Анатол Имерманис - Гамбургский оракул
А Мун тем временем думал о Мэнкупе и его друзьях. Обычные разговоры, какие ведутся в кафе, обычные заботы и радости. И в центре этого банального водоворота сдобренных рюмочкой водки шуток и скрепленных шампанским тостов благодушествующий Магнус Мэнкуп с его лицом иронического мыслителя, казавшимся в данную минуту случайной маской. Не будь его тревожного письма, он ничем не выделялся бы среди остальных посетителей кафе. Состоятельный человек с именем, умеющий подбирать себе подходящее окружение. Да и с чисто декоративной точки зрения писательская задумчивость Баллина, цветовая гамма Магды, рыжий ореол скульптора и особенно темноглазая, вся в черном, Ловиза представляли собой прекрасную оправу.
Лениво попивая шампанское и прислушиваясь к непонятному разговору (собеседники перешли на немецкий язык и, судя по отдельным словам, дискутировали о политике), Мун со свойственной ему привычкой подвергать сомнению все и всех, пытался представить себе в роли убийцы каждого из четырех друзей по очереди. Этих людей, по-видимому, связывали не только взаимная симпатия и общность взглядов, но и нечто более глубокое. И все же смутно чувствовалось, что под идиллической поверхностью притаились какие-то конфликты. Несмотря на это, мысль, что он сидит за одним столиком с будущим убийцей, показалась настолько забавной, что Мун засмеялся.
- Разве вы понимаете по-немецки? - Баллин рывком повернулся к нему. Склеротический рисунок щек загорелся ярким багрянцем.
- Нет. А разве это так важно?
- Извините. Мы как раз шутили по поводу одного выступления Мэнкупа, вызвавшего гнев нашего уважаемого канцлера Конрада Аденауэра. И поскольку вы засмеялись...
- Расскажите своему гостю, Магнус, - попросила Магда. - Это изумительный анекдот.
- Ладно. - Мэнкуп повернулся к Муну: - Как-то "Гамбургский оракул" назвал Аденауэра политическим подагриком. С тех пор он имеет скверную привычку просматривать мой журнал. На прошлой неделе ему попались на глаза набранные жирным шрифтом строчки: "Ни одно движение не может существенно влиять на политику страны, если в нем принимают участие только философы и честные люди: их слишком мало. До тех пор, пока движение не станет популярным среди бандитов, ему нечего рассчитывать на большинство".
- Ядовито! - усмехнулся Мун.
- Погодите, я еще не добрался до соли. Аденауэр, разумеется, принял это на счет правительственной коалиции. На пресс-конференции он заявил, что я коммунист, а мой журнал - ведро с красными помоями. Можете себе представить его старческую физиономию, когда оказалось, что это цитата из пьесы Бернарда Шоу "Человек и сверхчеловек", а мнимо подрывная статья посвящена разбору его творчества.
Все четверо захохотали. Мэнкуп смеялся так же заразительно, как и остальные. Как только Мун перестал слушать, все снова перешли на немецкий. А Мун разглядывал то художницу, которая, прикусив кончик языка, при помощи резинки придавала портрету скульптора окончательный вид, то опрятно одетого, угрюмого старика, молча обходившего столики с протянутой почти новой шляпой. Ему хотелось отвлечься, чтобы иметь возможность как бы заново проверить свое впечатление о Мэнкупе. Он отвернулся и увидел Ловизу. С приглаженными, еще мокрыми и оттого как бы лакированными волосами, она бесшумно двигалась между мраморными столиками, отвечая легким наклоном головы на приветствия многочисленных знакомых.
Ловиза была уже совсем близко, когда пробегавший мимо официант чуть не сбил ее с ног. Большая лакированная сумка выпала из ее рук и раскрылась. Прежде чем она успела защелкнуть замок, Мун увидел пистолет. Расстояние было слишком большим, чтобы утверждать это под присягой. Однако, заметив, с какой поспешностью она захлопнула сумку, Мун невольно потянулся к карману. Карман был пуст. Проклятый таможенник! Проклятый Гамбург!
ПОМНИТЕ О СМЕРТИ!
Меня называют Гамбургский оракул.
Сначала это было дружеской шуткой, сейчас
в устах многих звучит как проклятие.
Магнус Мэнкуп
- Извините! - Мун встал и незаметно кивнул Дейли.
Они вошли в завешенную красным бархатом дверь, над которой светился транспарант с изображением мужчины в средневековом одеянии. Холодным светом поблескивали умывальники. Тихо гудел озонатор. Сушилки для рук и одеколонный автомат отражали в никелированном зеркале накрахмаленные полотенца.
