Властимил Шубрт - Клятва
— В конце мая. Он как раз вернулся из Африки.
— Ты была у него в Стрже?
Она кивнула.
— Можешь поточнее вспомнить, когда?
— Он прилетел в четверг. В пятницу мы поехали туда на его машине, а в субботу к вечеру он отвез меня обратно. Последний майский уик-энд. Вернее… — Она покусала губы. — Вообще наш последний.
Значит, неотправленное Иркино письмо предназначалось Валерии. Это подтверждала и пометка внизу: «Стрж, суббота».
— А что ты сказала Войте?
— Ничего! Просто, что меня не будет дома. — Она разревелась, но мне почему-то не было ее жалко, скорее наоборот. Пересилив себя, даже ободряюще похлопав ее по плечу, я заметил:
— Перестань реветь, а то вся слезами истечешь.
— Тоже выход из положения, — вздохнула Валерия. — Открыть на ночь газ у меня духу не хватит.
— С какой стати тебе газ открывать?
— Потому что именно я виновата в Иркиной смерти.
— Ты?
— Я его расстроила, вывела из равновесия. Когда я ушла, он, наверное, еще выпил, а потом сел на перила и свалился…
— Откуда ты знаешь, что он еще пил?
— Ирка прихватил с собой в комнату остатки сливовицы. Почти полбутылки. Мы вместе выпили по рюмке, а утром бутылка была пустая. До приезда следователя я заглянула в Иркину комнату. Бутылка стояла под столом, там не оставалось ни капельки.
Валерия достала платок и вытерла покрасневшие глаза. Я встал. Она мигом схватила меня за руку.
— Ты думаешь, Ирку кто-то убил, да, Гонза? Что это вовсе не несчастный случай?
— Я в несчастный случай не верю, — ответил я и, избегая ее заплаканных глаз, добавил: — Но был бы рад ошибиться.
11
Андреа лежала на кушетке в купальнике бикини, под головой две подушки, глаза скрыты солнечными очками, на лице — тоска и мрак. Мирка стояла у окна.
— Что случилось? Пчелы покусали? — не слишком удачно начал я разговор, и Андреа меня тут же одернула:
— Случилось то, что умер Ирка, если ты об этом уже забыл.
— Нет, не забыл, — возразил я. — Только что побывал у Валерии.
— Ну и?…
— Раскисла, как кисель. Покойный Гамлет отправил бы ее в монастырь.
— Отмаливать грехи? — ухмыльнулась Андреа. — Думаешь, это она полезла к Ирке?
— Я вообще ничего не думаю. С таким же успехом к нему могла полезть и ты.
— Оставь эти глупые шуточки.
— Ты первая начала, дорогая. А как аукнется… Что еще натворил Рудла? Кроме того, что чуть не разбил твой «фиат»?
— Я очень прошу тебя больше никогда не произносить в моем присутствии это имя, — подчеркивая каждое слово, потребовала Андреа.
— Ну, ладно. Я схожу к нему, он купит тебе охапку красных роз, упадет перед тобой на колени — и все наладится. Брось так расстраиваться, Pea. Что стоят твои неприятности рядом с Иркиной смертью? Скажи лучше, во сколько ты от него убежала?
Она вытаращила на меня свои прекрасные телячьи глазищи.
— В соседнюю комнату к Саше, — уточнил я.
— Дед Всевед или кадровик. Больше никто столько не знает. Остается узнать, откуда.
— Утром я видел, что вы вышли из одной комнаты.
— Ах, вот как… — Она перевела дух. — А я уж боялась, что тебя облапошил тот подонок.
— Никто меня не облапошил. У меня есть собственные глаза… Так во сколько?
— А зачем тебе? Нет, ты прямо скажи — зачем?
— А затем, что хочу убедиться на все сто, что Ирка сам упал с перил и никто ему не помогал. Понятно?
— Да, — пискнула она и покорно кивнула.
— Ну, так узнаю я наконец, когда ты переселилась?
— Около двух.
— А может, чуть позднее? Скажем, в четверть третьего?
— Может, — согласилась Андреа. — Я на часы не смотрела.
— А что ты потом делала?
— Уснула.
— А когда проснулась?
— Ну, когда ты закричал, чтобы все вставали, что случилось несчастье. Разбудила Сашу, мы скоренько оделись и выскочили в холл. А там… — Голос у нее дрогнул. — А там такое… До сих пор в голове не укладывается.
— У меня тоже, Pea. Поедем? — обратился я к Мирке.
— Поедем, — подтвердила она, подошла к подруге и погладила ее по щеке. — Перестань убиваться, Pea. Ирке уже не поможешь, а портить нервы из-за Рудлы… Ты уж меня извини!
— Да, верно говоришь, Мирка, — кивнула Андреа. — Постараюсь не терять голову. — Она встала и приблизилась ко мне. — А ты не сердись на меня, Гонза.
