Марина Воронцова - Принцесса огорошена
– Алло? – ответил мне сонный голос.
– Коля, – тихо проговорила я. – Если ты еще хоть раз еще хоть в одно средство массовой информации обратишься без моего ведома, я тебя уволю. Ясно?
– Сашка! Не заводись! – воскликнул помощник. – Скандалы – основа популярности. Если бы Мадонна реагировала на все, что о ней пишут, как ты на этот дурацкий репортаж, о ней бы вообще никто никогда не узнал! Еще парочка…
– Еще хоть один – и мы больше незнакомы! – проорав это в трубку, я отсоединилась.
Первым моим желанием было подать на проклятую стерву Попенхайен в суд, но логика подсказывала, что она этого только и ждет. Начнет вопить по всем каналам про попирательство независимой журналистки "дорвавшейся до денег домохозяйкой". Похоже, со мной приключился тот самый случай, на который у народа имеется мудрость: "Не тронь… чтоб не воняло".
– Тоже, наверное, про Мадонну начиталась, – проворчала я себе под нос и вытащила из холодильника коробку мороженого, пломбир "Баскин Роббинс", – лучшее успокоительное на свете.
Поглазев новости и слопав килограмм высококалорийного продукта, я успокоилась настолько, что меня потянуло в сон. Чтобы окончательно забыться, лежа в постели, я открыла красивое глянцевое издание на хорошей бумаге: "Частный сыск: история и практические советы профессионалов". Очень "снотворная" книжка. Вступление оптимистическое: "Частным детективом нельзя стать – им надо родиться"… Что-то не припомню младенцев, родившихся с лицензией в руках. Дальше: "Если вы вдруг возомнили, что можете раскрывать преступления, – это абсолютно ничего не значит". Для тех, кто стерпел первые два абзаца, поощрение: "Но наш учебник поможет вам продвинуться на этом поприще". Совет номер один гласил: "Никогда не беритесь за дело, которого не можете раскрыть". "Резонно", – заметила я и, не в силах более справляться с зевотой, выключила свет.
Перед сном мелькнула мысль, что наш случай простой и особого умения не требует. Надо будет завтра созвониться с Владимиром Самойловичем – это знакомый психотерапевт, занимается семейными консультациями. Дело Корсаковых, скорее всего, завершится у него в кабинете… В этой связи перед сном на меня нахлынули мрачные воспоминания. Все мои свекрови были исчадиями ада. Просто в голове не умещалось, как у сына могут оставаться хоть какие-то теплые чувства но отношению к ним? Во-первых, все они пребывали в уверенности, что сын должен сделать так, чтобы они ни в чем себе не отказывали. Во-вторых, меня они ненавидели со страшной силой и постоянно твердили, что я пользуюсь плодами их "труда и мучений". В-третьих, они имели дурацкую привычку сравнивать себя со мной, причем, естественно, сравнение всегда выходило не в мою пользу. В-четвертых, все негативные поступки сына приписывались моему дурному влиянию, а все достижения автоматически причислялись к заслугам их воспитания. Всех превзошла Инесса Михайловна, мать третьего гражданского мужа Вадима Соколова, ныне известного политтехнолога.
Инесса Михайловна, как женщина интеллигентная, вызвала меня в ресторан. Под французское вино и фламандское жаркое на углях она долго и пространно рассказывала мне о Зигмунде Фрейде. Разговор плавно перетек на детство Вадима. Инесса Михайловна, закатив глаза, вспоминала, как Вадечка прижимался к ее ногам и клал голову ей на грудь. Поскольку я врач, то кое-что об Эдиповом комплексе знаю[2]. Мне стало интересно: она мне сейчас прямо скажет, что сын ее всегда любил и будет любить, причем, как бы это сказать, не очень сыновней любовью, или все-таки дело ограничится туманными намеками?
– Я понимаю, почему Вадим из всех своих женщин выбрал именно вас, – подошла наконец мадам Соколова к сути. – Мы с вами так похожи…
У меня глоток воды застрял в горле. Поперхнувшись и закашлявшись, я лихорадочно стала соображать, какое такое сходство имеется между мной и Инессой Михайловной? Я – высоченная, костлявая "шпала" ста восьмидесяти трех сантиметров с прямым носом, тонкими губами и четко очерченными скулами. Инесса Михайловна – пышнотелая брюнетка, сто пятьдесят семь с каблуками, обладательница пикантных усиков над толстой верхней губой. Я – врач-реаниматолог, а Инесса Михайловна – журналистка, пишущая на эзотерические темы. Я "горячая эстонская девчонка", а она жгучая по-лумолдаванка-полуказачка.
– Ну да, обе мы, конечно, женщины… – заметила я вполголоса.
