Пабло де Сантис - Язык ада
Я поднялся на лифте на пятый этаж. Это была нежилая зона; некоторые номера использовались под склады. Дверь, ведущая в другое крыло здания, была открыта. С той стороны находилась группа людей с фонарями. Все молчали, стоя на краю плавательного бассейна. Поскольку фонари были направлены вниз, лиц практически не было видно. Я узнал только Куна, на голову возвышавшегося над другими.
Бассейн, как и весь этаж, был без отделки – голый цемент. Он начал уже разрушаться от непогоды, потому что над ним не было ничего, кроме железного каркаса стеклянной крыши, но без стекол. Самая глубокая часть бассейна частично наполнилась водой – из-за дождей. Лучи фонарей задержались на несколько мгновений на дне, а потом медленно поползли вверх – к незастекленной крыше. В воде, лицом вниз, лежал труп, одетый в голубую куртку. Правая рука полностью ушла под воду, но на левой были хорошо видны перстни – луна, глаз, оса и сердце.
Вторая часть
Иностранный язык
Родной язык – его не существует. Мы рождаемся с неизвестным языком. Остальное – лишь медленный перевод.
Улисс Драго[10] «Вавилонское столпотворение»IX
На нижнем этаже располагались различные помещения, предназначенные для многочисленной прислуги, хотя отелю еще ни разу не удалось набрать полный штат. В одну из этих комнат, № 77, отнесли завернутое в покрывало тело Валнера и уложили его на непокрытый тюфяк. Пусть и мимолетно, но мне удалось рассмотреть убогую комнатушку, едва освещенную слабой лампочкой: голые стены, слишком крупный для узкого ложа труп, с упавшей на пол рукой, с которой стекала струйка воды.
Появился одетый в костюм и при галстуке администратор гостиницы по имени Рауач – его я до сих пор не встречал, – демонстрируя всем своим видом отчаяние и одновременно решимость навести порядок. Он прибежал в отель на ночь глядя, чтобы отдать необходимые распоряжения и утвердить свою невиновность.
– Гостиница не несет никакой ответственности. Все прибывшие были предупреждены об опасности в случае перехода в недостроенное здание.
Двое полицейских прибыли на джипе: комиссар Порто-Сфинкса, Гимар, и медлительный толстый сержант. Сержанту поручили сделать фотографии до начала осмотра мокрого тела. Я наблюдал за ним; сразу было понятно, что он не привык обращаться с трупами. Он несколько раз сфотографировал тело, стараясь держаться от него как можно дальше.
– Подойди ближе, парень, – приказал Гимар тихим голосом. – Мне нужен труп, а не пейзаж.
Мы все, приглашенные на конгресс и ставшие зрителями этой драмы, собрались в баре, тогда как все остальные – комиссар, Рауач, врач, которого разбудили среди ночи, чтобы выписать свидетельство о смерти, – были ее действующими лицами. Осознавая свою роль, они разговаривали слишком громко, но при этом старались сохранить конфиденциальность, прибегая к специфическим выражениям и недомолвкам. Мы следили за каждым их шагом, стараясь разобраться в этих обрывках бессвязной информации.
– Мне нужен список фамилий и номеров, занятых приезжими, – сказал комиссар консьержу. – Кто нашел труп?
Химена уснула в одном из кресел в холле. Чтобы привести ее в чувство, ее отпаивали коньяком, но явно переборщили с дозой.
Анна разбудила ее, встряхнув сперва осторожно, а потом достаточно энергично. Хи хна взглянула на комиссара и фамильярно с ним поздоровалась. Он спросил о ее дяде, о матери и о каких-то других родственниках и, покончив с семьей, о мертвеце.
– Я искала Валнера повсюду.
– Зачем ты его искала?
– Мне поручили подготовить репортаж о конгрессе. Консьерж мне сказал, что он видел, как Валнер поднялся по лестнице. Я постучалась к нему в номер, но там никого не было. Я услышала шаги по лестнице, выглянула в дверной проем и увидела мужчину, который поднимался вверх. Мне показалось, что это был Валнер в своей голубой куртке. Он поднялся на пятый этаж.
– Там никто не живет. Номера для постояльцев – только до третьего этажа, – вмешался Рауач.
Комиссар с неудовольствием посмотрел на него.
– Я поднялась на верхний этаж. Поискала в коридоре, но его нигде не было. Меня отвлек шум, стук открытого окна. Потом я услышала его голос и подумала, что он меня увидел и зовет. Голос доносился сверху.
– На каком языке?
– Это не были ни английский, ни французский, ни какой-то другой знакомый мне язык.
– А не было слышно никакого другого голоса?
