Николай Почивалин - Выстрел на окраине
— А что такое?
— Письмо он раз с дороги прислал. Наверно, здесь, в Заломовске, с поезда и бросил.
— Сохранилось?
— Да, стала как-то перебирать все, смотрю — письмо. Сейчас покажу.
Уразова достала с этажерки помятый конверт, подала Бухалову.
Штемпель на конверте действительно был местный, отчетливо можно было прочесть дату: 13 мая 1947 года. На страничке, вырванной из блокнота, карандашом было написано:
«Катя, здравствуй!
Пишу с дороги, сейчас проедем Заломовск, и брошу письмо. Еду с одним капитаном в командировку. Остановиться не могу. Скоро обещают освободить, тогда приеду за вами. Обо мне не беспокойся. Поцелуй за меня Оленьку.
Твой Максим».Почерк был торопливый, ломаный — похоже, что человек писал на ходу, наспех.
— Вот какой занятой! — кивнула Уразова. — С поезда до поезда остановиться не мог!
— Вы мне разрешите взять письмо?
— Берите, конечно.
— Ну, что же, Дарья Анисимовна, — поднялся Бухалов. — Спасибо за помощь.
Уразова проворно встала.
— Может, чаю попьете? Вы же есть, наверно, хотите?
— Нет-нет, спасибо, — энергично запротестовал капитан. — Мне еще кое-куда зайти надо. Да, вот еще что, Дарья Анисимович: если понадобится, вы сможете к нам приехать?
— Конечно.
— Ну, и отлично.
Бухалов надел шапку, протянул руку за шинелью и смущенно покраснел: оборванная вешалка была пришита и прочно держала синюю, с красной окантовкой, шинель на крючке.
— Зря от чаю отказываетесь, — улыбалась Уразова.
— Спасибо вам! — вложив в благодарность двойной смысл, кивнул Бухалов.
Хлопнула дверь, в теплую комнату вплыло белое холодное облачко.
Полковник стоял с Бухаловым у окна и, короткими кивками отвечая на приветствия входящих офицеров, укоризненно говорил:
— Вы, Сергей Петрович, могли бы и не приходить. С Лебедем вопрос решен. Я же вам вчера еще сказал.
Бухалов огорченно махнул рукой.
— Как это все не вовремя!
— А разве болезнь когда-нибудь вовремя? — Глаза полковника заголубели и тут же, пригасив улыбку, озабоченно остановились на осунувшемся лице капитана. — Температура как?
— Держится, — коротко вздохнул Бухалов.
— Кто лечит?
— Мартынцева.
— Знаю, хороший врач. Сашку моего лечила. Да, Сергей Петрович, может, что нужно? Машину, еще что... С деньгами как?
— Нет-нет, пока ничего не надо.
— Ох, и церемонный же вы!
Торопливо с коричневой папкой под мышкой вошел майор Чугаев, в кабинете запахло одеколоном.
— Прошу извинить, на три минуты опоздал.
— Все собрались? — Проходя за стол, полковник быстро оглядел собравшихся, качнул коротко остриженной головой. — Давайте, Яков Васильевич.
Чугаев раскрыл папку, крепко потер розовый после недавнего бритья подбородок.
— Суть дела, по-моему, излагать не стоит. Мы с Бухаловым начинали, капитан Лебедь и лейтенант Меженцев подробно проинформированы...
— Да, конечно, — подтвердил полковник.
— Начну тогда с немногого, что удалось выяснить.
Майор скользнул взглядом по лежащей перед ним раскрытой папке и, словно этого для него было достаточно, заговорил деловито и собранно.
— Ответы получены на все запросы. Управление гражданского воздушного флота сообщило, что Гречко в кадрах не числится. Ответ Иркутского аэропорта: техник Гречко самовольно оставил работу в ноябре 1951 года — иными словами, до того, как приехал за женой. Черниговская милиция сообщила, что родители Гречко местонахождения сына Максима Гречко не знают, но дали адрес его старшего брата, проживающего в Ленинграде. По нашему телеграфному запросу ленинградская милиция установила через Архипа Гречко, что его брат Максим живет в Уфе, работает на механическом заводе. Старший Гречко никаких подозрений не вызывает. Член партии, мастер электролампового завода. Последний раз встречался с братом у родителей перед войной. Переписываются редко. В декабре прошлого года Максим Гречко просил брата прислать денег, жаловался, что плохо живет. Брат выслал пятьсот рублей.
— Сообщение из Уфы? — спросил полковник.
— Уфа подтвердила, что Гречко работает на заводе, дала точный адрес. Важная деталь...
Внимательно слушая доклад Чугаева, полковник по привычке оглядывал сидящих перед ним офицеров и каждый раз незаметно задерживал сочувственный взгляд на усталом лице капитана Бухалова. Умница, талантливый работник, а как человеку не везет! Год назад умерла жена, теперь сын слег... Стареет мужик, залысины все выше ползут, а на пять лет моложе...
