Наташа Купер - Ползучий плющ
Стол снова покачнулся. Даже Антония не сможет заставить ее чувствовать себя более виноватой, чем она чувствует, но когда Ники представила себе все то, что услышит от этой женщины, ей стало совсем нехорошо.
— Как ты вернешься туда, дорогуша?
— Пойду пешком. — Может, на улице не слишком погожий день. Если так, то свежий воздух поможет справиться с дурнотой.
Едва свернув на Бедфорд-Гарденс, Ники увидела толпу мужчин и женщин у лестницы в дом Антонии. У многих были фотоаппараты, недвусмысленно указывавшие на род занятий их владельцев. Ники остановилась на углу как вкопанная. Она понимала, что если попытается войти в дом, они тут же сфотографируют ее и постараются заставить отвечать на их вопросы, и, вероятно, скажут все то же, что только что говорили полицейские. Если не хуже.
Она поискала глазами автомобиль Роберта, но его не было. Будь он дома, она, может быть, и пробилась бы сквозь строй журналистов. Роберт поддержал бы ее, что бы они ни наговорили. Антония не поддержит. Она не поддержала бы ее даже в обычных обстоятельствах. А теперь объявит, что во всем виновата Ники, и, возможно, рассмеется.
Ники понимала, что скоро ей придется встретиться с Антонией, но сейчас она просто не могла этого сделать — оказаться с ней наедине, да еще преодолев толпу газетчиков. Не могла.
Когда к ней вернулась одышка и начала неметь верхняя часть головы, Ники прислонилась к темно-синему боку чьей-то «БМВ» и попыталась продышаться, чтобы преодолеть дурноту и набраться — неизвестно откуда — мужества.
Глава третья
Триш сидела в обитом дамастом кресле с подголовником и сильнее, чем обычно, задыхалась в претенциозно великолепной гостиной. Все окна закрыли, чтобы никто из томившихся снаружи журналистов не подслушал, что происходит в доме, и воздух в комнате был спертым.
Сама Антония выглядела ужасно. Она так и осталась в темно-синем спортивном костюме, в котором Триш видела ее в новостях. Как и вся одежда Антонии, он был чрезвычайно дорогим и сидел великолепно, но все равно оставался спортивным костюмом, и никуда от этого было не деться. Высветленные «перьями» волосы Антонии растрепались и нуждались в мытье, вчерашняя тушь стекла с ресниц и размазалась по щекам.
Но любой согласился бы, что она была красивой женщиной, во всех смыслах представительнее Триш. Удлиненный овал лица, прямой взгляд серых глаз, четко очерченный подбородок — сейчас, в тридцать четыре года, все это соответствовало имиджу Антонии больше, чем десять лет назад, когда ее уверенность в себе еще не подкреплялась какими-либо достижениями. Обычно она хорошо держалась и разговаривала твердым голосом, обретавшим с каждым новым ее успехом все большую звучность и уверенность. Но в это утро голос выдавал ее уязвимость, и выглядела Антония так, словно ее позвонки утратили между собой связь, позволив телу обрушиться под собственной тяжестью.
Она сидела сгорбившись и сжав колени, и каждый раз, когда приходилось говорить о Шарлотте, она сильнее стискивала пальцы. От этого движения ее кольца, которые она носила на обеих руках, вспыхивали, привлекая внимание к размеру и чистоте идеально подобранных друг к другу брильянтов.
Они казались нелепыми в сочетании со спортивным костюмом, но Триш знала, что Антония привыкла к ним и ей просто не пришло в голову их снять. Для нее они не были ни символом статуса, ни рекламой ее последних гонораров; это были просто игрушки, которые ей нравились и которые она, между прочим, заслужила напряженным трудом.
Антония пыталась объяснить двум полицейским в штатском, почему Шарлотту никак не могли похитить ради выкупа. Триш пожалела, что не приехала раньше и не имела возможности услышать все с самого начала. А теперь она не знала, является ли версия о похищении одной из нескольких или ее рассматривают как основную. Триш предположила, что они уже обсудили возможность пребывания Шарлотты у Бена, бывшего мужа Антонии. Триш была уверена, что он никогда не причинил бы девочке вреда, но полиция не могла этого знать, и его дом, должно быть, подвергся обыску одним из первых.
Старший инспектор Блейк смотрел прямо в лицо с таким убеждением говорившей Антонии, заметила Триш, а значительно более молодая женщина-полицейский не отрывала взгляда от колец, видимо пытаясь определить их стоимость. Выражение лица констебля Дженни Дерринг свидетельствовало, что, по ее мнению, богатство Антонии позволяет считать версию о похищении состоятельной.