– Нет. Я пошла на его голос и увидела открытую дверь, ведущую в разрушенную часть гостиницы.
– Она не разрушена, – вмешался Рауач. – Она недостроена.
– Я поднялась на террасу. Но еще до того, как я вошла, я услышала звук удара. Я побежала по террасе, выглянула через решетку потолка и увидела внизу Валнера.
– Ты не слышала его крик, когда он падал?
– Я не слышала ничего.
– Еще кто-нибудь был на террасе?
Взволнованная девушка отрицательно покачала головой. Кун приблизился к группе.
– Комиссар, я хочу, чтобы вы знали, что с Валнером никто не враждовал. Мне бы очень не хотелось, чтобы подозрение пало на кого-нибудь из моих гостей.
– До понедельника судьи не будет. И пока он не даст соответствующего разрешения, никто не может покинуть Порто-Сфинкс.
– Даже иностранцы?
– Иностранцы – в первую очередь. – Комиссар приблизился к Куну. – Валнер разговаривал на языке, который девушке не знаком. С кем он мог разговаривать? Есть здесь немцы или русские?
– Нет. Одна итальянка, двое французов, один американец… Но они все говорят на испанском. Возможно, что Валнер разговаривал сам с собой.
– На чужом языке?
Кун рассказал ему об одержимости Валнера идеей о языках небожителей. Он начал было объяснять подробнее, но комиссар прервал его:
– В своем выступлении он произнес хотя бы одно слово на этом языке?
– Заклинание, как стать невидимкой, и еще одно – как вернуться в прежнее состояние.
– И он вернулся? – спросил комиссар. – Или стал невидимкой?
– Я могу дать вам стенограмму конференции, – сказал Кун с недовольным видом.
– Ее заберет судья, чтобы с ней ознакомиться, Жалко, что девушка так и не определила, что это был за язык, на котором говорил Валнер, прежде чем прыгнул… или лучше: прежде чем ангелы ему сказали, чтобы он прыгнул в пустоту. В прошлом году, в начале зимы, хозяин одного маленького отеля – рядом с портом – убил свою жену молотком, который купил в тот же день. Он утверждал, что ему приказали ее убить – голос из печки. Меня больше всего поразило, что у него в доме было много инструментов, в частности – множество молотков, но голос ему приказал, чтобы он специально купил самый большой и самый дорогой молоток.
Гимар надел пальто.
– Вы уходите, комиссар?
– А кто-нибудь тут торопится меня спровадить? Рауач, вы хотите, чтобы я ушел? Я уйду, но сначала я пройдусь по пятому этажу.
– Я тоже ухожу, комиссар, – сказал врач.
– Что вы напишете в свидетельстве?
– Он погиб от удара в результате падения. Нет никаких ранений или следов нанесенных ему ударов.
– Если я встречу кого-нибудь из его близких, что мне им сказать? – спросил Кун.
– Ему сделают вскрытие в городе и, конечно, потребуется несколько дней, прежде чем тело вернут родным, – ответил Гимар. – Это не в моей компетенции.
В два часа ночи Гимар и второй полицейский уехали, а мы собрались на легкий ужин. Все старались делать вид, что смерть Валнера лишила нас аппетита. Мы начали с холодной телятины, разрезанной на маленькие куски, и быстро разделались со всем остальным.
Перед десертом Кун поднялся.
– Несмотря на то потрясение, которое мы все испытали из-за этого несчастного случая, я предлагаю продолжить работу конгресса в соответствии с принятым распорядком. Поскольку мы ляжем спать очень поздно, завтра мы можем начать в десять вместо девяти.
Рядом со мной сидел Васкес. Он был знаком с Валнером очень давно. Он начал рассказывать меланхоличным тоном о конференции по эсперанто, которую Валнер организовал в шестидесятые годы. Одна анекдотическая история сменила другую, меланхоличность исчезла, и через полчаса мы уже вовсю хохотали и заказали еще несколько бутылок вина.
Кун с недовольным видом попросил соблюдать приличия. Васкес, немного пристыженный, направился нетвердой походкой к себе в номер. Его место заняла Анна. Она наполнила два бокала остававшимся на столе белым вином.
– С днем рождения, – сказала она, слегка чокнувшись со мной. – Полночь уже наступила.
– А я и забыл.
– Какой был первый подарок, который я тебе подарила?
– Я не помню.
– Коробочка красок, которыми ты никогда не воспользовался. А последний?
Это я помнил. Авторучка, которой я написал ей столько оставшихся без ответа писем.
– Тоже не помню.
Я проводил ее до двери номера. Прощаясь, она повисла у меня на шее и замерла так на пару секунд. На мгновение я закрыл глаза, а когда я открыл их вновь, ее уже не было.