— С какой стати? — возразил я.
— Вот и ладно, — заключила она, грустно улыбаясь.
12
Вечером в четверг мы с Миркой снова сидели в квартире Андреа, но самой Андреа с нами не было. Она лежала в соседней комнате и пыталась забыться после двух таблеток ноксирона. Голова моя была забита разными мыслями. Я раскопал целую кучу сведений, но Иркина смерть так и оставалась для меня загадкой. А между тем у меня созрело убеждение, что больше мне ничего и не требуется знать, что достаточно только расположить все сведения в нужном порядке — и путь к единственно правильному решению будет открыт.
— Надо бы взбодриться, — вырвал меня из нерадостных дум голос Мирки. — Я немного припрятала…
Она поставила на стол две рюмки и разлила остатки «черно-белого» виски. Мирка что-то еще говорила, но я ее не слушал, у меня перед глазами стояла раздирающая душу картина похорон.
Народу в церемониальном зале крематория собралось много. Пришли все сотрудники Иркиной фирмы, однокашники Высшей Экономической, на специальном автобусе приехали родственники. Из числа тех, с кем Ирка провел свои последние часы, отсутствовала только Валерия.
— Она даже одеться не могла. Пришлось вызвать доктора и попросить соседку присмотреть за ней, — объяснил Войта и, оглядевшись по сторонам, добавил: — Страшно переживает…
Стоявшая рядом со мною Ярмила злорадно бросила:
— Пани инженерша просто боится сплетен.
Мы с Миркой и Андреа встали позади всех, у самого крематория к нам присоединился было Рудла, но Pea так глянула на него своими непримиримыми, покрасневшими от слез глазами, что Мирка шепнула ему:
— Послушай, Рудольф, пока не трогай ее.
Он пожал плечами и отошел к группке молодых людей примерно моего возраста, видимо, однокашников покойного.
Потом начался похоронный обряд. У меня защипало в глазах и сдавило горло, а надо было вытерпеть еще и прощальные речи. Звучали слова об Иркином трудолюбии и энергии, таланте и самоотверженности и еще Бог знает о чем, слова соболезнующие и утешающие, но не уменьшающие горя и не приносящие утешения. Когда же наконец прозвучала мелодия органа и катафалк с серебристым гробом, усыпанным цветами, медленно поплыл в пустоту, отгороженную от нас черным бархатным занавесом, Андреа повисла на мне всем телом, судорожно сжимая локоть, Мирка спрятала заплаканные глаза, а я, глядя на черную табличку с Иркиным именем, которая вот-вот будет убрана, и вслушиваясь в трагические переливы шопеновского реквиема, снова повторил вслед уходящему от меня другу свою клятву — клятву, которую я пока что не выполнил, но готов был исполнить, чего бы это мне ни стоило…
— Спит… — Миркин голос вырвал меня из безрадостных воспоминаний. Я недоуменно взглянул на нее. Оказалось, что она заглянула в спальню к Андреа.
— Интересно, как себя чувствует Валерия, — сказал я первое, что пришло на ум.
— Наверное, плохо, раз не пришла на похороны, — предположила Мирка.
— А Ярмила считает, что она просто испугалась сплетен.
— А с какой стати им сплетничать про Валерию?
— Потому что у нее была с Иркой связь. Тайная, конечно, такая тайная, что о ней даже воробьи на крыше чирикали.
— Не знаю, как насчет воробьев, а люди уже давно перестали. У нас ведь любят сенсации, что-то новенькое. А это уже дела давно минувших дней.
— Правильно, но ведь ты не будешь спорить, что Валерия портила Ирке жизнь… И в ту страшную ночь без нее не обошлось.
— Это могла быть и я. Вспомни Сашины слова. Я пристально взглянул на Мирку и сказал:
— Валерия призналась, что ходила к Ирке в спальню. А ты нет. Поэтому я и вычеркнул тебя из круга поклонниц.
— Ну, спасибо, — с легкой улыбкой заметила она. — Так ты считаешь, что самый серьезный мотив был у Валерии?
— Мотив… — произнес я с отвращением. — Мотива не было ни у кого — и в то же время он был у каждого.
— Но для Валерии я могла бы даже его сформулировать, — провозгласила Мирка и взяла рюмку. — Несчастная и безответная любовь. Ну, не совсем безответная, скорее недостаточная. А еще вернее — бешеная страсть.
— Отлично! Вот и мотив у Валерии… Давай дальше! Против своей воли я втянулся в обсуждение трагического события, это позволяло хоть на минуту забыть о сегодняшней трагедии.
— Возьмем Войту, — поднял я брошенную Миркой перчатку. — Буду краток. Знал, что входит в любовный треугольник. Валерия устраивала ему не жизнь, а пекло, но он все равно любил ее. Кроме того, Иркина смерть способствовала бы его карьере. Хватит?