— Во всяком случае, — сказала Антония, словно подводя итог встречи, — если бы они хотели получить выкуп, то уже связались бы со мной. — Тут ее уверенность поколебалась, и она спросила тоном любой перепуганной матери: — Разве не так?
— Не обязательно, — мягко заметил старший инспектор.
Он был примерно одного возраста с Антонией и вел себя с ней деликатно. Триш отметила, что хотя он явно симпатизировал Антонии, тон его был сдержанным и он не произнес никаких бессмысленно-утешительных слов. Уже одно это вызывало к нему доверие: пока Шарлотта не найдена, никого нельзя ни в чем убеждать.
— Возможно, они хотят смягчить вас, миссис Уэблок, чтобы вы стали более податливой в ответ на их требования. Что…
Он не успел задать вопрос, как Антония закрыла лицо руками, что-то бормоча. Постепенно Триш разобрала слова:
— Я чувствую себя такой виноватой.
Ей страшно хотелось помочь, но она ничего не могла ни сказать, ни сделать. До ухода полиции она не могла ни о чем спрашивать. Эту беседу вели они, и роль Триш сводилась пока к безмолвной поддержке Антонии.
— Виноватой? — переспросил старший инспектор все с той же мягкостью. У него был приятный голос, низкий и успокаивающий. Наверное, очень облегчает признание, — подумалось Триш.
— Почему вы это сказали, миссис Уэблок?
— Ну, во всем виновата только я. Кто же еще? Если бы я… О боже!
Антония, по-видимому, уже едва владела собой, потому что отняла руки от лица, вытащила носовой платок из открытой, похожей на торбу кожаной сумки, стоявшей у ее ног, и на мгновение приложила его к глазам. Затем высморкалась и запихала платок в рукав.
Зазвонил телефон. Антония вскочила, но Блейк схватил ее за запястье, прежде чем она успела сделать хоть шаг.
— Подождите, — сказал он. — Так… можно. И отвечайте осмотрительно.
— Алло?
Они увидели, как она снова поникла.
— Да. Спасибо, Джорджи. Очень любезно с твоей стороны, что ты позвонил. Нет. Новостей нет. Да. Конечно. Если что-нибудь будет, я тебе позвоню. Нет. Нет, все нормально. Хорошо. Пока.
Тяжело дыша, она вернулась на табурет у камина.
— Просто внимательный друг, — объяснила она Блейку, — еще один. Они думают, что это помогает. Так о чем вы спрашивали?
— Вы только что сказали, что чувствуете себя виноватой, и я не могу понять почему. Вас даже не было в стране.
— Именно поэтому, — ответила она, безуспешно пытаясь придать голосу живость. — Если бы я была здесь, этого никогда бы не случилось. Я знаю. Если бы я не уехала из-за этой своей работы, Шарлотта не осталась бы с человеком, настолько безответственным, чтобы допустить такое. Она…
Антония не смогла продолжить и сидела, кусая нижнюю губу и беспомощно глядя на Триш, которая сразу же села рядом с ней на длинную скамейку. Камин позади них был пуст и слабо пах золой и средством для полировки латуни.
— Послушай, — быстро проговорила она, — это же неправда, Антония. Множество матерей, вернувшихся на работу, периодически отсутствуют в выходные. Ты не виновата. Ты не могла знать, что такое возможно.
— Нет, но это случилось, и меня не было здесь, чтобы помешать, — сказала Антония. — И именно я выбрала Ники присматривать за Шарлоттой, так что это я виновата. Только я. Как ты не понимаешь?
— Да. Теперь о Ники Бэгшот, — сказал старший инспектор Блейк. Триш показалось, что он изо всех сил старается оставаться спокойным, почти равнодушным. — Расскажите мне о ней, миссис Уэблок. Откуда она?
— Рассказывать особо нечего. Ей всего двадцать один год, но она училась в Уинкантонской школе по подготовке нянь, у которой прекрасная репутация.
— И так вы ее и нашли? Непосредственно через школу?
— Нет. Она зарегистрировалась в «Помощниках Холланд-парка», а это одно из самых надежных имен в данной сфере. У них есть все сведения о ней. Уверена, они передадут их вам, если вы попросите. До меня у нее было несколько временных мест, и отовсюду она получила хорошие рекомендации. Она всегда казалась надежной и абсолютно правдивой. Поэтому я ей поверила.
Полицейские вцепились в нее, прежде чем Триш успела даже открыть рот. Вопрос задала констебль Дерринг:
— Но вы же не разговаривали с ней с тех пор, как вернулись сегодня утром, и сказали, что позвонил вам вчера мистер Хит. Когда же вы успели поговорить с Ники?