— Важная деталь, — продолжал меж тем майор. — Гречко проживает с женой Анной Георгиевной Утиной. Вторая версия, таким образом, о том, что Гречко бросил дочь по сговору с Екатериной Уразовой и продолжает жить с ней, отпадает...
— В нее почти никто не верил, — закрыв лицо рукой, негромко добавил Бухалов.
Офицеры и полковник заулыбались: деликатнейший во всех случаях жизни капитан, стоило ему уверовать в свою версию, становился на редкость нетерпимым ко всем другим. На этой почве обычно и происходили в уголовном розыске веселые препирательства, не выходившие, однако, за пределы шуток. Более того, в какой-то степени такие столкновения различных взглядов способствовали установлению истины.
— Верно, в нее никто не верил с самого начала! — охотно подтвердил Чугаев. — В том числе и автор этой отпавшей версии... Остается первая, основная, версия: Гречко, чтобы отделаться от алиментов, убил Уразову, а затем бросил дочь, рассчитывая, что в таком возрасте она ничего не расскажет.
— Давайте план мероприятий, — кивнул полковник.
— В Уфу выезжают капитан Лебедь и лейтенант Meженцев. — Узкие черные глаза Чугаева поочередно оглядели обоих офицеров. — Вместе с ними едет Уразова. На тот случай, если Гречко будет отпираться.
— Уразова приехала?
— Должна быть с дневным, звонила.
— Так, дальше.
— Санкция на арест получена — по совокупности статей 158 и 156[1]: неуплата алиментов и оставление в беспомощном состоянии.
— Понятно. — Голубые глаза полковника мельком остановились на молодом чернобровом лице Горы Меженцева, изучающе и требовательно задержались на Лебеде. — Задача ясна?
Лейтенант Меженцев с трудом подавил желание выскочить с ответом и промолчал: спрашивали старшего.
Сорокалетний крепыш со спокойными собранными движениями четко поднялся, уверенно встретил пристальный взгляд.
— Так точно, товарищ полковник!
— Хорошо, садитесь. Какие вопросы?
— Пожелание. — Капитан Бухалов отнял от лица руку, и стало ясно, что он, обеспокоенный семейными делами, не упустил ни одного слова из доклада. — Обыск на квартире Гречко нужно провести одновременно с задержанием.
— Ясно, — кивнул Лебедь.
— Товарищ майор, — заглянул в кабинет дежурный, — к вам гражданка Уразова из Заломовска...
— Сейчас иду, — кивнул Чугаев.
— Ну что ж, товарищи...
Полковник поднялся, сухощавый, подтянутый, в тонком синем кителе с университетским ромбиком, сухо пристукнул по столу костяшками пальцев.
— Все как будто в порядке. Помните: действовать в контакте с уфимскими товарищами, смотреть по обстановке. Все.
Офицеры вышли. Полковник, потирая коротко остриженные, тронутые сединой виски, прошелся по кабинету, что-то вспомнил, поднял телефонную трубку.
— Леля, ты?.. Слушай, у нас остались апельсины?.. Сходи, пожалуйста, в санчасть. У Бухалова сынишка лежит, воспаление легких... Пожалуйста...
Уфа встретила приезжих веселым звоном трамваев, скатывающихся откуда-то с гор, и радужными мартовскими лужицами. Впрочем, никто из них толком разглядеть шумный пестрый город, залитый первым весенним солнцем, и не успел. Для капитана Лебедя и лейтенанта Меженцева сутки пролетели в работе, для Уразовой — в нервном напряжении.
И вот первая встреча.
Гречко неторопливо положил на вешалку шапку, снял калоши, на секунду замешкался, размышляя, снять ли и шинель, и ограничился тем, что лишь расстегнул ее. Шинель на нем была черная, с форменными пуговицами, сохранившаяся, должно быть, с тех пор, когда он служил в гражданской авиации. «Считает, что ненадолго», — отметил про себя капитан Лебедь, переглядываясь с черноволосым лейтенантом-башкиром.
Как и на фотографии, Гречко был острижен под машинку. Костистый, изрезанный продольными морщинами лоб казался от этого еще больше. Острый подбородок был покрыт седоватой щетинкой.
Гречко сел. Его серые широко расставленные глаза спокойно встретили внимательный взгляд капитана милиции.
— Гречко, Максим Михайлович?
— Так точно.
Резво, словно наверстывая за долгое молчание, зазвонил телефон. Лейтенант-башкир проворно передал трубку Лебедю.
— Да. — Капитан плотно прижал трубку к уху. Он давно уже ждал этого звонка.
— Товарищ капитан, докладывает Меженцев. — Провода четко доносили молодой, звучный голос лейтенанта. — Обыск ничего существенного не дал. Никаких вещественных улик. Самое интересное: с Утиной Гречко зарегистрирован с сентября сорок первого года, когда он тут в госпитале лежал...
