Сергей Ермаков - Подмена
— А? — спросил Слива, повернувшись к Жупелу, якобы и не расслышал, что тот спросил, а для достоверности поковырял полотенцем в ухе, типа, вода попала, бурчит.
— Хер на, — ответил поговоркой Жупел на его «А?», — где «бабло»?
— Дык, в натуре, Жупел, я же сказал вчера, что бабки будут на днях, — ответил Слива, продолжая тереть правую щеку своим вафельным полотенцем, — мне с воли кореша должны передать сегодня — завтра…
— Кончай, баклан, кружева плести, — угрожающе надвигаясь, процедил сквозь зубы Жупел, — мы «пробили» по воле и «выстригли», что нет у тебя на воле никакого спонсора, чтобы тебе, чмырю, полторы тонны баксов за просто так «отстегнул». У тебя на воле только долги, гнида ты, фуфлогонская!
Невольно отступая назад от брызжущего слюной и эмоциями Жупела, Слива попал в железные объятия Дохлого, который моментально сдавил его, как медведь обезьянку. Жупел в это время быстрым движением кисти руки вооружился длинным лезвием и приставил нож к нервно пульсирующему горлу Сливы.
— Бля буду, Жупел, — прохрипел Слива, косясь на нож, — завтра к вечеру деньги будут, мне должны привезти. Мамой клянусь! Не надо резать!
— Завтра ты, сука, должен будешь уже не полторы тонны, а две, понял? — истерично взвизгнул разнервничавшийся Жупел. — Две тонны баксов с тебя, ты понял, ты, клоун зачухованный? Если, сука, завтра в это же время ты, дундук, не отдашь мне две тонны баксов, то, бля буду, шоментом переедешь в петушиный угол!!! Всосал, баклан?
— Да-да, Жупел, — осторожно кивая, чтобы не порезаться, сдавленно ответил Слива.
— И запомни, сука, я не Минздрав, два раза предупреждать не буду, — добавил напоследок Жупел, убирая нож в карман.
Дохлый с силой оттолкнул Сливу от себя, он отлетел, поскользнулся на склизком кафеле и растянулся во весь рост в лужах грязной воды, натасканной сюда с улицы сапогами заключенных. Жупел небрежно перешагнул через него и вышел из умывальника вслед за Дохлым. Слива медленно поднялся, отряхиваясь и подошел к зеркалу.
— Сука, порезал ведь меня, — сказал он громко, разглядывая на шее небольшой шрам от ножа из которого сочилась кровь.
За спиной Сливы появился маленького роста зек по кличке Моча, который отбывал срок за мелкую кражу оттого и с нескрываемым уважением относился к Сливе, сидящему за вооруженный грабеж.
— Чего, в натуре, делать будешь? — спросил Моча.
— А че, бля? — с вызовом отозвался Слива, наслюнявливая палец и протирая им ранку.
— Ну деньги-то где возьмешь? Блатные ведь просто так не слезут!
— Да пошли они… — негромко пробурчал Слива с деланным безразличием. — Срать я на них хотел и на их угрозы!
— На хрена ты, Слива, вообще с шулерами в буру подвизался играть? — участливо спросил Моча, разглядывая в зеркале свои пожелтевшие зубы. — У них же весь бой крапленый.
— Хер ли теперь охать и ахать? — с вызовом спросил Слива. — Думать надо где «бабки» достать.
— Для тебя теперь самое то — загреметь в одиночку, — посоветовал Моча, — оттуда тебя никто не достанет какое-то время. Пока суть да дело, с воли тебе и «подогрев» подтянется.
— Некому, Моча, меня с воли «подогреть», — ответил Слива, — нету у меня столько бабок и взять негде.
— Ты ж говорил, что завтра отдашь все бабки, которые должен, — удивился Моча.
— Это я им сказал, чтобы они отвязались от меня до завтра.
— Ну так, бля, а завтра-то что? — недоумевал Моча. — Завтра-то они снова придут!
— Завтра будет завтра, — ответил Слива, — а сегодня я хочу спать.
И он демонстративно зевнул и с хрустом потянулся.
— Ну, ты, Слива, змей каленый, — покачал головой Моча, что означало в его устах признак глубокого уважения.
Как-никак, человека стопудово завтра или на перо посадят, или, что хуже, отпетушат, а он не кипишится, не бегает, не суетится, а спокойно гонит фуфло блатным, кормит завтраками. И ведь, что удивительно, сейчас пойдет в отряд, рухнет на шконку и через минуту захрапит. Так думал мелкий уголовник Моча, на которого если бы Жупел цыкнул, он бы полночи трясся и ворочался с боку на бок. Хорошо что ему через месяц на свободу — срок кончается и для него весь этот кошмар кончится. А для Сливы кончиться, судя по всему, еще скорее. Только Моча сам из ворот выйдет, а Сливу вывезут ногами вперед.
Назавтра прямо с утра Сливу вызвали на свиданку.
— Что еще за хрен? — недоумевал Слива, собираясь на своих нарах.