– Вы меня не совсем правильно поняли, – возразила Инесса Михайловна. – Дело в том, что я не обычная мать. Я – фаллическая мать. И Вадим бессознательно выбрал доминантную женщину, подобную мне. И это лишний раз доказывает, что мой сын на самом деле – латентный гомосексуалист.
Инесса Михайловна несколько секунд смотрела на меня в упор, оценивая произведенный ею эффект. Не буду скрывать – эффект был велик. После этой памятной встречи я перестала упрекать Вадима Соколова в "черствости и неблагодарности", когда он под любыми предлогами отказывался звонить своей "фаллической матери".
НАВОДЯЩИЕ ДОПРОСЫ
Следующий день не задался с самого утра. Во-первых, меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Некто Федор Никанорович принялся долго и цветисто извиняться, что машина за мебелью прибудет на час позже, чем мы якобы договорились. Не в состоянии спросонья объяснять, что он ошибся, я сонным голосом пробурчала:
– Хорошо.
И повесила трубку. Совесть позорно проспала этот факт. Неизвестные, ни в чем не повинные люди целый час прождут машину Федора Никаноровича, что должна приехать за их мебелью… Но спасти законные полчаса до запланированного подъема мне все равно не удалось. Позвонил Николай Иванович с гениальным утренним вопросом:
– Сашка, я тебя не разбудил?
– Опоздал, – осознав неотвратимость подъема, я медленно села.
– Ты что больше любишь – золото или серебро?
Минуту я соображала, почему Николай Иванович задает подобные вопросы в половине восьмого утра, потом махнула рукой:
– Какая разница!
– Разница в три пятьдесят, – последовал загадочный ответ.
– Понятно, – озадачилась я.
– Что тебе понятно-то?! – вспылил Николай Иванович. – Я на твоем месте ни хрена бы не понял!
Решив, что младший детектив решает, какой из имеющихся у него жутких галстуков надеть, я отмахнулась.
– Поступай, как знаешь.
– Вечно от тебя ничего не добьешься, – обиделся помощник и положил трубку.
В довершение всего я опрокинула чашку кофе на махровый халат, облилась вареньем и наступила в кошачий туалет.
Корсакова позвонила около девяти, коротко сообщив адрес.
– Во сколько будете, тетенька? Олежек вот спрашивает, – стрекотала она, явно разыгрывая спектакль перед мужем.
– После трех, – ответила я. Перед тем как ехать к Ольге, нужно успеть в "Глаза и уши". Это магазинчик, торгующий специальным оборудованием для частных детективов, охранных структур и просто любопытных граждан.
Стараясь с пользой распорядиться временем в дороге, я старательно репетировала свое появление в доме Корсаковых.
– "Олечка! Как ты выросла!.." Кхм, нет, не так. "Олечка! Сколько лет, сколько зим!.." Нет, тоже не подходит…
По ходу репетиции возникла масса вопросов. Во-первых, тетка Ольги Корсаковой должна, по всей видимости, явиться из тундры, куда ее забросили в младенчестве геологи. Иначе как объяснить тот факт, что "тетушка" абсолютно ничего не знает ни о своей племяннице, ни о ее родителях. Хотя о родителях я кое-что знаю. Может, сразу войти и передать ей привет от папы? Сказать, что он ее обыскался? А вдруг – все же случилась ошибка? "На худой конец, прикинусь немой!" – разозлилась я и стукнула руками по рулевому колесу.
Вскоре мысль о разыгрывании немоты перестала мне казаться такой уж сумасбродной. А если прикинуться глухонемой, то можно рассчитывать, что домашние будут откровенны и в моем присутствии. Подумав еще минуту, я набрала мобильный Корсаковой.
– Алло? – спросила на всякий случай шепотом. – Ольга! Говорить можете?
– Да, – точно таким же шепотом последовал ответ.
– Слушайте, я тут, знаете, подумала… Может быть, мы скажем, что я глухонемая?
В ответ раздалось напряженное сопение.
– Зачем? – раздраженно выдала Корсакова.
– Спрашивать ни о чем не будут, и разговоры опять же слушать удобнее…
– Александра Александровна, я вас убедительно прошу ничего такого не предпринимать, – перешла на официальный тон Ольга. – Приедете, я уже своим рассказала, что вы работали в поликлинике, так что ваша глухонемота будет неуместна. Жду после трех.
И отключилась.
– Ну и пожалуйста, – рассердилась я. – Спросят что-нибудь про то, как Олечка была маленькой, – я им такое выдам!
"Глаза и уши" явно пользовались любовью потребителей. Сразу после открытия внутри было полно народу. Взмыленные продавцы в полосатых жилетках носились туда-сюда с коробочками, проводками, квитанциями.