Стоя за чуть отодвинутым занавесом, Мун видел прямо перед собой застекленный шкаф с переплетами энциклопедии, а вдали, за шлейфами причудливо переплетающегося дыма, Мэнкупа. Черная лакированная сумка лежала на столике между ним и Ловизой.
- В чем дело? - Дейли, подойдя сзади, положил ему руку на плечо.
- Следите за Ловизой Кнооп. У нее в сумке пистолет, - сказал Мун, продолжая напряженно вглядываться в дым.
- Вы уверены?
Мун неопределенно покачал головой.
- То-то меня всегда привлекают женщины с преступными наклонностями, удивился Дейли. - Все время ломаю себе голову: что же в ней так интригует? Как будто некрасивая, а вместе с тем неотразима. Оказывается, притягивал пистолет, о котором я даже понятия не имел. Вы случайно не помните, чьи это слова: "В любви все решает предчувствие"?
- Почему бы вам, Дейли, не составить сборник афоризмов? Он будет пользоваться бешеным успехом, главным образом у психиатров.
- Это идея! Кстати, наша дама с пистолетом вдохновила меня на следующее откровение: "Она была так прекрасна, что казалась даже некрасивой".
- Боюсь, что скоро мне придется подыскивать себе нового компаньона. Мун безнадежно вздохнул.
- А чем вас не устраивает старый?
- Пал жертвой вампиров! - проворчал Мун.
- Каких еще вампиров? - не понял Дейли.
- Женщин! - пояснил Мун. - Они высосали из вас все мозги. Три бутылки шампанского, когда в кармане ни гроша! Что это, нормальное сумасшествие или ненормальное нахальство? А жемчуг? Рисковать тюрьмой ради красотки, которая вчера еще считала мыло не предметом гигиены, а импортным лакомством?!
Дейли удовлетворенно хмыкнул.
- Неужели вы не догадались, что жемчуг - имитация?
- Ну да, - кивнул Мун. - А так как спрятанный в полых жемчужинах наркотик тоже поддельный, остается только добавить, что самой искусной имитацией является негритянка. В действительности это был президент де Голль, приехавший с неофициальным визитом к Аденауэру.
- Наркотик? С чего вы это взяли? Когда-нибудь слыхали про знаменитые кимберлийские алмазы? Так вот, я справлялся у стюардессы. На транзитном билете моей черной принцессы стоял штамп кимберлийского отделения авиакомпании "Ройял Эрвейс".
- Настоящие алмазы в фальшивом жемчуге! - Оригинальный способ контрабанды был по достоинству оценен Муном. - Умница! Но что бы она делала, не попадись ей такой дурак, как вы?
- По-моему, она весьма щедро расплатилась за мою скромную услугу.
- Видел! Протянула руку для поцелуя.
- Вы не очень наблюдательны. - Дейли подошел к одеколонному автомату, но вовремя вспомнил, что у него только американские монеты. - Позовите официанта! - попросил он Муна.
- Это для чего?
Дейли не удостоил Муна ответом. Отодвинув занавес, он кивнул официанту.
- Что господину угодно? - Поклон выражал в совершенно равных пропорциях уважение к клиенту и чувство собственного достоинства.
- Разменяйте мне эту бумажку. - Дейли небрежно вытащил из кармана стомарковую ассигнацию.
- Откуда у вас немецкая валюта? - удивился Мун.
- Мне нужны десять пфеннигов! - Дейли полностью игнорировал вопрос.
- Всю сумму десятипфенниговыми монетами? - Официант пожал плечами. Придется послать в банк. - При этом он сохранял самый серьезный вид, так что трудно было понять, шутка ли это или желание доказать иностранцу, что в стране "экономического чуда" не брезгуют и такими мелкими чудесами.
- Пока хватит и одной, - благосклонно разрешил Дейли.
Получив монету и в придачу целый ворох тщательно приглаженных банкнотов, он дал на чай десять марок. Официант реваншировался тем же строго отмеренным поклоном, из которого явствовало, что немецкое национальное достоинство не зависит от размера чаевых.
- Ну? - с вызовом спросил Дейли. - Надеюсь, вы теперь поняли, с кем имеете дело?
- С мелким жуликом. Это еще хуже, чем бескорыстный дурак.
Дейли, усмехнувшись, бросил монету в щель. Подставив под пульверизатор ладони, он довольно долго растирал одеколоном лицо и пальцы.
- Изумительный аромат! - промолвил он наконец. - Кажется, это великий Лонгфелло назвал одеколон жидкой весной в твердой упаковке.
- Если вашего парикмахера зовут Лонгфелло, это еще не причина считать его великим! - Мун без особой охоты продолжал пикировку. В начале их совместной деятельности наклонность Дейли заниматься юмористической физзарядкой в самые напряженные моменты раздражала. Но со временем Мун постиг, что это неплохое средство против нервных перегрузок.
