Оксана Обухова - Садовник для дьявола
– Не надо, Надежда Прохоровна. У Таисии диета. Она об этом знает, так что не обидится.
Собачка, видимо, поняла, о чем разговор. Вздохнула снова по-бурлацки и поплелась на коврик-подушечку, положенный у ножек высокого удобного кресла хозяйки.
Все приветствия были сказаны, ненужности произнесены, а чай предложен. Вера Анатольевна приступила к делу.
Привычно опустив руку вниз и найдя пальцами теплую собачью голову и поглаживая ее, Вера Анатольевна начала рассказ:
– Три дня назад, возле садовой сторожки, мимо которой вы проходили, в шесть часов утра был найден мертвым мой младший сын Геннадий.
Собачка, чувствуя волнение хозяйки, негромко заворчала.
– Ему перерезали горло садовым ножом. Нож потом нашли в бочке, где скапливается дождевая вода. Орудие убийства принадлежит нашему новому садовнику Денису. Он арестован.
Четко выложив факты, Кузнецова замолчала, сделала лицо непроницаемым, и только по глазам, блестящим от подступающих слез, позволила догадаться: ей говорить, вспоминать невыносимо.
Софья Тихоновна беспомощно посмотрела на Надежду. Расспрашивать убитую горем мать неловко… Может быть, Наденька… может быть, найдет…
Но случай, видимо, не тот. Честь начинать расспросы была отдана той, кто более знаком с хозяйкой дома.
– Вера Анатольевна, – неловко вступила Софа, – по телефону вы сказали, что не верите в виновность Дениса… Почему?
Едва владея сведенными в напряжении лицевыми мышцами, вдова архитектора произнесла:
– Этот мальчик не убийца.
– А почему его арестовали?
– Он жил в этой сторожке, ему принадлежит орудие убийства, он первым обнаружил тело.
– А мотив?
Своеобразное хобби любимой Наденьки научило тишайшую Софью Тихоновну некоторым премудростям сыщицкого ремесла: три кита расследования – возможность, орудие, мотив – не плавают отдельно.
– Мотива я не вижу, но он не исключен. Мой сын крайне неприязненно относился к садовнику, могла вспыхнуть какая-то ссора… – Вера Анатольевна запнулась. – И я бы вполне приняла ее как факт, если бы… если бы на руках и теле Геннадия были обнаружены хотя бы малейшие следы завязавшейся потасовки. Их нет. А поверить в то, что Денис просто так, исподтишка, из-за спины мог перерезать горло – не могу. Геннадий крепкий, взрывной мужчина. Он мог полезть в драку первым, и уж поверьте, тогда бы на лице Дениса остались хоть какие-то отметины. Но их нет. И у Геннадия кулаки не сбиты…
– И вы только поэтому не верите в виновность Дениса?
– Нет. – Вера Анатольевна подняла голову, посмотрела на потолок, на большую хрустальную люстру. – Я вообще не верю, что этот мальчик способен на убийство.
– Он давно у вас работает?
– Чуть более двух недель.
– И вы считаете, что успели хорошо его узнать?
Вдова архитектора внимательно посмотрела на гостей:
– Мне кажется, за семьдесят шесть лет я успела научиться понимать в людях. Денис – не убийца.
Вера Анатольевна хорошо помнила то утро. В начале седьмого начала беспокоиться Таисия. Старая, почти глухая собачка поставила передние лапки на кровать хозяйки и стала тыкаться в ее щеку холодным, мокрым носом. Скулить.
Вера Анатольевна подумала, что Тасе срочно нужно выйти в сад «по делам». Накинула халат на пижаму и поспешила на крыльцо. Взяла собачку на руки – болонка уже давно не могла самостоятельно спуститься по ступеням высокого крыльца, – бросила невнимательный взгляд по сторонам…
Вдалеке, почти скрываемый ветвями старых деревьев, из-за сторожки выходил Денис. Что-то в его движениях показалось Вере Анатольевне странным, она задержалась на крыльце, дождалась, пока парень ее заметит и подойдет…
Таисия вырывалась из рук как сумасшедшая! Скулила, рыдала…
– По словам медицинского эксперта, Геннадия убили примерно в половине третьего ночи. Денис нашел тело в шесть. У него было время убежать или как-то изменить картину преступления – избавиться от ножа, от следов крови на одежде… Он этого не сделал. А я поверить не могу, что парень, совершив убийство, чего-то ждал почти четыре часа и лишь потом, в испачканной одежде, «случайно» попался мне на глаза.
Еще Вера Анатольевна могла бы добавить: когда скованного наручниками Дениса проводили мимо нее, парень, остановившись на секунду, сказал: «Вера Анатольевна, вы верите?! Вы верите, что я не убивал вашего сына?!»
