констебль обязан относиться серьезно к таким вещам. Кроме того, он не имел дела с таким количеством подобных писем, как я. Уму непостижимо,продолжил Барбер, обращаясь к Фродшаму,- как много анонимных писем получает судья в своей жизни. Разумеется, никто на них не обращает внимания. Смею вас заверить, тот, кто хочет стать судьей, должен иметь крепкие нервы.
- Ну, господин судья, мои амбиции не простираются так далеко,отозвался Фродшам, хотя по его тону было ясно, что именно так далеко и простираются его амбиции.- А что было в этом письме?
- Просто неопределенная угроза, только в более оскорбительной форме, чем обычно. Господин секретарь, а что сказал старший констебль?
- Ничего особенного. Только помрачнел и заметил: "Не удивлюсь, если это Хеппеншталь".
- Хеппеншталь?- резко переспросил Барбер.
- Кажется, так. Констебль вроде бы все о нем знает.
Судья выпил изрядную порцию бренди и на некоторое время замолчал.
Его молчание несколько обескуражило аудиторию, ожидавшую продолжения воспоминаний. Заметив это, Фродшам обратился через стол к младшему барристеру:
- Господин младший барристер, будьте добры, назовите того, кто будет нас развлекать.
Эту традицию вечеринок в адвокатской столовой знали все. Тот, кого назначали развлекать компанию, должен был спеть песню, рассказать историю или разыграть сценку. Если он отказывался, что считалось неблаговидным поступком, или его выступление признавалось неудачным, он должен был заплатить солидный штраф.
- Я назначаю Петигрю,- немедленно отозвался младший барристер.
Петигрю поднялся и несколько секунд стоял молча, нахмурив лоб и морща нос. Затем заговорил со свойственными профессионалу бодрыми интонациями:
- Господин младший барристер, я расскажу историю о судье Ракенбери и деле о непристойном нападении, которое рассматривалось на зимней выездной сессии суда в 1913 году.
Его слова были встречены радостным взрывом смеха. Все присутствующие слышали эту историю в разных вариантах, и сам Петигрю рассказывал ее за ужином на выездных сессиях не один раз. Но это не имело значения. Эта история была легендой, а легенды можно повторять и слушать бесконечно. В устах талантливых бардов легенды с годами обрастают новыми деталями и становятся все более ценной частью унаследованного фольклора племени. Адвокаты уселись поудобнее в предвкушении прекрасного развлечения.
Это была интересная история, рассказанная к месту и ко времени,немного непристойная и сугубо профессиональная,- о добродушном юрисконсульте, чья полная некомпетентность в качестве судьи по криминальным делам стала притчей во языцех. Петигрю рассказывал интересно, не меняя выражения лица и выдерживая сдержанный тон адвоката, обсуждающего скучный процедурный вопрос. Он, казалось, не замечал приступов веселого хохота в аудитории и, завершив рассказ довольно неприличной концовкой, вроде бы удивился, обнаружив, что стоит перед слушателями, приветствующими его восторженными аплодисментами.
В самом деле, он знал эту историю так хорошо, что рассказывал ее почти автоматически, в то время как его голова работала совсем в другом направлении. Пересказывая подробности хорошо известного диалога между судьей Ракенбери и обвиняемым перед вынесением приговора, Петигрю не задумывался о том, что говорил. Мысли его в этот момент были заняты совсем другими, довольно прозаичными вещами. В конце концов один простой вопрос вытеснил все остальные: "Что происходит со Стригуном, черт его подери?"
Дело в том, что Стригун не смеялся вместе с остальными. Более того, он не слушал Петигрю. Он сидел, насупившись и уставившись глазами в скатерть, время от времени щедро наливая себе бренди из бутылки, которую явно не хотел никому отдавать. Интересно, что сначала Петигрю забеспокоился именно из-за бутылки. "Осталось совсем немного бренди урожая семьдесят пятого, подумал он.- Надо не забыть сказать об этом на следующем заседании винного комитета. Конечно, мы уже не сможем раздобыть такого же хорошего бренди, но надо постараться сделать все возможное... Обидно, что Стригун заграбастал целую бутылку прекрасного напитка. Как-то не похоже на него. Если не остановится, то здорово напьется". Здесь он понял, что закончил свой рассказ, и плюхнулся на место.