Ему и в голову не приходило кто мог к нему приехать. Наконец, в отряд зашел надзиратель и окликнул его:
— Заключенный Сливянский, давай на выход!
Слива накинул робу и пошел закинув руки за спину впереди вертухая по длинному коридору. Когда он вошел в комнату для свиданий, то увидел, что его ждет какой-то незнакомый мужик. Рассудив по импозантному цвету костюма и отливающему многодолларовым блеском галстуку, что это адвокат Слива стал гадать — чего же нужно от него этому прощелыге? Мужик тоже минуты три с интересом рассматривал Сливу, тот уже обматерил его всеми известными матами, но внешне это ни в чем не выражалось.
— Извините, — наконец-то опомнился визитер, вскочил со своего места, шлепая кожаными, явно из дорогого бутика, туфлями, — присаживайтесь.
Он сам пододвинул Сливе стул и тот сел вальяжно, как король, закинув ногу на ногу.
«Че-то надо от меня, — подумал Слива, — суетится, как воробей в навозе. Что ж послушаем что он мне скажет».
— Меня зовут Антон Сергеевич, — представился мужчина.
«Большое дело, — с мысленной усмешкой подумал Слива, — меня тоже зовут Антон Сергеевич и что из этого?».
— М-м, — сказал мужчина, — у меня к вам есть несколько вопросов…
— А вы че прокурор, чтобы вопросы мне задавать? — спросил Слива, скрещивая руки на груди.
— Я? — переспросил Антон Сергеевич. — Нет, я не прокурор, я ваш… так скажем… дальний родственник.
— Родственник? — усмехнулся Слива. — Я всех своих родственников знаю.
— Не всех, — уверенно сказал Антон Сергеевич.
Своим безапелляционным тоном он убедил Сливу, что тот кое в чем заблуждается.
— Тогда, может быть, покурим, родственник? — предложил Слива.
Антон Сергеевич без слов вытащил из кармана пачку сигарет «Marlboro» и протянул Сливе.
— Я возьму парочку? — осведомился Слива.
Антон Сергеевич без слов отдал ему всю пачку.
«Ничего, — подумал Слива, — я тоже когда-то курил «Marlboro» и ботинки такие же точно носил. Это сейчас я в керзачах и рад «Беломору». Так что не очень-то тут понтуйся, Антон Сергеевич. От тюрьмы, да от сумы не заречешься».
Но Антон Сергеевич и не думал понтоваться. Казалось, он был чем-то взволнован и не знал как начать разговор. Слива достал сигаретку и затянулся ароматным дымком, не обращая внимания на Антона Сергеевича, который нервно постукивал пальцами по крышке стола.
— Слушай, родственник, — напрямую спросил Слива, — у тебя не будет взаймы пары тысяч долларов? Я освобожусь, отработаю и тебе отдам.
— Что? — рассеянно переспросил Антон Сергеевич.
«Вот гнида, — подумал Слива, — у самого ботинки по штуке каждый, а делает вид, что не слышит».
— Вам что — деньги нужны? — уточнил Антон Сергеевич, обрывок фразы, который сумел услышать, витая в собственных мыслях.
— Ну дак, — рассеянно пожал плечами Слива.
— А зачем такие деньги в тюрьме? — спросил Антон Сергеевич. — Вас же здесь всем снабжают, кормят. Проблемы какие-то?
— Ну ладно, родственник, — с презрением ответил Слива, затушивая окурок о подошву сапога, — не хочешь помочь мне, не нужно. Только не делай вид, что не слышишь. Короче, что тебе надо? Только давай побыстрее выкладывай, а то я на обед опоздаю.
— Вы родились в семье Сливянских 17 сентября 1970 года в привилегированном роддоме для партийной элиты, так? — спросил Антон Сергеевич.
— Ну родился и что из этого, — ответил Слива, — у меня что дядя миллионер в Америке нашелся?
— Нет, пока не нашелся, — помотал головой Антон, — дело в другом.
— В чем же? — без интереса спросил Слива.
— История эта, — начал говорить Антон Сергеевич, — она, возможно, покажется неправдоподобной и странной, но все на самом деле обстоит именно так, как я хочу вам рассказать.
— Ну чего ты порожняк гонишь? — спросил Слива, доставая вторую сигарету и решив, что к родственнику можно обращаться и на «ты». — Давай короче и по существу.
— Короче и по существу дело обстоит так, что на самом деле в семье Сливянских 17 сентября 1970 года в привилегированном роддоме для партийной элиты родился я, — сказал Антон Сергеевич, — а ваша мама работала в этом роддоме уборщицей…
Слива вытаращил глаза на визитера и, казалось, что даже дым из его рта застыл, как айсберг около его носа.
— Ты чего мне тут гонишь, мужик? — возмутился Слива. — Я свою маму хорошо знаю и она никогда в своей жизни не работала никакой уборщицей. Она даже дома никогда не убиралась, у нас всегда была домработница.