Тогда, сраженная горем, она ничего не ответила. Но наверное, навсегда запомнила глаза садовника – он не убийца. Глаза не врали.
И сейчас ничего рассказывать не стала. Симпатии и антипатии не пришивают к делу. Парень попросту напоминал ей старшего сына – такой же увлеченный, такой же вдохновенный, горящий… Вера Анатольевна любила талантливую молодежь и отдавала себе отчет, что она – предвзята. И потому – вступилась. За парня, на которого ополчился весь свет.
– Вера Анатольевна, на ваш участок мог проникнуть посторонний? – воткнулся в думы голос
Софьи Тихоновны. – Может быть, Геннадий наткнулся на грабителя…
– Совершенно исключено. Наш поселок хорошо охраняется. Участок с трех сторон окружают участки соседей, вдоль заборов густые посадки либо клумбы. На них нет следов. Извне никто не проникал.
– А через ворота? Если вор опытный и ловкий?
Кузнецова невесело усмехнулась:
– Опытного и ловкого вора засняли бы камеры наблюдения нашего соседа напротив – газовика Непряхина. У него личная охрана, камеры отслеживают периметр и подъездную дорогу. Милиционеры проверили – все камеры исправны, никаких посторонних людей не засняли.
Поставив увесистую точку в вопросе о посторонних, Вера Анатольевна повернула лицо к окну и замолчала, прокручивая на пальце массивное кольцо с сапфиром.
Тактичная жена профессора смотрела на нее с тревогой – Кузнецова побледнела, под левым глазом билась синяя набрякшая жилка – и никак не могла приступить к следующему напрашивающемуся вопросу. Посмотрела на Наденьку.
Эту постоянную игру в переглядки Вера Анатольевна заметила, едва две непохожие подружки появились в этой гостиной. Изящная, словно акварелью выписанная кудрявенькая Софья Тихоновна нисколько не походила на простонародную, комично серьезную Надежду Прохоровну. (От общих знакомых Вера Анатольевна знала – жена профессора Савельева весьма дворянских кровей будет.) Ширококостная пенсионерка-крановщица, с объемной грудью, крупным носом, сурово поглядывала по сторонам и благосклонностью одаривала только Тасю. Она почти не разговаривала – присматривалась, и полностью передала бразды правления беседой милой Софе.
Но было заметно: каждый вопрос Софья Тихоновна предваряла незаметным, из-под ресниц, взглядом на Надежду Прохоровну. Ждала подсказок. Одобрения.
И вот теперь, подойдя к самой щекотливой теме, беспомощно и откровенно смотрела на подругу.
Та покряхтела чуть слышно, сложила руки под массивной грудью, и Софья Тихоновна, видимо ободренная этим кряхтеньем, произнесла:
– Вера Анатольевна, а кто вообще в ту ночь находился здесь?
– Мои сыновья Геннадий и Павел, – тяжело выговорила вдова архитектора, – мои невестки Елена и Катарина. Дочь Геннадия от первого брака Серафима. Я, Денис.
– Шесть человек, – пробормотала Софья Тихоновна, покосилась на бабу Надю. – Вы кого-нибудь можете подозревать?.. Простите…
– Нет, – четко ответила Кузнецова. – Если бы я кого-то подозревала, то разговаривала бы сейчас со следователем, а не настаивала на вашем приезде.
– Значит, посторонний сюда проникнуть не мог… Были только ваши близкие… А каков мотив мог быть у кого-то из родственников?.. Простите… Кто-нибудь из семьи мог желать смерти Геннадия?
Надежда Прохоровна незаметно дирижировала сгорающей от неловкости Софочкой, Вера Анатольевна внутренне усмехнулась – как, однако, странно у этих сыщиц заведено – и ответила просто, по сути:
– Денежный мотив практически исключен. Из-за денег или наследства могли убить меня или Павла, но не Геннадия.
– Почему? – впервые за разговор подала голос Надежда Прохоровна.
– В финансовом плане Геннадий совершенно безынтересен. Фирма, на которой работают сыновья, до сих пор безраздельно принадлежит мне…
– Почему?
Надежда Прохоровна начала «копать», в ход вступила «тяжелая артиллерия», бомбила прицельно и беспощадно по болевым точкам. Деликатнейшая Софья Тихоновна даже съежилась, но тем не менее отдала разговор в бестрепетные, когда-то мозолистые руки бывшей крановщицы. Она сама сумела б эдак вряд ли…
– Почти четверть века назад я и мой муж Алексей Дмитриевич основали архитектурное бюро. Я, как финансист, взяла на себя вопросы экономики и делопроизводства, не вмешивалась в творческий процесс. После смерти Алексея Дмитриевича фирма полностью перешла ко мне.