Барбер не был сильно пьян, но выпил уже довольно много. Если он будет продолжать в таком же темпе, то точно напьется в стельку. И кажется, судья это понял сам. Едва стих смех после блестящего выступления Петигрю, как он резко отодвинул от себя бокал и крикнул Маршаллу через стол:
- Господин секретарь, пора ехать домой!
Дерику не хотелось уезжать. Вечер был в самом разгаре, и он только что начал осваиваться в этой интересной компании. Но ничего не поделаешь. Почетный гость встал из-за стола, и веселье прервалось. Дерик забрал шляпы и пальто, и они вышли в холл. Фродшам и еще пара адвокатов пошли их проводить. Прощаясь с ними, Барбер за метил Петигрю, который тоже стоял одетым и собирался уходить.
- Что такое, Петигрю? Разве вы не здесь остановились?
- Нет, господин судья. Я остановился в центральной гостинице.
Хотя Барбер не был постоянным участником выездных сессий, он отлично понимал, что значило остановиться в центральной гостинице. В "Красном льве" адвокаты собирались на ужин. Туда же доставлялись письма, пакеты и информация для джентльменов из адвокатуры, участвующих в выездной сессии. Это был единственный первоклассный отель в Маркгемптоне, и все селились именно в нем. Все, кто мог себе это позволить. Пребывание в центральной гостинице, которая, несмотря на свое громкое имя, была захудалым кабаком, свидетельствовало о крайней бедности. Судья бросил быстрый взгляд на Петигрю, на его потертое пальто и поношенные брюки.
- В центральной гостинице, да?- переспросил он, помедлив.- Как вы туда доберетесь?
- Пройдусь пешком, подышу свежим воздухом после ужина.
- Ерунда. Я подвезу вас. Нам по пути.
- Не стоит, господин судья. Я лучше прогуляюсь.
На улице было совсем темно и шел дождь.
- Нельзя идти пешком в такой одежде,- буркнул судья с раздражением.Поехали!
Петигрю, не сказав больше ни слова, сел в машину.
Есть некоторые вещи, которые не должны происходить в правильно организованном обществе. В правильно организованном обществе судьи Его Величества не ездят в собственных машинах во время выездных сессий. Они гости графства, и их обслуживают компетентные профессионалы, которых предоставляют и которым платят местные власти. Но если даже они забывают о своем высоком достоинстве и предпочитают возить себя сами (в конце концов, они тоже люди и любят сидеть за рулем не меньше, чем прочие смертные), то не должны ездить в кромешной тьме, поздним дождливым вечером после того, как приняли больше нормы старого виски. И наконец, в любое время суток и при любой погоде они должны быть предельно внимательны и ездить очень осторожно. К сожалению, следует признать, что в данном, как и во многих других случаях, правила хорошо организованного общества не были соблюдены.
Авария произошла на пересечении Хай-стрит и Маркет-Плейс, когда автомобиль сделал крутой правый поворот, сворачивая за угол. Петигрю, сидевший в одиночестве на заднем сиденье, не смог впоследствии точно объяснить, что произошло. Он дремал и встрепенулся, когда его швырнуло в сторону на повороте. Потом услышал визг покрышек и подумал про себя, что они повернули на слишком большой скорости. Проснувшись окончательно, Фрэнсис почувствовал, что задние колеса скользят и машину сильно заносит влево. В следующее мгновение автомобиль ударился о бордюр с такой силой, что он впечатался в спинку водительского кресла. Это было все, что Петигрю запомнил, хотя и пытался впоследствии восстановить в памяти какие-нибудь дополнительные детали. Так что в свидетели он не годился, и это его порадовало.
Через какое-то время Петигрю пришел в себя и смог вылезти из машины, чтобы осмотреть повреждения. Выкарабкавшись на мокрый, скользкий тротуар, он столкнулся с двумя почти невидимыми фигурами. Это были Барбер и Маршалл. Они стояли близко, будто поддерживая друг друга, и даже в темноте была заметна их полная беспомощность. Следующее, что он увидел, было небольшое пятно света на дороге сзади машины. Так как шок еще не прошел, он не сразу сообразил, что это был свет от полицейского фонаря и что он был направлен на что-то - нет, на кого-то,- лежащего на пешеходном переходе около задних подфарников машины.
